Самат Сейтимбетов - Выбор Гермионы (Г.П. и свиток Хокаге - 2.5)

-- Я для него все делаю! Ученики туда, подготовка сюда, приберись тут, принеси то, дополнительные занятия давай, мишень изображай, а он?

-- А что он?

-- Смотрит на меня, как будто не видит, чурбан деревянный!

Аберфорт приходит, смотрит на Тонкс и качает головой, но все же отдает бутылку. Нимфадора ловко вскрывает, прямо палочкой, скастовав какое-то изогнутое, как штопор заклинание, и тут же наливает полный бокал. Светло-красное вино, с оттенками желтого и оранжевого, неслышно, мягко льется, и все равно ощущение, как будто кровь хлещет. Как с этим Грюм справляется? Не видит повсюду кровь-кишки, не кидается заклинаниями на каждый шорох? Или он, поэтому и держит искусственный глаз, что тот искусственный, не живой?

Кстати, о глазе.

-- Он тебя видит насквозь, - улыбаюсь. - Твои попытки увеличивать декольте не дают результата, потому что он и так видит тебя голой. Со всеми твоими прыщиками, шрамиками, зарослями в промежности и подмышками.

-- Фффу, какая гадость! - еще глоток вина, и Тонкс восклицает. - Ты что несешь? У меня там все гладенькое, как у младенца!

И сделав хитро-пьяное лицо наклоняется еще сильнее и бормочет.

-- Хочешь потрогать? Ну, не стесняйся, я же знаю, что хочешь!

-- Что, прямо здесь?

-- Конечно, нет! В Хогвартсе, - на лице Тонкс предвкушение, - так, чтобы Аластор видел, но думал, что мы его не видим! Можешь делать, что хочешь, я разрешаю! Если уж даже это его не заведет, то я не знаю, он и вправду тогда чурбан!

От такой картинки кровь, конечно, кипит, но вот мысль "Аластор -- наблюдатель" охлаждает. Это не говоря уже о том, что прошлое лето вовсе не забыто.

-- Меня он тоже видел голой, и что? Может тебе просто измениться нужно? - отвечаю ей чуть злее, чем нужно.

-- Как?

-- Ногу и руку себе убери, шрамов добавь, лицо такое, как у старого аврора сделай. Ты вообще выясняла, какие ему женщины нравятся?

-- Выясняла.

-- И как?

-- Молчит, и говорит, что еще не сошел с ума, давать оружие против себя. Ну, так что, как тебе моя идея?

-- Очень такая, Грюмая идея, я скажу. Посмеяться, имитировать чувства, не сближаться, а использовать для чего-то отношение к тебе других людей. Может поэтому у вас и не складывается ничего?

-- Ты о чем?

-- Да так, проехали, - машу рукой.

-- Объясни.

Голос у Нимфадоры совсем трезвый и злой, и смотрит так же, держит за рукав, когда только и успевает ухватить? Ну да, она же метаморф -- не пьянеет? Или моментально весь алкоголь в водицу переводит? Тонкс поджимает губы и смотрит, прожигает взглядом, словно я смогу одним ответом наладить ей личную жизнь. Может она, поэтому и такая стерва -- дразнилка, что у нее личное свербение неудовлетворенности? Мысль неожиданная, но все равно как-то волны сочувствия не испытываю.

Да воздастся каждому по сиськам его.

-- Объясни! - повторяет Нимфадора, и волосы ее становятся пепельно-фиолетового оттенка. - Ну!

Ой-ой. Таблицу зависимости цвета волос Нимфадоры от настроения, конечно, не найти, но имеющий глаза да увидит. Она в ярости, не просто ярости, а в том самом состоянии аффекта, когда несет волной гнева, разум отключается, только кровавая ярость и потом крик "что же я натворил?"

Как говаривал один знакомый про такое: "забрало падает".

-- Ты -- метаморф, - говорю медленно, сам для себя достраивая неоформленную мысль на ходу. - Тебе привычно изображать других людей, даже животных, изменять себя и подстраивать. Ты жаловалась на неуклюжесть, а потом она взяла и прошла.

-- Ну да! Аластор меня научил!

-- Чему?

-- Быть уверенной в себе, - уже не так уверенно отвечает Нимфадора.

-- Точно? Он тебя такому учил? Или просто учил магии и гонял на тренировках?

-- А это не одно и то же?

-- Конечно же, нет! - руки на стол, подпереть ими голову. - Ты же училась магии и до этого? В Аврорат сумела поступить, так?

-- Да, но я далеко там...

-- Неважно, - отмахиваюсь. - Поступила в Аврорат. То есть в тебе были целеустремленность, знание того, что ты хочешь, владение магией, и ты пришла и сдала экзамены, и все равно неуклюжесть была при тебе.

-- Да, и что? Аластор -- отличный учитель, он личным примером показал мне, какой надо быть! За это я его и люблю!

-- Вот! Вот! Личным примером! Ты влюбилась в Аластора...

-- Это было позже!

-- И начала подражать ему. Стала внутри такой же, как он: сильной, уверенной, презрительной к тем, кто не может себя сам защитить. Метаморфизм черт характера, если хочешь. Твоя неуклюжесть сразу пропала, конечно же, и шуточки у тебя стали злее, вроде той, что ты и Флёр демонстрировали прошлым летом. Думаю, прежняя неуклюжая Дора такого себе не позволяла.

-- Допустим, - цедит Тонкс сквозь зубы, - и что с того? Ты ближе к делу давай!

-- Ближе к телу так ближе к телу, ради двух твоих выразительных... глаз я готова на все!

-- Эй, мне стыдно! - на щеках и вправду румянец, но кто поверит метаморфу? - Правда!

-- Не далее, чем пять минут назад ты совершенно бесстыдно..., - медленно начиная закипать, говорю ей.

-- Ладно, ладно, мне не стыдно, тебя весело дразнить, ты не кидаешься рвать волосы ни мне, ни себе и не убегаешь с плачем, вот, - поясняет Тонкс.

-- Это в тебе внутренний Аластор говорит, который бойцов любит! - обвиняюще тыкаю пальцем.

Тонкс хохочет, звонко, заливисто, привлекая всеобщее внимание, и выпивает еще вина.

-- Внутренний Аластор, ой, уморила, уморила, не могу, - утирает она слезы.

-- В каждой шутке есть доля шутки, - замечаю наставительно.

Интересно, Нимфадора пробовала в мужчину превращаться? В Грюма, например?

-- Ладно, Аластору нравятся бойцы, я теперь злой боец, так в чем проблема? - спрашивает Тонкс, нахохотавшись и утерев слезы.

-- В самом Аласторе, конечно, - пожимаю плечами. - Он же одиночка, подозрительный и готовый к войне со всем светом. И ты стала такой же, не до конца, но стала. Поэтому у вас и не складывается, что вы -- двое одиночек, подозревающих все и вся вокруг. Какая любовь? Максимум, что у вас может быть, это изнасилование побежденного победителем, и потом долгая месть в обратном порядке.

По лицу Нимфадоры пробегает тень, складка на лбу формируется, словно сама собой. Неужели она думала и над таким вариантом? Грюм уязвим, особенно для удара в спину от своих, и Нимфадора, получается, обдумывала, как бы ему подлить, подпоить и в постель уложить?

-- Стройная теория, красивая, - зло говорит Нимфадора, - но как же моя любовь к нему?

-- Так ты не Аластор, - отвечаю просто, - ты лишь метаморф в его шкуре. Что, изобрази ты Дамблдора, сразу стала бы Великой и Светлой? Нет, конечно, потому что внутри ты все та же Тонкс. Подделка. Копия.

Последних двух слов, пожалуй, говорить не стоило, Тонкс ярится, розовые волосы встают дыбом.

-- Подделка? - шипит она.

-- Под Грюма, да, - сжимая палочку под столом и стараясь не дергать глазом. - Любишь ты его по-настоящему, но вот имитация самого Аластора при этом не поможет. Не настолько он самовлюблен, чтобы на такое повестись.