Элена Ферранте - Моя гениальная подруга

— Клянусь, на сей раз я убью твою дочь!

К отцу присоединился и Рино, и Нунция заплакала. Я на цыпочках двинулась к двери, но только закрыла ее за собой, как услышала голос Лилы, окликнувший меня по имени. Она была на лестничной площадке последнего этажа, и я поднялась к ней. Она сидела съежившись в полумраке возле чердачной двери, на коленях у нее стояли ботинки. Они блестели под тусклым светом лампочки, свисавшей с длинного провода.

— Почему ты их не показала? — недоуменно спросила я.

Она замотала головой:

— Не хочу, чтобы он к ним прикасался.

Ее явно раздирали бурные чувства, совладать с которыми она была не в силах. У нее дрожала нижняя губа — я еще никогда не видела ее в таком состоянии.

Я долго уговаривала ее вернуться домой: нельзя же вечно сидеть перед чердачной дверью. На всякий случай я пошла вместе с ней, надеясь, что при мне ее отец не даст воли рукам. Но пара пощечин ей все-таки досталась. Фернандо кричал, что она выставила его дураком перед уважаемым гостем. Рино заорал, что ботинки принадлежат ему, что это его работа, и вырвал их у нее из рук. Лила заплакала. «Я тоже работала, — сквозь слезы сказала она, — но лучше бы я этого не делала! Ты вконец помешался!» Конец скандалу положила Нунция. Побледнев, она, всегда служившая образцом покорности, не своим голосом приказала отдать ботинки ей и забыть о них навсегда, иначе она сейчас выбросит их в окно. Рино безропотно отдал ей ботинки, и больше никто не промолвил ни слова. Я незаметно выскользнула за дверь.

Но Рино не успокоился. В последующие дни он продолжал донимать сестру, все чаще пуская в ход кулаки. Встречаясь с Лилой, я каждый раз находила у нее новый синяк. Прошло еще некоторое время, и она сдалась. Как-то утром он попросил ее проводить его до мастерской. По дороге они обменивались осторожными репликами, нащупывая способ прекратить войну. Потом Рино сказал, что очень ее любит, а вот она не любит никого — будь иначе, она бы желала добра родителям и братьям. «Добра? — проворчала Лила. — А что ты считаешь добром? И для себя, и для всей семьи?» И он поделился с ней своими мыслями:

— Если Марчелло понравятся ботинки, папа одобрит нашу затею.

— Не думаю.

— А вот я уверен. А уж если Марчелло их купит, папа поймет, что на твоих моделях можно заработать. Тогда и начнем!

— Втроем?

— Ну, мы с ним точно, а может, и ты с нами. Папа может сшить пару ботинок дня за четыре, максимум — за пять. Я, если постараться, от него не отстану — вот увидишь. Делаем пару, продаем, покупаем материал, делаем еще, продаем, покупаем еще больше материала…

— А продавать кому, одному Марчелло?

— Солара знают, у кого есть деньги. Они будут нас рекламировать.

— Бесплатно?

— Можно за небольшой процент.

— А с чего ты взял, что они согласятся на небольшой процент?

— Я им нравлюсь.

— Кому? Солара?

— Да.

Лила вздохнула.

— Давай так, — чуть помолчав, предложила она. — Я поговорю с отцом. Послушаем, что он скажет.

— Слишком рискованно. Может, лучше мне?

— Или так, или никак.

Рино все заметнее нервничал.

— Ладно, — решился он наконец. — Давай ты. Ты лучше говоришь.

В тот же вечер за ужином, сидя напротив брата — щеки у того пылали, — Лила сказала Фернандо, что Марчелло не просто заинтересовался ботинками, но, возможно, хочет их купить; кроме того, если он увидит в этом проекте коммерческий потенциал, то начнет за небольшой процент продвигать их обувь среди своих знакомых.

— Это не Марчелло, а я придумал, — чуть слышно сказал Рино, опустив глаза.

Фернандо посмотрел на жену: Лила поняла, что они уже обсуждали эту тему и о чем-то договорились.

— Завтра, — сказал он, — я выставлю ваши ботинки у нас в витрине. Каждый, кто захочет их посмотреть, примерить, купить или что там еще взбредет ему в голову, будет обращаться ко мне. Все решаю я.

Несколько дней спустя я проходила мимо мастерской. Рино и Фернандо сидели сгорбившись, опустив голову, — работали. На витрине среди блестящих банок с кремом для обуви и шнурков красовались три пары элегантных ботинок марки «Черулло». Вывеска на стекле, написанная, без сомнения, рукой Рино, гласила: «Здесь можно приобрести обувь марки „Черулло“». Отец и сын верили в удачу и ждали ее.

Лила была настроена скептически. Она не одобряла наивный энтузиазм брата, а удивительное единодушие отца и матери ее пугало. Прошла неделя, но ни один человек, даже Марчелло, не проявил к ботинкам на витрине никакого интереса. Когда Рино силой затащил его в магазин, он скользнул по ним взглядом, но так, будто голова у него была занята чем-то другим. Правда, он их примерил и, сказав, что они ему немного тесноваты, ушел так стремительно, словно у него живот схватило. Отец и сын не скрывали разочарования. Однако две минуты спустя Марчелло вернулся. Рино просиял и тут же вскочил на ноги, будто одно появление Солары в мастерской означало, что они заключили какой-то договор. Но Марчелло даже не посмотрел на него и, обращаясь к Фернандо, на одном дыхании выпалил:

— У меня очень серьезные намерения, дон Ферна́. Я прошу у вас руки вашей дочери Лины.

На Рино подобный поворот событий произвел столь сильное впечатление, что он на несколько дней слег с высокой температурой. Когда жар ненадолго спадал, он впадал в беспокойство: вскакивал с кровати, в полузабытьи бросался к двери, пытаясь ее открыть, и таращил непонимающие глаза. Перепуганные Нунция и Лила тащили его обратно в постель.

Фернандо, в отличие от сына, давно догадывался об истинных намерениях Марчелло, как, впрочем, и его жена, а потому спокойно поговорил с дочерью. Он объяснил ей, что предложение Марчелло Солары важно не только для ее будущего, но и для будущего всей семьи. Сказал, что она еще ребенок и не обязана сразу говорить «да», но он как отец советует ей согласиться. Помолвка может длиться долго, и он уверен, что за это время она привыкнет к мысли о замужестве.

Лила с таким же спокойствием ответила ему, что скорее утопится в пруду, чем выйдет за Марчелло Солару. Они жутко разругались, что нисколько не повлияло на решимость Лилы.

Я от этой новости чуть в обморок не упала. Я и без того знала, что Марчелло влюблен в Лилу и готов ради нее на все, но мне в голову не приходило, что в нашем возрасте можно получить предложение руки и сердца. Лиле не исполнилось еще и пятнадцати лет, она никогда ни с кем не встречалась и даже ни разу не целовалась, и вот нате вам! Я сразу же заняла ее сторону. Замуж? За Марчелло Солару? И еще детей от него рожать? Да ни за что на свете! Я полностью поддерживала ее в той войне, что она вела против отца, и поклялась, что буду помогать ей чем смогу. Ее отец тем временем успел утратить былое спокойствие и постоянно грозился переломать ей руки-ноги, если она не согласится на такую выгодную партию — ради ее же блага.