Роальд Даль - Прекрасен был вчерашний день

Человек наклонился, чтобы растереть ногу. Из-за ходьбы она так распухла, что косточка лодыжки совсем заплыла. Выпрямившись, человек огляделся, нашарил в кармане пачку сигарет, закурил. Тыльной стороной ладони он стёр пот со лба и теперь, оглядываясь, стоял посреди улицы.

— Какого чёрта, кто-нибудь должен ведь здесь быть, — произнёс человек. От звука собственного голоса ему стало легче.

Прихрамывая, ступая только на пальцы больной ноги, человек пошёл дальше. За поворотом открылось море. Дорога, петляя между разрушенными домами, спускалась по склону холма вниз, к берегу. Море было тихое и тёмное. Вдали ясно виднелась цепь холмов на материке, и человек оценил расстояние приблизительно в восемь миль. Он снова нагнулся, растёр лодыжку.

— Чёрт побери, — сказал он, — неужели здесь нет ни одной живой души?

В ответ не раздалось ни звука. Все дома, вся деревня была скована такой тишиной, словно здесь вымерло всё тысячу лет назад.

Внезапно человек уловил тихий шорох, как будто кто-то шаркнул по гравию. Оглянувшись, он увидал старика. Старик сидел на камне в тени, возле деревянной поилки для скота. Странно, почему он заметил его только сейчас.

— Здравствуйте, — сказал лётчик. — Гиа су.

По-гречески он выучился говорить у приятелей, живших в Лариссе.

Старик медленно поднял взгляд и повернул голову. Плечи его оставались неподвижны. У него была седая борода, кепка на голове, рубашка серая, в тонкую чёрную полоску. Он посмотрел на лётчика слепым невидящим взглядом.

— Я рад, что встретил тебя, старик. В деревне что, больше никого нет?

Молчание.

Лётчик присел на край поилки, чтобы дать отдых ноге.

— Я инглез, — сказал он, — я лётчик. Меня сбили, я выпрыгнул с парашютом. Инглез.

Старик покивал головой.

— Инглезус, — тихо сказал он. — Ты инглезус.

— Да, я ищу кого-нибудь, у кого есть лодка. Я хочу переправиться обратно на материк.

После паузы старик заговорил как во сне.

— Они появляются каждый день, — сказал он. — Германой появляются каждый день.

Голос звучал безжизненно и тускло. Старик посмотрел вверх, обернулся, опять посмотрел на небо.

— Они появятся и сегодня, инглез. Скоро они вернутся.

Он говорил всё так же монотонно, без выражения.

— Я не понимаю, зачем они прилетают, — добавил он.

— Может, их сегодня не будет, — возразил лётчик. — Уже поздно. На сегодня они, наверное, кончили.

— Я не понимаю, что им здесь надо, инглез. Здесь никого нет.

— Мне нужен кто-нибудь, у кого есть лодка. Перевезти меня на материк. Есть в вашей деревне лодочник?

— Лодка?

— Да.

Наступила пауза. Вопрос следовало обдумать.

— Здесь есть такой человек.

— Как мне его найти? Где он живёт?

— В нашей деревне есть человек, у которого есть лодка.

— Пожалуйста, скажи, как его зовут.

Старик ещё раз посмотрел на небо.

— Человека, у которого есть лодка, зовут Йоаннис.

— Йоаннис, а дальше как?

— Йоаннис Спиракис, — сказал старик и улыбнулся. Казалось, имя кое-что значило для него: он улыбнулся.

— Где он живёт? — спросил лётчик. — Извини, что я тебя беспокою.

— Где он живёт?

— Да.

Старик обдумал и это, повернулся и посмотрел на улицу, шедшую в сторону моря.

— Йоаннис жил у самого моря, на берегу, но его дома больше нет. Сегодня утром его дом разбили германой. В темноте, ещё до рассвета. Ты сам увидишь, этого дома больше нет. Совсем нет.

— Где же его найти?

— Теперь он живёт в доме Антонины Ангелу. Вон в том доме с красным окном.

Он показал вниз.

— Большое тебе спасибо, старик. Пойду зайду к лодочнику.

— Всегда, даже когда Йоаннис был мальчишкой, — продолжал старик, — у него была лодка. Белая. Вдоль борта — голубая кайма. — Он снова улыбнулся. — Но я не думаю, что он сейчас в доме. Там, в доме, его жена. Анна сейчас там, в доме Антонины Ангелу. Они обе сейчас там, в доме.

Лётчик заковылял вниз по улице, но едва успел сделать несколько шагов, как старик окликнул его:

— Инглез!

Лётчик обернулся.

— Когда ты будешь говорить с женой Йоанниса, когда ты будешь говорить с Анной… Ты должен всё время помнить…

Он помолчал, подыскивая слова. Его голос не был теперь безжизненным, и он смотрел прямо на собеседника.

— Когда появились германой, в доме была их дочь. Не забывай об этом.

Лётчик стоял молча.

— Мария. Её звали Мария.

— Я буду помнить об этом, — ответил лётчик. — Проклятие.

Он повернулся и пошёл вниз по улице, к дому с красными ставнями. Постучал, подождал. Постучал громче. Послышались шаги. Дверь открылась.

В доме было темно. Он только заметил, что волосы у женщины были чёрные и что такими же чёрными были её глаза. Она смотрела на лётчика, стоявшего на открытом солнце.

— Здравствуйте, — сказал он. — Я инглез.

Женщина не шевельнулась.

— Мне нужен Йоаннис Спиракис. Говорят, у него есть лодка.

Она не двигалась.

— Он дома?

— Нет.

— А его жена? Может быть, она знает, где он?

Последовало молчание. Наконец женщина отступила, придерживая дверь рукой.

— Входи, инглезус, — сказала женщина.

Она провела его по коридору в заднюю комнату. В комнате было темно. Вместо стёкол в окна были вставлены куски картона. Но он всё-таки разглядел старуху, которая сидела на лавке, положив руки на стол. Маленькая, ссохшаяся, она напоминала подростка. Лицо было похоже на скомканный лист грубой обёрточной бумаги.

— Кто там? — спросила она тонким голосом.

Первая женщина сказала:

— Это инглезус. Он ищет твоего мужа. Ему нужна лодка.

— Здравствуй, инглезус, — сказала старуха.

Лётчик стоял у двери, не проходя в комнату. Первая женщина встала у окна и уронила руки вдоль туловища.

— Где германой?

Голос старухи, казалось, был больше её самой.

— Где-то у Ламии.

— Ламия. — Старуха кивнула. — Скоро они будут здесь. Может, они прилетят и завтра. Но мне наплевать, инглезус, слышишь, мне наплевать.

Она наклонилась вперёд, её голос зазвучал ещё резче.

— Они придут, но ничего не изменится. Они уже побывали здесь, они появляются каждый день. Каждый день они прилетают, трах, трах, все закрывают глаза, потом открывают, выбегают наружу, вместо домов пыль, дома становятся пылью, и люди тоже…

Голос старухи зазвенел и оборвался.

Она помолчала, с трудом переводя дыхание, потом заговорила спокойнее:

— Сколько ты их убил, инглезус?

Лётчик вытянул руку и опёрся о косяк, чтобы снять вес с ноги.

— Сколько?

— Сколько мог. Нам сверху не сосчитать.

— Убей их всех, — выдохнула старуха. — Убей всех, и мужчин, и женщин, и детей.

Её лицо стало меньше, словно бумажный мячик скатали туже.

— Первого, которого я увижу, я убью. — Голос прервался. — Убью, а потом, инглезус, его семье скажут, что он мёртв.