Джессика Броди - 52 причины моей ненависти к отцу (ЛП)

Я закатываю глаза на стандартный ответ, который чуть ли ни слово в слово слышу всю свою жизнь. Словно какое-то искусное внушение, которое я не замечала до этого момента.

— Нет, — говорю я ему. — Мне нужно узнать, какой она была на самом деле .

Горацио сразу же опускает глаза.

— Я не понимать, — бормочет он неубедительно.

— Купер говорил, что она часто бывала в разъездах. Куда она ездила?

Он пожимает плечами, но до сих пор не смотрит мне в глаза.

— Путешествовала. Миссис Ларраби любила морские круизы. Они ее успокаивать. Воспитание пятерых детей очень выматывает.

— И перед своей смертью она была на одном из таких круизов?

— Sí [40] Да, исп. , — говорит он, категорически кивая, будто только вспомнил эту деталь. — Exacto [41] Точно, исп. .

— Мне кажется, ты врешь, — сомневаюсь я. — Думаю, о чем-то ты мне не договариваешь.

Теперь Горацио явно становится неловко. Я смотрю на него, пытаясь установить зрительный контакт, чтобы извлечь какие-нибудь кусочки информации из его быстро расширяющихся зрачков. Но он не дает мне такой возможности.

Я молчу, чтобы измерять свою внутреннюю температуру. Она чрезвычайно высокая. Я делаю глубокий вдох и жду, пока она не опустится до нормальных 98,6 градусов [42] 36,8 °С . Ну или близкую к тому. После чего понижаю голос до еле слышного шепота и опускаюсь еще ниже, чем когда-либо. Туда, где манипуляции не пройдут. Где не услышать истерик разбалованной девчушки. И остается лишь пустить в ход свою покореженную человечность.

— Пожалуйста, Горацио, — молю я. — Всю мою жизнь они лгали мне. А мне просто хочется знать, кем же была моя мама. Неужели ты считаешь, что я не заслуживаю хотя бы этого?

Его глаза закрываются, но всего лишь на миг. И в это самое мгновение я искренне убеждена, что достучалась до него. Что неожиданно он превратился в нового человека. Что больше он не дворецкий. Что он больше не прислуга. А быть может, настоящий друг.

Но проходят секунды. Время настойчиво идет вперед. Его глаза открываются, и я с сожалением понимаю, что ничего не изменилось. Он — тот же самый человек, каким всегда был. Тем же, кого я знала всю свою жизнь.

Рабочий у семьи Ларраби.

Хранитель ее секретов.

— Уже поздно, — наконец говорит Горацио, чрезмерно громко зевая. — Я устать. Можем мы поговорить об этом утром?

Мои плечи опускаются в поражении.

— Ладно, — говорю я ему. — Но я докопаюсь до истины. Я найду правду. С твоей помощью или без нее.

Несмотря на то, что именно Горацио стоит напротив меня, когда я заявляю эту торжественную клятву, как только с губ слетают эти слова, я осознаю, что на самом деле заявляла ее самой себе.

И как бы плохо от этого ни было, у меня имелось четкое подозрение, куда следует пойти дальше.

Я собираюсь поговорить со своим отцом.

Только утро понедельника, но я уже измученная развалина. Все выходные я провела ведя призрачный разговор с человеком, которого едва знаю. И вот что скажу вам: вести воображаемый диалог с незнакомцем практически невозможно.

По пути на свою новую работу, Люк спрашивает, случилось ли что, но я лишь бормочу в ответ нечто похожее на «нисево» и продолжаю таращиться в пространство.

Понятия не имею, что собираюсь сказать своему отцу. И это еще не упоминая о проблеме, связанной с тем, как затащить его в комнату на больше чем пять минут. Он не из тех парней, которым можно просто позвонить и пригласить на суши. Особенно на фоне того слияния, о котором в последнее время все только и говорят.

— Люк, — нарушаю я молчание, пытаясь сделать так, чтобы голос звучал легко и естественно, — а где сейчас мой отец?

— Он здесь, в Лос-Анджелесе, — говорит он мне. — Последние несколько недель он был на собраниях, пытаясь уладить последние детали слияния компаний.

Я киваю, будто мне это действительно интересно.

— О, точно. Ну и как там дело продвигается? Сделка почти подписана?

Люк выглядит приятно удивленным, что я наконец-то начала интересоваться делишками, связанными с бизнесом отца.

— Ну, — начинает он нетерпеливо, — сейчас они рассматривают мельчайшие детали контракта. Французская компания, с которой произойдет слияние — «ЛяФлёр Медиа», — испытывает небольшие затруднения, но, кажется, вскоре они все для себя прояснят. Разумеется, на этот счет еще придется проголосовать акционерам. Голосование пройдет позже на неделе, но...

Он приступает болтать о подробностях. Видимо, новости о предстоящей сделке вовсю обсуждались по «CNBC», и каждый на работе пребывает в особом восторге, поскольку сделка должна будет существенно повысить долю Медиа-империи Ларраби на европейском рынке.

Или, по крайней мере, это все, что я успеваю уловить в своем нынешнем полубессознательном состоянии. Чтобы показаться вежливой, я пытаюсь выглядеть хотя бы заинтересованной тем, о чем говорит Люк, вставляя произвольно «м-м-м», «хм-м-м» и «о, правда? вот как», надеясь, что они попадают в подходящие части его речи. Но, кажется, у меня получается не совсем хорошо, потому что Люк наконец замолкает, смеется и говорит:

— Извини, наверное, тебе ни к чему вся эта информация. Я затыкаюсь.

Я открываю рот, чтобы возразить и извиниться, но затем замечаю, что машина остановилась и мы прибыли в пункт назначения. На самом деле, я благодарна за отвлечение, которое обещает принести эта работа. В последнее время с моими мыслями было довольно тяжело уживаться.

На этой неделе я работаю в кейтеринговой компании. В качестве их официантки. Мне приходится носить этот совершенно нелестный жилет и галстук-бабочку, но спустя несколько часов обучения понимаю, что работа сама по себе не так уж и плоха. И, как оказалось, я действительно неплохо справляюсь. Наверное, это благодаря всем тем общественным приемам, которые мне довелось посетить в течение всей своей жизни.

Но существует огромная разница между тем, чтобы быть гостем на приеме, и персоналом по оказанию помощи, и самое большое испытание на этой работе, разумеется, заключается в привыкании находиться по эту сторону линии. Ну знаете, например, разносить подносы с едой вместо того, чтобы есть с них. Наполнять бокалы шампанским вместо того, чтобы пить из них. Уносить грязные тарелки, а не пачкать их.

Как только заканчивается мое обучение, мы начинаем загружать фургон, чтобы отправиться на место моего первого приема. Это частная вечеринка в огромном особняке в Палос Вердес Эстейтс.

На этой неделе мое вымышленное имя — Хайди, милая невинная блондинка с длинными косичками.

Кейт, хозяйка кейтеринговой компании, ставит меня на разнос подносов, протягивая большое серебряное блюдо с корзинками из огурцов, наполненных жарким из тунца, и отправляя меня с кухни в гостиную.