Мари-Бернадетт Дюпюи - Сиротка. Слезы счастья

– Я поступаю с ним так, как это предусмотрено программой его подготовки! – резко ответил Джонсон. – В воскресенье ему предстоит участвовать в скачках.

– Он будет скакать не менее быстро, если позволять ему находиться днем на лугу, – тихо возразила Киона. – Я даже думаю, что он выиграет скачки.

– Damn it! [16] Английское ругательство, соответствующее ругательству «Черт возьми!». – воскликнул хозяин. – Ты что, ясновидец?

– Нет-нет, я просто хорошо разбираюсь в животных, особенно в лошадях. А этот жеребец – нечто особенное. Это сразу видно.

«Мой природный дар изменился! – подумала Киона. – Я больше не могу общаться на расстоянии с теми, кого люблю, но зато теперь я читаю мысли лошадей, как в какой-нибудь книге».

В этот момент появилась Эбби Джонсон, одетая в белую блузку покроя мужской рубашки и в брюки галифе, предназначенные для верховой езды.

– Добрый день, папа! Я собираюсь проехаться на Камелии.

Она улыбнулась в знак приветствия Бобу и старому Джеку, стоявшим рядом.

– Кто вывел Винтернайта из стойла? – спросила Эбби. – Ты собираешься его тренировать?

– Нет, не сегодня. Ему нужно отдохнуть. Боб, отведи его на луг. Я благодарю тебя за твою старательность, малыш, но в следующий раз, если какая-нибудь лошадь заболеет, разбуди Джека и немедленно вызови ветеринара. Тебе повезло. Если бы этот мой жеребец-производитель умер по твоей вине, у тебя начались бы серьезные проблемы. Ты не можешь делать то, что тебе вздумается. Это тебе понятно?

– Да, мистер Джонсон, – ответила Киона. – Простите, я этого не знал. Я думал, что поступаю правильно.

– Я не одобряю проявление инициативы, пусть даже, по всей видимости, ты и спас Винтернайта. Не забывай о том, что я тебе сказал, если хочешь остаться у нас. При малейшем отклонении от обычного ставь в известность Джека или ветеринара. Его номер телефона написан на двери аптеки. Если бы он пришел, он тоже смог бы спасти жеребца.

Эбби напряженно пыталась понять, что здесь происходит. Она посмотрела с заинтригованным видом на Боба, который, пожав плечами, пошел прочь, ведя под уздцы черного коня. Моррис вернулся, держа в руках охапку сена. Качество этого сена не понравилось Джонсону, и он поспешил позвонить по телефону фермеру, поставившему ему такое сено.

– Бобби, подожди меня! – крикнула Эбби, побежав вслед за Кионой.

Новый конюх даже не обернулся. Эбби, догнав его, широко ему улыбнулась. Это была обольстительная и лукавая улыбка, которая вполне могла бы очаровать Боба. Да, именно Боба, но отнюдь не девушку, которая совершила убийство и была вынуждена скрываться.

Пуэнт-Блё, среда, 26 июля 1950 года

Лоранс сидела за столом в первом ряду в том помещении, в котором Овид Лафлер давал уроки детям индейцев, проживающих в резервации. Она рисовала акварельными красками. Очертания ее грациозного стана были скрыты широкой голубой блузкой. Она молча и старательно работала кисточкой, очаровывая своим мастерством двух детей монтанье, стоящих позади ее стула. Прямо у них на глазах на бумаге появлялось большое озеро Пиекоиагами, по зеркальной поверхности которого бежали волны и над которым кружили белые чайки.

– Ты научишь меня делать это? – спросила девочка с очень смуглой кожей. Нос у нее был с горбинкой, а одета она была в разноцветную тунику.

– Да. Начиная с завтрашнего дня я буду давать вам бумагу и акварельные краски.

Стоявший рядом с девочкой мальчик лет семи прямо-таки задрожал от радости, услышав это. К ним подошел, держа книгу в руке, Овид.

– У вас и в самом деле есть талант, Лоранс, – вздохнул он. – Завидую вам, поскольку не смогу ничего нарисовать даже карандашом на бумаге.

– Но ведь учителя обычно умеют рисовать, – усмехнулась Лоранс.

– Значит, я представляю собой исключение! – пошутил в ответ Овид.

Лоранс ослепительно улыбнулась, подумав о том, что ее дорогой Овид представляет собой исключение очень во многих отношениях. Он галантный, остроумный, образованный, терпеливый и испытывающий сострадание к обездоленным людям. Например, к этим маленьким монтанье, обреченным расти на огороженной территории и лишенным возможности наслаждаться теми просторами, которыми их племя когда-то владело. Лоранс проводила рядом с Овидом уже шестой день, и он окончательно ее очаровал. Влюбившись в него по уши, она мысленно сравнивала себя с красивым кораблем, готовым поплыть по океану счастья, как только решится признаться в романтических чувствах избраннику своего сердца.

– Ну вот, я закончила, – сказала она громко. – Вам нравится этот рисунок, дети?

– Да, мадемуазель, – ответила девочка, которая была не такой робкой, как стоявший рядом с ней мальчик. – Нужно прикрепить его к стене рядом с другими рисунками. Можно я это сделаю, прежде чем уйду?

– Да, если хочешь.

После того как рисунок был прикреплен к стене, оба ребенка выбежали из класса на улицу, соскучившись по солнцу и свободе.

Лоранс поднялась, вытерла тряпкой испачканные краской пальцы и сняла свою куртку. Овид, смотревший на нее, отвел взгляд в сторону. Он, однако, успел увидеть под тонкой шелковой материей блузки выпирающую девичью грудь, а также тонкие предплечья с молочно-белой кожей. В глубине души он часто сравнивал Лоранс с розовым бутоном, от которого исходил прелестный запах и лепестки которого уже вскоре должны были распуститься, превратив бутон в великолепный цветок. Овид теперь не обращал внимания на внешнее сходство Лоранс с Эрмин, поскольку в красоте и манере поведения Лоранс имелось много и того, что было присуще лишь ей одной. Иногда у него возникало желание погладить ее золотисто-каштановые кудри и прикоснуться губами к ее пухленькой – как у маленьких детей – щеке; однако он удерживался, понимая, что намного ее старше, и стараясь не предавать доверия Эрмин – женщины, которую он когда-то обожал и к которой до сих пор испытывал нежные чувства.

– Что-то я сомневаюсь, что от меня здесь много пользы, – посетовала Лоранс. – У вас ведь так мало учеников! Они приходят сюда, когда им нечего больше делать.

– Сейчас лето, а потому они хотят удить рыбу или же играть на берегу. Однако то немногое, чему мы их научим, даст свои плоды. Алфавит, цифры и рисование – все это их интересует.

– Спасибо, вы меня переубедили. А может, пообедаем? Бабушка, как обычно, дала мне корзинку с едой.

– Я это знаю, поскольку вы каждое утро выходите из дому с этой корзинкой. Поблагодарите бабушку. Я еще никогда в жизни так вкусно не ел.

Лоранс тихонько рассмеялась. Ее смех был похож на птичий щебет. Она постелила небольшую скатерть на один из столов и разложила на ней съестные припасы. Овид пошел налить воды в графин из крана, установленного в глубине помещения над небольшой раковиной.