Элена Ферранте - Моя гениальная подруга

Сначала все танцевали традиционные танцы, затем включили рок-н-ролл, которым интересовались все, от мала до велика. Я, разгоряченная, ушла в угол. Конечно, я умела танцевать рок-н-ролл, дома мы часто танцевали его с моим братом Пеппе, а по воскресеньям, в гостях у Лилы, — с ней, но тогда я чувствовала себя слишком неповоротливой для стремительных смелых движений и, хоть и не без сожаления, решила, что лучше понаблюдаю за танцующими со стороны. Правда, у меня сложилось впечатление, что Лила преуспела в рок-н-ролле не намного больше моего, и я как-то сказала ей об этом. Она восприняла мои слова как вызов и стала остервенело тренироваться — в одиночку, потому что Рино помогать ей отказался. Но тем вечером она, к моей радости, тоже решила посидеть рядом со мной и посмотреть, как здорово танцуют Паскуале и Кармела Пелузо.

В это время к ней подошел Энцо. Тот самый, что в детстве кидался в нас камнями, потом неожиданно вступил с Лилой в состязание по арифметике, а однажды подарил ей венок из рябины. С годами он словно утрамбовался в своем приземистом, крепком, привыкшем к тяжелому труду теле. Выглядел он даже старше Рино, самого старшего из нас. По его лицу, по каждой его черточке было видно, что он привык вставать до рассвета, порой выяснять отношения с рыночной бандой и в любое время года, в холод и в дождь, кружить по району на телеге, груженной фруктами и овощами. Кожа у него, как у всех блондинов, была бледная; белесые брови и ресницы, голубые глаза — в нем сохранилось что-то от того строптивого мальчишки, с которым мы враждовали. Теперь Энцо вел себя очень тихо, говорил мало и только на диалекте, и никому из нас и в голову не пришло бы заговорить с ним. Он сам проявил инициативу — спросил Лилу, почему она не танцует. «Я пока не умею танцевать рок-н-ролл как следует», — ответила она. Он помолчал немного и сказал: «Я тоже». Но когда снова завели рок-н-ролл, он непринужденно взял ее за руку и повел к центру комнаты. Обычно, стоило кому-то коснуться Лилы без разрешения, она отскакивала в сторону, как будто ее ужалила оса, но в тот раз не сделала ничего подобного — видно, ей очень хотелось потанцевать. Она посмотрела на него с благодарностью и полностью отдалась музыке.

Сразу стало ясно, что танцор из Энцо так себе. Он двигался медленно, держался слишком серьезно и сдержанно, но в то же время был внимателен к Лиле, явно стараясь доставить ей удовольствие, дать себя показать. Она танцевала не так хорошо, как Кармела, но ей, как обычно, удалось привлечь к себе всеобщее внимание. «Она и Энцо нравится, — говорила я себе в отчаянии, — и даже Стефано, колбаснику: он весь праздник смотрит на нее, как на кинозвезду».

Пока Лила танцевала, приехали братья Солара.

Увидев их, я заволновалась. Они подошли поздороваться с кондитером и его женой, дружески похлопали по плечу Стефано и стали смотреть на танцующих. Сначала с видом хозяев квартала, какими себя чувствовали, в упор уставились на Аду, и та отвела взгляд. Потом перекинулись между собой парой слов, ткнули пальцами в Антонио и даже демонстративно помахали ему рукой; он сделал вид, что ничего не заметил. Наконец, они увидели Лилу, пошептались, и Микеле театрально кивнул в знак согласия.

Я не спускала с них глаз. Меня удивляло, неужели Марчелло, который нравился всем девчонкам, не злится на Лилу из-за истории с ножиком, даже наоборот… И правда, он не отрываясь смотрел на ее стройное гибкое тело, на лицо, краше которого не было не только в нашем квартале, но, возможно, и во всем Неаполе. Он смотрел на нее так, будто не мог насмотреться, будто потерял голову и лишился последнего разума. Он прямо-таки впился в нее взглядом и не отвел его, даже когда музыка смолкла.

Все случилось мгновенно. Энцо собирался проводить Лилу в уголок, где сидела я; Стефано и Марчелло, не сговариваясь, одновременно кинулись приглашать ее на танец, но их опередил Паскуале. Лила чуть подпрыгнула и радостно захлопала в ладоши. На танец с четырнадцатилетней девчонкой претендовали четверо парней разного возраста, каждый из которых был уверен в своем абсолютном превосходстве. Игла опустилась на пластинку, заиграла музыка. Стефано, Марчелло и Энцо отступили. Паскуале с Лилой закружились в танце: Паскуале танцевал прекрасно, и Лила сразу разошлась.

В этот миг Микеле Солара — то ли из обиды за брата, то ли из желания устроить скандал — сильно толкнул локтем Стефано и громко произнес:

— Ты вообще мужик или нет? Это же поганый коммунист! А его папаша убил твоего отца! А ты стоишь тут и смотришь, как он танцует с девчонкой, которую ты хотел пригласить!

Паскуале, конечно, ничего не слышал. Музыка играла громко, а он был увлечен акробатическими трюками, которые они выделывали на пару с Лилой. Но слышала я, слышал Энцо, стоявший рядом со мной, и, естественно, слышал Стефано. Мы застыли, уверенные, что сейчас что-то произойдет. Но ничего не произошло. Стефано был не так глуп. Его колбасная лавка процветала, он уже собирался расширяться, выкупив соседнее помещение; он чувствовал себя преуспевающим торговцем, в жизни которого есть все, чего только можно желать. Поэтому он все с той же доброжелательной улыбкой ответил Микеле: «Пусть танцуют. У него здорово получается». И продолжил смотреть на Лилу, будто в тот момент его ничто, кроме нее, не интересовало. Микеле с отвращением скривился и отправился искать кондитера с женой.

Что еще он задумал? Я видела, как он взволнованно что-то втолковывает хозяевам дома, указывает на сидящую в углу Марию, на Стефано, Альфонсо и Пинуччу, на Паскуале и на Кармелу, которая танцевала с Антонио. Как только музыка смолкла, мать Джильолы доброжелательно подхватила Паскуале под руку, отвела в угол комнаты и зашептала что-то ему на ухо.

— Иди, — сказал Микеле брату с улыбкой. — Путь свободен!

Марчелло снова двинулся в сторону Лилы.

Я не сомневалась, что она ему откажет. Я знала, как она его ненавидит. Но не тут-то было. Музыка заиграла снова, Лила поискала взглядом Паскуале, не нашла его и, разгоряченная, схватила Марчелло за кисть руки, будто эта кисть существовала сама по себе, без руки и прилагавшегося к ней тела, собираясь заняться тем, что в тот момент увлекало ее больше всего на свете, — танцем.

Я посмотрела на Стефано, перевела взгляд на Энцо. Оба стояли набычившись. У меня колотилось сердце. Паскуале, мрачный, подошел к Кармеле и что-то резко ей сказал. Кармела попыталась шепотом возразить, но он громко велел ей замолчать. К ним подошел Антонио, они с Паскуале о чем-то коротко переговорили и злобно уставились на Микеле, который болтал со Стефано. Марчелло танцевал с Лилой: притягивал ее к себе, подбрасывал в танце и снова подхватывал. Потом Антонио пошел забирать с танцевальной площадки Аду. Музыка смолкла, Лила вернулась ко мне.