Мари-Бернадетт Дюпюи - Сиротка. Слезы счастья

«Наше купание в реке вовсе не было удивительным, хотя мы и целовались! Я боялась, что меня постигнет банальная судьба большинства женщин. Я жаждала любви, я жаждала объятий, которые считаются опьяняющими, и, приходя в отчаяние от уверенности в том, что он этим летом умрет, я спровоцировала катастрофу. Стоит мне только подумать о том, что его убила именно я, как…»

Она в отчаянии засыпала саму себя вопросами, пока наконец ей не пришла в голову разгадка мучившей ее тайны. «А может, это было предопределено свыше? Может, я была частью трагической судьбы Делсена? Его уже поджидала смерть, и я стала ее орудием. Не более чем орудием».

К полудню Киона съехала на какую-то лесную тропинку. Ей очень хотелось спать. Вскоре она заметила справа от себя строение, похожее на заброшенную хижину лесника. Дверь этой хижины, пространство перед которой изрядно заросло травой, была распахнута настежь. Киона, изнемогающая от голода и усталости, оставила велосипед у входа и зашла в хижину.

Пол в ней был усыпан сероватой соломой. Киона улеглась на ней, положив себе под голову вместо подушки руку, и с каким-то животным удовольствием погрузилась в сон. Недалеко от этого ее убежища заржали лошади, и ветер донес оттуда запах конюшен: во владениях Патрика Джонсона пришло время раздавать лошадям овес.

Роберваль, воскресенье, 16 июля 1950 года, три часа дня

– Поезд явно опаздывает, – заявила Лоранс, держа фокстерьера на поводке.

– Да, уже на целую четверть часа, – кивнул Жослин, только что побеседовавший с одним из служащих вокзала.

– Мы ждем уже целых двадцать минут, – посетовала Лора, защищаясь от солнца цветастым зонтиком. – Я сейчас сварюсь.

– Иди сюда, мама, здесь не так жарко, – сказала Эрмин.

Она укрылась под деревом вместе с Мадлен и детьми. Почти все родственники и просто близкие люди собрались, чтобы встретить Шарлотту и ее семью. Даже Мирей пришла. Эта старая служанка, нарядившаяся в праздничное платье, сидела сейчас на скамейке. Чувствовалось всеобщее нетерпение: все были рады, но напряжены. Три года – это долго. К радости предстоящей встречи примешивались какие-то неясные опасения.

Кроме того, напряжение усилилось при появлении на перроне Онезима Лапуанта, старшего брата Шарлотты. Этот рыжеволосый великан, можно сказать, выставил напоказ свои мускулистые – как у борца-тяжеловеса – ноги молочно-белого цвета: он в последнее время завел привычку ходить в коротких шортах. Этот бывший сосед семьи Шарденов по Валь-Жальберу, известный тем, что не стеснялся в выражениях и говорил с сильным акцентом, громко со всеми поздоровался:

– Привет всем! Ну и жарища! Неужели моя сеструха и в самом деле возвращается сюда со своим немчиком? Черт бы его побрал!

Он пожал руку Жослину и приподнял свою соломенную шляпу, приветствуя дам.

– Друг мой, следите за своей речью, а то здесь дети, – сказал ему Жослин. – Моя внучка повторяет все, что слышит, поверьте мне.

– Но я ведь не сказал ничего плохого! – возразил Онезим.

Тем не менее он слегка смутился. Эрмин встала и, подойдя к нему, поцеловала его в щеку. Такого она прежде никогда не делала.

– Мой дорогой Онезим, мы с вами благодаря Шарлотте являемся в некотором смысле родственниками. Я уверена, вы очень довольны тем, что находитесь сейчас здесь, и я должна вам сказать, что вы были очень хорошим соседом, всегда готовым прийти на помощь. Я частенько по вам скучаю. Как поживают ваши дети? И как поживает Иветта?

Гигант – ошеломленный, но польщенный – поначалу не нашелся что ответить. Он весь напрягся, чтобы подобрать подходящие слова для разговора с этой женщиной, красота и приветливость которой впечатляли его уже много лет.

– Ламбер ищет себе работу на каком-нибудь заводе, на котором он мог бы быть механиком. Танкред после окончания каникул пойдет в колледж. Иветта в поселке скучает, тем более что мадам Андреа – не из тех женщин, с которыми ей нравится общаться.

– Теперь она сможет болтать с Шарлоттой, – сказала Эрмин. – Мы приедем сегодня вечером в Валь-Жальбер. А назавтра мы приглашаем вас к нам на обед. Мы накроем возле дома большой стол.

– Это будет замечательно, мадам!

– Мадам? Онезим, ты дразнил меня, когда я приходила навестить твою бедняжку маму. Я все еще вижу ее, Аглаю, прикованную к постели и очень радующуюся возможности поболтать! Я приносила ей глазированные оладьи, которые пекла Бетти. Ты часто называл меня Мимин. Поэтому давай обойдемся без этих «мадам»!

Онезим Лапуант засмеялся, а затем сказал:

– Но ты же первая обратилась ко мне на «вы». Меня это даже испугало! Кроме того, ты в нашей стране – знаменитость, и даже поешь во Франции и в Штатах.

– Извини, я просто во время своих недавних турне привыкла говорить «вы» людям, которых встречаю. Забудь поскорее о моей оплошности.

– Это пустяки, Мимин! – усмехнулся Онезим. – А как там малышка Киона? Никаких новостей? О ней здесь сейчас столько разговоров! Моя жена вся извелась, потому что она видела, как Киона уходила со своим индейцем, а Иветта ее не удержала.

– Она вряд ли смогла бы это сделать, Онезим. Мы держим этот удар судьбы, но нам тяжело, очень тяжело.

– Еще бы! Уж лучше иметь сыновей, чем дочерей, черт бы их побрал! – пробурчал Онезим.

Раздавшиеся хорошо знакомые звуки – шипение и скрежет – заставили его замолчать. Приближался поезд. Лора проверила, правильно ли лежат ее светлые, точнее, платиновые локоны; Мирей встала, опираясь на свою трость; Мадлен взяла Катери на руки, опасаясь, что малышка может побежать по перрону; Жослин выпрямился, пригладил усы и поправил соломенную шляпу; Эрмин почувствовала сильное волнение, и ей показалось, что сердце в ее груди вот-вот разорвется.

Поезд, невыносимо медленно проехав вдоль перрона, наконец-то остановился. Те пассажиры, которые не выходили в Робервале, спокойно смотрели в окна, но из вагонов доносился нарастающий шум, вызываемый суматохой, которую устроили те, кто, держа в руках свой, зачастую громоздкий, багаж, ринулись к выходу.

– Они, наверное, находятся в хвосте поезда, – предположила Лора. – Я их не вижу.

– Да нет же, вот они, вот моя Лолотта! – воскликнула Эрмин, бросаясь куда-то в сторону.

Темноволосая женщина, увидев Эрмин, стала махать ей рукой. Это была Шарлотта Бауэр. Одетая в очень скромное розовое платье, нижняя часть которого колыхалась вокруг ее худеньких икр, она побежала навстречу Эрмин. Ее темные волосы были повязаны белым платком.

– Мимин! Мимин! – закричала она.

Эти две женщины бросились в объятия друг друга. Расплакавшись от волнения, они не могли произнести ни слова и лишь наслаждались этим радостным и счастливым моментом.

– Не забывай и о нас! – запротестовала Лора, поспешно подошедшая к Шарлотте вместе с Жослином.