Джессика Броди - 52 причины моей ненависти к отцу (ЛП)

Я чешу ей шею и шепчу что-то успокаивающее.

— И сколько всего получается? — слышу я, как мой отец спрашивает Брюса, когда тот закончил оглашать список повреждений.

Брюс достает из кармана пиджака ручку, царапает что-то в блокноте отеля, затем отрывает верхний лист и протягивает его моему отцу.

Я внимательно слежу за его реакцией, но ее, конечно, нет никакой. Глупо ожидать иного. Ожидать увидеть, как что-то словно по волшебству появляется там, где никогда ничего не было.

Вот как мой отец стал тем, кто он есть. Как «Ларраби Медиа» стала самой успешной медиа-корпорацией в мире. Из-за его сверхъестественной способности оставаться абсолютно отстраненным. Полностью бесстрастным.

Даже перед лицом катастрофы.

— Отлично, — говорит он, в заключение авторитетно кивая. — На том и сойдемся.

Он поворачивается к остальным нетерпеливым лицам, зависшим вокруг стола в ожидании следующего указания, как солдаты в военной зоне.

— Вы все отлично поработали, — заявляет он твердым, непоколебимым тоном. — Спасибо за усердие в этом... неудачном вопросе. Я позабочусь, что вам компенсируют ваши дополнительные усилия.

Потом он разворачивается ко мне, признавая мое существование впервые с момента, когда он вошел в комнату. Не потрудившись даже сесть, я бросаю взгляд в его сторону. Наши глаза соединяются, но ничего не происходит. Никакого информационного общения. Никакого обмена эмоциями. По крайней мере, когда Брюс бросает на меня один из своих коронных взглядов, я знаю, что он думает. Глаза же моего отца пусты. Лишены всяких чувств.

Безразличны.

В очередной раз я не понимаю, с какой стати ожидала чего-то еще.

Одним быстрым движением его взгляд отцепляется от моего, оставляя меня с явственным чувством падения. Как неизбежный треск лески, удерживающей меня в подвешенном состоянии на высоте двух сотен футов над землей.

— Если кому-нибудь понадоблюсь — я в Маяке, — сообщает он, пробираясь обратно через гостиную. Его крупное тело исчезает за спинкой дивана, и я слышу чересчур знакомый звук открывшейся и закрывшейся двери.

Затем бурная деятельность возобновляется, когда все возвращаются к работе.

Я не пишу Джии и Ти сразу же, чтобы сказать, что путь свободен. Они достаточно скоро сами увидят моего отца, марширующего через холл отеля. Вместо этого я перебираюсь в столовую к обеденному столу, и под шум телефонных звонком, е-мейлов и неистовых разговоров мне удается стащить небольшой отельный блокнот со стола, спрятать его у бедра и уйти в спальню.

— Я спать, — говорю я голосом достаточно мягким, чтобы никто не услышал, и затем закрываю за собой двойные двери.

Я поднимаю Холли на огромную мягкую белую кровать, и она быстро начинает перебирать одеяло, устраивая его по своему вкусу, прежде чем плюхнуться и свернуться идеальным клубочком меха. Теперь, когда он ушел, она расслабилась.

Хотелось бы и мне также быстро оправляться.

Я присаживаюсь на край кровати и достаю из тумбочки карандаш. Потом я, почти не нажимая, провожу кончиком вперед-назад по пустой страничке, наблюдая, как волшебным образом под графитом появляется углубление от последней записи.

Я щурюсь и держу страницу под тусклым светом ночника, пока не разбираю кривоватый почерк Брюса.

Единственное, что им написано, — это число.

1.7

Стоимость моей очередной ошибки. Финансовое бремя, которое будет нести мой отец, чтобы все прошло. Чтобы сохранить имя семьи от грязных следов, которые я умудряюсь оставлять, куда бы ни пошла.

Вне всяких сомнений, это в миллионах. Когда речь идет о цифрах, с которыми работает отец, масштаб подразумевается. Писать полностью значит просто лишние нули. Мой отец не имеет дела с сотнями или тысячами. Они просто не стоят его времени.

Я откладываю блокнот в сторону и падаю на подушки. Ночь была сплошной катастрофой. Сначала Менди, потом авария и пресса, а теперь еще и это.

Я позволяю себе полминуты слез — не больше, — прежде чем беру себя в руки и готовлюсь к возвращению подруг. К счастью, мой макияж уже был смазан, так что они, ворвавшись в комнату и рухнув на кровать около меня, не замечают, что я плакала.

Слушая, как они ходят взад-вперед, по очереди задавая вопросы и соболезнуя, я чувствую, что мои веки наконец-то тяжелеют. События вечера начинают брать свое, а адреналин испаряться. Вдруг единственное, о чем я могу думать, — это сон.

Ти, должно быть, замечает, что я задремала, потому что она прерывается на полуслове и говорит:

— О, Лекс, прости. Ты, наверное, очень устала. Мы останемся тут пока, чтобы ты не была одна.

Я улыбаюсь сквозь дрёму.

— Вам не обязательно это делать, — выдавливаю я. — Я в порядке. Идите домой... я позвоню, когда проснусь.

— И мы пойдем по магазинам, — добавляет Джиа.

Я удивленно киваю.

— Точно. Шоппинг. Равно хорошо.

Я могу слышать их хихиканье, пока Ти укладывает меня под одеяло и натягивает его мне до щек, легонько целуя меня в лоб.

— Еще четыре дня, — напоминает она, мягко гладя мою щеку. — Еще четыре дня, и это все закончится, да?

— Да, — говорю я уже хриплым голосом.

За ними тихо закрывается дверь, и я перекатываюсь на бок, укладываю Холли себе на руку и зарываюсь лицом в ее шелковую шерстку. Она не сопротивляется.

Я все еще могу слышать звон голосов снаружи спальни, но они тонут в звуке голоса Ти в моей голове.

Еще четыре дня.

Четыре дня, и я смогу убраться отсюда.

С этой мыслью, пробегающей в голове, и улыбкой на лице от нее я засыпаю.

Я просыпаюсь от звука голоса моего отца. Сначала я слишком заторможена, чтобы в полной мере понять ситуацию, и мгновение думаю, что он на самом деле здесь. В спальне номера. Обращается прямо ко мне . Эта мысль выталкивает меня из сна, и я сажусь в постели, пугая Холли, которая выскакивает из-под одеяла, где она лежала в эту укороченную ночь.

А потом я вижу отца в телевизоре, обращающегося в полную камер и вопрошающих журналистов комнату, и я откидываюсь назад и расслабляюсь.

Я смотрю на часы на прикроватной тумбочке. Одиннадцать утра. Кэролайн достаточно быстро организовала эту пресс-конференцию, которую она предложила вчера. Не то чтобы я удивлена. Когда дело касается моего отца, все имеет тенденцию продвигаться в темпе «прямо сейчас».

Не уверена точно, кто включил телевизор, но пульта нигде не видно, а я слишком ленива, чтобы встать с кровати и выключить его, так что я просто закрываю глаза и пытаюсь отстраниться от звука. Это доказывает, что моего отца, хоть он лично и не присутствует, почти невозможно игнорировать.