То Хоай - Западный край. Рассказы. Сказки

А призывные звуки свирели по-прежнему переливались за стеной.

Вдруг откуда ни возьмись явился А Шы. Он стал собираться на гулянье: надел новую рубаху, повесил на шею еще два серебряных обруча и обвязал голову белой повязкой. Случалось, он гулял и неделю подряд. У него было намерение присмотреть и умыкнуть еще нескольких девушек себе в жены. Ми обычно не спрашивала его ни о чем. Вот и сейчас она, ни слова не сказав мужу, взяла в углу горшок с салом и добавила жиру на блюдце, где плавал горящий фитиль. В доме стало светлее.

Ми чудилось, будто в ушах у нее все еще звенит свирель. Она решила тоже пойти погулять и начала собираться: уложила волосы, сняла со стены цветастую юбку. А Шы, выходивший уже из дома, вдруг обернулся на пороге и с удивлением посмотрел на нее. Увидев в руках у нее нарядную юбку, он спросил:

— Да ты, никак, на гулянку собралась?

Ми ничего не ответила. Он тоже не стал ее больше спрашивать, молча схватил жену и связал ей поясом руки. Потом притащил целую корзину веревок и привязал Ми к столбу, подпиравшему крышу. Волосы ее, рассыпавшиеся по плечам, он скрутил жгутом и тоже обвязал вокруг столба, так что она и головы повернуть не могла. Затянув веревки, он повязался синим кушаком, погасил светильник и вышел, закрыв за собою дверь.

Ми молча стояла в темноте, словно не чувствуя, что она связана. Хмель еще не прошел, и ей казалось, будто она под звуки свирели гуляет вместе с веселой толпой.

Она рванулась было следом за песней, но резкая боль обожгла связанные руки и ноги. Ми не слышала больше свирели. Кругом было тихо, только в конюшне лошади иногда ударяли копытами в стену. Они отдыхали и жевали траву. Ми, сдерживая рыдания, подумала, что ей, в сущности, живется хуже, чем скотине.

Где-то вдали залаяли собаки. Должно быть, уже за полночь. В эту пору парни подходят к домам и стучат в стену, приглашая своих возлюбленных прогуляться по лесу. Ми перестала плакать. Сердце ее сжалось от волнения и тревоги.

Всю ночь простояла она у столба. Веревки врезались в тело. Но иногда боль отпускала Ми, и тогда ее снова, как волны, захлестывали воспоминания. По дому плыл тяжелый, хмельной дух. С улицы доносились звуки свирели и собачий лай. Временами Ми теряла сознание, потом снова приходила в себя. Наконец забрезжил рассвет, и она не заметила даже, как вокруг стало светло.

Когда Ми очнулась, весь просторный деревянный дом был залит светом. Стояла непривычная тишина. Не трещал огонь в очаге, на котором в эту пору обычно кипело варево для свиней. Дом словно вымер. Не поймешь, куда подевались другие жены А Шы и жены его брата и вообще все женщины, которых злая судьба привела в дом Па Ча… Может, они гуляют, а может, связаны, так же как Ми? У женщины, вышедшей за богача, здесь, в Хонгнгае, нет иного выбора, как бежать всю жизнь за хвостом мужниного коня. Ми вспомнила вдруг старую историю о том, как один из родичей Па Ча бросил дома связанную жену и гулял где-то три дня и три ночи, а на четвертый день нашел жену мертвой.

Ее охватил ужас. Она попыталась шевельнуться, словно проверяя, жива ли еще сама. Запястья, голова, ноги, прикрученные к столбу, болели так, словно их раздирали на части.

Вдруг снаружи послышался шум. И тотчас в дом ввалились люди, много людей. Ми услыхала, как Па Ча, сойдя с коня, приказывал слуге отвести его в конюшню. В дом приволокли не то свинью, не то связанного по рукам и ногам человека — что-то тяжелое рухнуло на пол, послышалось надсадное, прерывистое дыхание.

В комнату, покачиваясь, вошел А Шы. Одежда его была разодрана, запятнанная кровью белая головная повязка сползла на лоб. Он повалился на лежанку. Минуту спустя появился сам уездный начальник Па Ча, следом вошли его подручные, старосты и слуги — все, кто обычно сопровождал начальника; вместе с Па Ча они обжирались, пьянствовали и курили опий в его доме.

Они увидели Ми, привязанную к столбу, но, не обратив на нее внимания, столпились вокруг А Шы.

Па Ча, все еще сжимавший в руке хлыст, вышел за дверь. Ми закрыла глаза, не смея глядеть на людей. Вдруг ей послышалось, будто свекор кличет ее со двора.

Она приоткрыла веки и увидела входившую в комнату жену свояка, молодую еще женщину, сгорбившуюся от тяжких вьюков, которые ей приходилось таскать круглый год. Подойдя к столбу, женщина развязала Ми, и та, едва ослабли путы, стягивавшие ее ноги, повалилась на пол.

— Эй, Ми, — зашептала ей на ухо женщина, — пойдем-ка соберем целебные травы для твоего мужа!

Ми попыталась встать, но ноги не держали ее, ей пришлось обнять жену свояка за плечи. Так вдвоем они и вышли из дому.

Покуда они искали в лесу целебные травы, подруга по несчастью рассказала Ми, что А Шы пробили голову на гулянье.

Вчера около полуночи он вместе с дружками заявился в деревню и по звукам свирелей и кхенов отыскал веселившихся за околицей парней; весь день они — и здешние, и пришедшие из соседних деревушек — развлекались музыкой и играми. Парни только что распили в соседнем доме кувшин водки и теперь никак не могли угомониться.

Но когда явился А Шы с дружками, дом уже опустел — хозяева со своими чадами и домочадцами улеглись спать, хотя возле дома все еще толпился народ.

А Шы, видя, что погулять всласть не удастся, рассвирепел и стал подбивать друзей на драку: мол, надо бы отвадить чужаков, а то они никому не дают проходу.

Кто-то из дружков А Шы швырнул камень в стену дома. Вышел хозяин и отругал их. Но забияки не унимались и снова стали бросать камни. Тогда хозяин вошел в дом, взял ружье и дважды выстрелил в воздух. Гулянье, понятно, расстроилось.

Парни, пришедшие из соседних деревень, решили заночевать здесь у знакомых, чтобы завтра поутру снова собраться и поиграть в пао с девушками. Да только А Шы с дружками и здесь не оставил их в покое: с утра пораньше он явился к околице вместе с приятелями и начал ко всем придираться. На шее у него красовался серебряный обруч, украшенный красно-синими кистями, какие носят только отпрыски знатных родов. Когда А Шы вышел вперед, чужаки, сбившись стайкой, зашумели:

— A-а, это те подонки, что сорвали вчера гулянье!

— Где же А Фу?

— Эй, А Фу, вздуй-ка его по-свойски!

Из толпы выбежал огромного роста детина и, размахнувшись, бросил тяжелый волчок прямо в лицо А Шы, тот едва успел прикрыть глаза руками. А Фу кинулся на начальничьего сынка, ухватился за шейный обруч, пригнул А Шы к земле и, разорвав на нем рубаху, стал бить. Деревенские, услыхав крики и шум, высыпали из домов. Завидя их, чужаки разбежались по лесу. Однако А Фу удалось догнать. Его схватили и связали по рукам и ногам. Тут-то и подоспел сам уездный начальник Па Ча. А Фу дотащили на жердях до начальничьего дома и бросили на пол.