То Хоай - Западный край. Рассказы. Сказки

Но сегодня он шел в лес вовсе не за хворостом. Сегодня он направлялся к дальнему лесу, что за Надангом; там, на горе у границы, собрались люди из разных мест. Он должен увести их всех в Лаос. Раз уж они не смогли бесплотными духами вознестись навстречу государю, надо идти к нему в Лаос. И сейчас они ждут не дождутся государева посланца.

Каждый шаг давался Ниа с трудом, ноги будто прирастали к земле, а на сердце легла тяжесть.

— Ты опять собрался за хворостом? — спросила его перед уходом мать. В вопросе этом ему почудилось недоверие. Он взглянул на мать, и сердце его стиснула жалость. Ему захотелось упасть на пол прямо здесь, в срединном покое — священном месте в доме мео, где положено лежать только умершим. Ему захотелось упасть ниц и закричать в голос: «Матушка! Я ухожу из дома. Когда-то пришлось мне уйти за купцом Цином, а нынче продался я святому отцу и должен слепо исполнить все, что он ни прикажет. Не знаю, смогу ли когда-нибудь снова вернуться домой! Всю жизнь я тосковал по родным местам, вернулся и вот ухожу опять…»

Но он не посмел броситься на пол. Не отважился вымолвить ни слова. Сколько раз хотел он заговорить, но так и не смог. Отчаяние и страх овладели им.

«…Может, одна только мать осталась мне родной. Ведь даже Финша, моя родина, отвергает меня. Да и мать уже не любит и не жалеет меня, как бывало. Я давно заметил это. Если она узнает всю правду, мне не избежать кары. Правда, коммунисты вовсе не зверствуют, как говорили янки, но стоит теперь мне сознаться: „Люди добрые, я по-прежнему работаю на американцев“, — не знаю, что они со мною сделают… Скорее всего, прикончат. И мать меня не спасет. О господи! Как же быть? Что, если мне открыться? Как тяжко…»

Святой отец всегда и везде незримо следовал за ним. Ниа неотступно думал о рации, спрятанной в лесу и о таблетках опия, к которым давно пристрастился.

«Сегодня, — сказал святой отец, — день славы божьей, ибо великое множество народа отреклось от коммунистов и уходит искать истинную свободу. Узнай же, сын мой: тысячи людей из других мест уже двинулись в путь. Да будет и над тобой благословение господне. Поторопись же, не медли, сын мой!..»

«Сколько народу уходит сегодня! — подумал Ниа. — Но тех, кто мне близок и дорог, меж нами не будет… Председатель Тоа. Мать с сестрой. Разве их уговоришь? Конечно, оттуда, из Лаоса, все выглядит легко и просто!..»

Ниа остановился и стал глядеть на Финша.

Почему-то вспомнились ему давным-давно собиравшиеся здесь торжища. Припомнил он и день, когда спустился с сестренкой на ярмарку. Он не понимал тогда, отчего люди ополчились против них и гнались за ними. Не понимал и злился. Но потом, уже на чужбине, побыв в услуженье у хозяев караванов и у англичанина, он понял: те, у кого деньги и власть, любят мучить и унижать других, а поняв это, опечалился и загрустил пуще прежнего.

«…Куда мне теперь податься? Все пути отрезаны. Остался один выход — смерть, только она сулит мне утешение и покой. Здесь, в земле Финша, лежат мои предки. Сколько лет я скитался, и сердце точила горькая дума, что после смерти тело мое сгниет на чужбине. Теперь хоть лягу в родную землю, рядом с предками. Вот оно, мое счастье…»

Ниа почувствовал облегчение, мысли его как будто бы прояснились.

И, поминутно спотыкаясь, он зашагал дальше, по-прежнему держась за хвост малорослого конька, тащившего его за собою.

Так миновал он ближний лес и пересек каменную гору. Стук дятла гулко отдавался меж невысокими скалами. Долетавшие откуда-то из дальних деревень собачий лай и перезвон бычьих колокольцев тонули в густом белесом тумане, не в силах нарушить стоящую вокруг тишину. Вдруг небо прояснилось. Горные склоны засверкали, вобрав в себя солнечный свет, и лес на склонах лощины — недавно еще черно-серый — сделался ярко-зеленым.

Конь остановился и, задрав голову, принялся общипывать с кустарника молодую листву. Ниа направился к зарослям. Он уселся рядом с конем на землю и просидел так довольно долго, ни разу не шелохнувшись. Потом он встал, подошел к скале и, цепляясь руками за неприметные выступы и щели, взобрался на вершину, точь-в-точь как ящерица на дерево. Там он выпрямился во весь рост и повернулся лицом к Финша.

Он долго стоял, глядя на знакомые горы, потом, как и в прошлый раз, спустился по противоположному склону.

Кхай, притаившийся на седловине горы, тотчас начал спускаться следом. Он решил взять диверсанта живым. В мгновение ока он очутился в лощине. Конь, хворост, топор — все было на месте, под деревом.

Кхай перелез через скалу — в том самом месте, где только что перебрался Ниа.

Каменный выступ нависал сверху, как оттопыренное слоновье ухо. Кхай осторожно заглянул в пещеру — внутри было темно. И вдруг он разглядел свисающие сверху босые ноги в заляпанных грязью черных штанах.

Тхао Ниа повесился в пещере.

Кхай перерезал веревку, привязанную к толстым корням фикуса, пересекавшим каменный свод. Потом опустил тело на землю, рванул ворот рубахи Ниа и стал делать ему искусственное дыхание.

Вскоре Ниа открыл глаза.

— Не надо!.. — закричал он. — Я не хочу жить! Я не достоин быть мео!.. Пристрели меня!.. Убей!..

Он закрыл глаза. По ввалившимся щекам его потекли слезы.

Тем временем люди, подоспевшие из Финша, ворвались в Наданг. Те, кто первыми поднялись в дом Панга, нашли привязанного к столбу Нгиа.

Его развязали.

Никогда раньше Нгиа и в голову не приходило, будто он может вот так угодить в руки врагов и что уцелеет лишь потому, что они сами не пожелают его убить. Событие это, оставившее у него глубокое чувство горечи, отражало, как он теперь понимал, некий разрыв между ним и живущими здесь людьми. Ведь он не раз и не два бывал в Наданге в то самое время, когда туда проникали враги, но ничего не знал о них. Пожалуй, сейчас, в мирные дни, ему не хватало в работе именно боевого запала, готовности встретить врага лицом к лицу, как это было когда-то, в войну. Не потому ли все и случилось?

Люди, освободившие Нгиа, шумно выражали свою радость, но сам он никак не мог отделаться от чувства стыда и горечи, и от волнения не в силах был вымолвить ни слова.

Впрочем, он скоро пришел в себя и тотчас принялся обсуждать с председателем Тоа дальнейший ход операции. Было решено послать группу партизан [82] После окончания войны в 1954 г. действовавшие в ряде районов ДРВ партизанские отряды существовали еще долгое время как подразделения народного ополчения (несли охрану дорог, складов и т. п.). вброд через реку, на вершину горы, чтобы они прочесали лес в той стороне, куда ушли вчера бандиты и где проходил кратчайший путь к границе.

Партизаны быстро обнаружили лощину, где люди столпились кольцом вокруг лежавших на земле духовидцев — те все еще надеялись вознестись на небо, навстречу государю.