Джон Чивер - Семейная хроника Уопшотов. Скандал в семействе Уопшотов. Рассказы

Пресловутая свинья принадлежала Ренди Надду. Он выиграл ее на ярмарке в Ланчестере, привез домой и хотел соорудить для нее загончик, но тут позвонила Памела Блейсдел, и он отвел свинью в сарай для инструментов, сел в старый «кадиллак» и укатил к Блейсделам. Эстер Надд играла в теннис с Расселом Янгом. Кухаркой в то лето была ирландка Нора Куин. Сестра миссис Надд, тетя Марта, отправилась в деревню Мэйкбит к приятельнице за выкройками, а мистер Надд собирался плыть на моторке к пристани Полеттов и после обеда думал на обратном пути прихватить и ее. К ужину и на субботу-воскресенье ждали некую мисс Кулидж. Тридцать лет назад миссис Надд училась с ней в школе в Швейцарии. Мисс Кулидж написала, что гостит у друзей в Гленс-Фолсе и не прочь навестить однокашницу. Миссис Надд едва ее помнила и вовсе не жаждала с ней встречаться, но ответила на письмо и пригласила на субботу-воскресенье. Была середина июля, но с самого рассвета бушевал северо-западный ветер, переворачивал все в доме вверх дном и, точно ураган, ревел в листве деревьев. Если удавалось оказаться в защищенном от ветра месте, солнце шпарило немилосердно.

В событиях, разыгравшихся в день, когда свинья упала в колодец, важную роль играло еще одно лицо, не член семьи Наддов, — Рассел Янг. У отца Рассела была скобяная лавка в Мэйкбите; Янги, здешние коренные жители, были люди уважаемые. Каждую весну перед началом летнего сезона миссис Янг месяц работала уборщицей, убирала летние дома, но никто не считал ее прислугой. Рассел познакомился с Наддами через мальчиков, Хартли и Рендла, и с самого детства летом дневал и ночевал у них. Он был годом или двумя старше мальчиков Надд, и миссис Надд, можно сказать, доверяла ему присматривать за сыновьями. Рассел был ровесник Эстер Надд и на год моложе Джоун. Когда они подружились, Эстер была настоящая толстушка. А Джоун прехорошенькая и чуть не весь день проводила перед зеркалом. Сестры обожали Ренди и часть своих карманных денег отдавали ему на краску для его лодки, но в остальном мальчики были сами по себе, а девочки сами по себе. Хартли Надд своих сестер терпеть не мог.

— Вчера в купальне я видел Эстер нагишом, у нее на животе жиру гора, прямо жуть, — говорил он каждому встречному. — Страхолюдина она. А Джоун грязнуха. Поглядели б вы ее комнату. Не пойму, с чего это всем охота приглашать такую грязнуху на танцы.

Но в день, который Надды так любили вспоминать, были они уже много старше. Рассел закончил местную среднюю школу, поступил в колледж в Олбани, после первого курса работал летом у Наддов — помогал по дому и в саду. Хоть ему за это и платили, отношения его с Наддами никак не изменились и он по-прежнему был в дружбе с Рендлом и Хартли. Его характер и самой средой порожденные повадки, казалось, даже отчасти влияли на них, и, вернувшись в Нью-Йорк, мальчики подражали его северному выговору. С другой стороны, Рассел участвовал с молодыми Наддами во всех их пикниках на косе Хьюита, лазил с ними по горам, ходил на рыбалку, вместе с ними танцевал на вечерах в муниципалитете — без них он никогда не узнал бы, что лето может доставить столько радостей. Бесхитростное и приятное влияние это нисколько его не страшило, и он раскатывал с Наддами в старом «кадиллаке» по горным дорогам и, как они, чувствовал, что ясный июльский и августовский свет насыщает чем-то несравненным их души и самую их молодость. Надды никогда не упоминали о разнице в общественном положении семьи Расселов и их собственной, а все оттого, что вполне реальные перегородки, с которыми в иное время они считались (и еще как!), в летние месяцы рушились — здесь, на природе, осиянный великолепием небес над горами и озером, казалось, возникал недолговечный рай, где сильный и слабый, богатый и бедный жили в мире и согласии.

Лето, когда свинья упала в колодец, ознаменовалось еще и тем, что Эстер увлеклась теннисом и притом очень похудела. Когда Эстер только поступила в колледж, она была невероятно толстая, но на первом курсе начала тяжкую, однако увенчавшуюся для нее успехом борьбу за то, чтобы и внешне и внутренне стать другим человеком. Она села на строгую диету, играла в теннис по двенадцать — четырнадцать партий в день и, целомудренная, спортивная, упорная, не давала себе поблажки. Рассел был в то лето ее партнером. Миссис Надд опять предложила ему работу, но он предпочел наняться на молочную ферму и по утрам развозил молоко. Надды полагали, что он хочет чувствовать себя независимо, и ничуть не обиделись — ведь его интересы они принимали близко к сердцу. И, словно членом своей семьи, гордились, что он окончил второй курс среди лучших. Работа на молочной ферме ничего не изменила. К десяти утра Рассол уже успевал развезти молоко и почти все остальное время играл с Эстер в теннис. Нередко он оставался ужинать.

Они играли в теннис и в тот послеполуденный час, когда Нора прибежала огородом и сказала, что свинья вышла из сарая и упала в колодец. Кто-то оставил открытой дверцу колодезной ограды. Рассел и Эстер кинулись к колодцу, видят — свинья барахтается на двухметровой глубине. Рассел сделал на бельевой веревке петлю и принялся выуживать свинью. Тем временем миссис Надд ждала приезда мисс Кулидж, а мистер Надд и тетя Марта отчалили от пристани Полеттов и плыли в моторке домой. По озеру ходили высокие волны, моторку качало, отстой горючего поднялся со дна и закупорил бензопровод. Ветер погнал потерявшую ход лодку на Скалу чаек, в носу образовалась пробоина, и мистер Надд с тетей Мартой надели спасательные жилеты и проплыли оставшиеся до берега метров двадцать.

Мистер Надд не мог особенно развернуться в своей части повествования ведь тетя Марта уже умерла — и, пока его не спрашивали, помалкивал.

— А тетя Марта и правда молилась? — спросит Джоун, и он откашляется и невозмутимо, взвешивая каждое слово, ответит:

— Разумеется, Джоуни. Она читала «Отче наш». До Тех пор она никогда не была особенно набожна, но на этот раз так рьяно молилась — ее, наверно, и на берегу было слышно.

— А тетя Марта и правда носила корсет? — спросит Джоун.

— Да, по-моему, носила, Джоуни, — ответит мистер Надд. — Когда мы с ней поднялись на веранду, где мама и мисс Кулидж пили чай, с нас лило в три ручья, и уж что на тете Марте надето — все было видно.

Мистер Надд унаследовал от отца долю в фирме шерстяного платья и всегда, словно ради рекламы, носил шерстяной костюм-тройку. В то лето, когда свинья упада в колодец, он безвыездно сидел за городом, не потому, что все в фирме шло как по маслу, а потому, что разругался с компаньонами.

— Что толку возвращаться в Нью-Йорк? — твердил он. — Посижу здесь до сентября, и пусть они, сукины дети, без меня сломят себе шею. — Алчность компаньонов и партнеров безмерно огорчала мистера Надда. — Знаешь, у Чарли Ричмонда никаких принципов, — скажет он в отчаянии и при этом будто не надеясь, что жена способна его понять, когда речь идет о делах, или будто сама алчность непостижима. — Он забывает о порядочности, о нравственности, просто о приличиях, — продолжает мистер Надд, — у него одно на уме: как бы выколотить побольше денег.