Евгений Мин - Ценный подарок (сборник)

— Лирика, — без особенного энтузиазма произнес Редактор. — Что же, оставьте, здоровая лирика нам нужна.

Молодой Поэт забрал свою поэму «Школа — оплот» и ушел домой, не надеясь на успех.

Через два месяца «Молодой журнал» напечатал из цикла «Лирика» три самых слабых стихотворения, которых Молодой Поэт, по правде сказать, даже несколько стыдился и называл их «вегетарианскими»… Но они не избежали редакторской правки. Так, например, в строке: «я любил ее страстно и нежно», слово «страстно» было заменено словом «преданно». Редактор объяснил Молодому Поэту, что преждевременно знакомить шестнадцати-восемнадцатилетних читателей журнала с незнакомым им, а иногда и двусмысленным понятием «страсть».

Гонорар, полученный Молодым Поэтом, оказался мал, чтобы купить Жене новые туфельки, но вполне достаточен для приобретения тапочек. Благодарная Жена страстно (что бы подумал Редактор!) целовала мужа, повторяя:

— Ты талант! Пиши, мой милый, пиши! Инженером может быть всякий, а ты один такой!

Молодой Поэт понял намек, ушел с последнего курса института и занялся вольным творчеством. Он писал много и увлеченно, писал утром, днем и вечером, писал бы даже ночью, но любящая жена, со свойственным ей женским эгоизмом, не позволяла ему этого.

Она окончила институт, поступила на работу, которой занимаются инженеры, Поэт все еще не заработал и копейки своим вдохновением.

— Послушай, — время от времени говорил он, — мне стыдно сидеть у тебя на шее.

— Глупости, — нежно улыбалась она, — нам хватит на двоих, а потом, когда ты станешь знаменитым, ты купишь мне шубу из каракуля и австрийские сапоги.

Она вовсе не была сказочная жена, она была такой, какими бывают жены молодых поэтов.

Молодой Поэт, закончив очередное творение, рассылал его по журналам. И все они: «Молодой журнал», «Интеллигентный», «Журнал для престарелых» и другие журналы вежливо отказывали, говоря ему, что эти стихи не в их русле. Молодой Поэт грустил и чуть не впал в отчаянье. Но как-то в одном из журнальных коридоров он познакомился с другим Молодым Поэтом. Тот был модно одет, весел, и лицо его сочилось благополучием.

Они разговорились. Молодой Поэт рассказал новому знакомому о своей горестной судьбе и дал прочесть цикл стихотворений, который он принес в журнал.

Тот, внимательно прочтя стихи, похлопал его по плечу.

— Вещь!.. Хорошо сработано!

— Не берут, — вздохнул Молодой Поэт. — Сколько башмаков износил.

— Соображать нужно, — засмеялся новый приятель, — так и босиком пойдешь. Писать нужно, чтобы в самое яблочко. Пиши о сталеварах и доярках — сразу возьмут.

— Извини, — покраснел Молодой Поэт, — но я ни разу не был ни на заводе, ни в колхозе.

— И незачем! Пиши по газетам, там есть все, что нужно.

Вернувшись домой с отвергнутой рукописью, молодой Поэт задумался и целую неделю не писал стихов. Потом он попросил Жену, чтобы она выписала ему побольше газет, если это не подорвет семейного бюджета. Жена, конечно, выполнила его просьбу: газеты не каракулевая шубка, они ей по средствам. Так началась новая жизнь Поэта. Целый день с утра до вечера читал он разные газеты, а вечерами и даже ночью, воспользовавшись тем, что Жена, утомленная работой и домашним хозяйством, рано ложилась спать, писал стихи о сталеварах и доярках, о пекарях и лекарях, о работниках прилавков и главков, о столярах и малярах, шоферах и еще о многом другом, о чем пишут газеты. Стихи эти ему не очень нравились, да и Жена деликатно подремывала, когда он читал вслух. Зато его сонеты, поэмы и производственные триолеты охотно печатали все журналы: и «Молодой», и «Друг пенсионера», и «Гужевик», и «Пищевик», и «Строевик», и даже «Интеллигентный журнал», который после смены редактора приобрел более жизнеутверждающее направление, чем прежде. У Жены Поэта была теперь не только каракулевая шубка, две пары сапог — одна французская, другая исландская, — платья разных национальностей.

Слепив книгу из своих боевитых стихов, Поэт отнес ее в Издательство. Там ее прочли, одобрили и дали на отзыв Старому Поэту.

Молодой Поэт раньше читал стихи Мастера, восхищаясь ими. Теперь он прочел его последние произведения, все они были очень слабы.

Прошло немного времени, Мастер пригласил к себе Молодого Поэта. Он приветливо встретил его, угостил чашкой черного кофе, затем вынул из письменного стола рукопись и неторопливо стал разбирать все стихотворения предлагаемого сборника, не оставив камня на камне ни от одного из них.

Молодой Поэт вскипал все больше и больше и, когда Мастер окончил разбор рукописи, не выдержав, воскликнул:

— Как же так?!. Как вы можете?!. Ведь вы сейчас пишете слабые стихи.

Старый Поэт ничуть не обиделся и посмотрел на Молодого Поэта умными, усталыми глазами:

— Друг мой, вы сейчас молоды, поэтому должны писать хорошо, когда вы станете старым — можете писать плохо.

Говорят, что Молодой Поэт внял совету Мастера. Может, это и не сказка, потому что было у него некоторое дарование.

Степа был туп и угрюм.

Но анкета не отражала этого.

Когда он поступал на работу, к нему как к молодому специалисту отнеслись чутко.

— Начнем с проверки чертежей, — сказал заведующий.

— Проверим, — мотнул головой Степа.

Небольшой чертеж он проверял месяца два, и когда заведующий робко спросил его: «Что же вы так долго, Степа?» — он, посмотрев на руководителя мутными, как застывшая в колодце вода, глазами, буркнул:

— Не Степа, а Степан Андреевич.

— Извините, я думал, что я с позиции возраста…

— Сегодня вы — «Степа», завтра другой — «Степа», так и к Михалкову на зуб попадешь.

— Извините, — смутился заведующий, — показывайте, что у вас там.

Он внимательно рассмотрел чертеж. Степа обнаружил за два месяца работы, что три линии толще других, а подпись конструктора неразборчива.

— Послушайте, Степан Андреевич, — сказал заведующий, — это же мелочь.

— Мелочь… — ржавым голосом проскрипел Степа. — Государственные документы не альбом. Или вы считаете иначе?

— Нет, нет, я так не считаю, — поспешно согласился заведующий.

Он много лёг успешно занимал свою должность, потому что соглашался со всеми.

После этого чертежница и конструктор получили по устному замечанию. Заведующий отделом жил по принципу: «Что угодно на словах, никаких документов».

Разговор со Степой несколько встревожил его, и он договорился с главой конторы, чтобы Степу, для пользы дела, перевели в отстающий отдел для поднятия эффективности качества.

Степу поместили в комнату, где сидел хилый математик.

Там Степе дали конструировать не очень важный и не очень сложный узел.

— Андреич, если вам потребуется моя помощь, прошу, — сказал математик.