Себастьян Фолкс - Там, где билось мое сердце

Меня эта радужная перспектива удручала. Детство и приятели отроческих лет не должны просто так возникать в твоем не обремененном тенями прошлого настоящем. Да и друзьям юности (таким, например, как Пола Вуд) лучше существовать в укромном хранилище былого, за притворенной, но не запертой дверью, чтобы услужливая память могла время от времени возвращаться к ним и переплавлять их образы во что-то значимое. Ничего не поделаешь, друзья прошлого неизбежно становятся вымышленными персонажами, таково их предназначение.

После изматывающей прогулки мне хотелось побыть одному. Я предупредил Полетту, что неважно себя чувствую и не смогу поужинать с хозяином. Позже она принесла мне поднос: корзинка с хлебом, немного сыра и паштет, шкалик красного вина. Все это я употребил, дочитывая роман Перейры. Ничего примечательного там больше не происходило. Не зная, чем закончить, Перейра ввел в повествование в качестве deus ex machina [37] Бога из машины (лат.). весьма неубедительный персонаж — бывшего нациста, каким-то образом получившего пост местного мэра. Прознав о «теплице» доктора Ленуара, бывший лютый враг закрывает этот научный полигон. И наш герой вынужден вернуться в родной Париж непризнанным новатором, un médecin maudit [38] Проклятым докторишкой (фр.). .

Прикончив вино, я откупорил «Росу жизни», ту самую бутылочку виски, которую купил в порту в свой предыдущий визит и прятал в шкафу на верхней полке. К полуночи от «Росы жизни» почти ничего не осталось.

Почистив в ванной зубы на сон грядущий, я, спотыкаясь о ступеньки, поднялся в комнатку и заставил себя мысленно захлопнуть дверь в прошлое, отгородиться от всех происходивших со мной событий. В данный момент моя жизнь была во многом, даже очень во многом, гораздо лучше уже прожитой. Я лежу в замечательном доме, дом стоит среди замечательных пальм и пиний. Здесь сухо и тепло, и ночной воздух полон ароматов… Вино и виски были превосходны и на вкус, и в качестве успокоительного… Свежие простыни, и баюкающие шорохи, и голоса островного царства…

О том, что я наслаждаюсь всем этим один, думать не хотелось. Я гнал от себя мысли о том, насколько полнее был бы мой восторг, если бы рядом на плетеном стуле сейчас лежали бы старательно сложенные вещи, принадлежащие кое-кому. Но этому не бывать. И вообще, это была химера. Идеальной любви не существует. Заблуждение, грандиозное заблуждение, вроде тех голосов, которые не давали покоя Диего.

«Что жизнь? И почему к ней люди жадны? Сегодня с милой, завтра в бездне хладной! Один как перст схожу в могилу я» [39] Пер. И. Кашкина. .

Когда мы в школе читали этот отрывок из «Рассказа рыцаря» [40] Первый из «Кентерберийских рассказов» Чосера. , я долго оставался под впечатлением от трагической безысходности бытия. Как давно это было…

Лежа в уютной гостевой спаленке, я представил почивших чосеровских Паламона и Арситу, братьев-соперников, влюбленных в одну и ту же красавицу. Лежат в своих доспехах, истлевают. Но эти рыцари хотя бы мертвы, их больше не мучают душевные терзания. А я попал в свою «хладную бездну» живым и совсем еще молодым. Потом мне долгие годы пришлось привыкать к существованию в гробнице.

На следующий день Перейра устроил мне сюрприз. Пригласил на ужин молодую особу. Она была в синей полотняной блузке без рукавов, свои каштановые волосы она вымыла и уложила феном. На плечи набросила бежевый кардиган и слегка подкрасила ресницы тушью. В одежде я не сразу ее узнал. Это была Селин. Конечно, это была она.

Перейра провел нас в столовую, все расселись. Селин держалась немного скованно, ее смущали нож и вилка и три сияющих хрустальной чистотой винных бокала. Один из них она попросила наполнить кока-колой, Полетта глянула на нее с суровым презрением.

— Доктор, а я прочел ваш роман, — сообщил я.

— Очень приятно. И где же вы его нашли?

— В Лондонской библиотеке. У них можно найти почти все.

— Какие они там у вас энергичные, молодцы. Я постеснялся говорить про свой опус такому маститому писателю, как вы. Это была всего лишь небольшая jeu d’esprit [41] Зд.: Интеллектуальная шалость ( фр .). . Ну и как вам роман? Понравился?

— Да. У вас там кое-где английский. Очень хороший. Это большой плюс. Книга, наверное, пользовалась спросом?

— Не сказал бы. Люди не могли понять: то ли она про реальные научные исследования, то ли это просто фантастика, хоть и научная.

— А на самом деле?

— К сожалению, и то и другое.

Мы разговаривали по-французски, поскольку сегодня с нами была Селин.

— А про что эта книжка? — спросила она.

— Можно я расскажу? — предложил я.

— Разумеется, коллега. Мы вас слушаем.

Я допил вино. Однако попробуй расскажи так, чтобы поняла Селин. Сложная задачка, при моем далеко не свободном французском и уйме специальных терминов. Но суть передать мне все-таки удалось. Селин слушала с открытым ртом, не сводя с меня огромных, чуть вытаращенных глаз. Перейра во время моего рассказа вдумчиво поглощал рагу из барашка, по подбородку стекала струйка соуса.

Когда я пересказал главу про исцеление малярией, Селин поднесла к губам бокал с кока-колой, но прежде чем отпить, улыбнулась и спросила:

— Это все, конец?

— Почти все.

Перейра слегка откашлялся, желая что-то добавить.

— Должен вам сказать, доктор Хендрикс, что это все происходило не только в книге. Нечто подобное имело место и в реальности.

— Я знаю, — сказал я. — Юлиус Вагнер-Яурегг. Лауреат Нобелевской премии по медицине. Но он лечил сумасшедших, страдающих прогрессивным параличом в последней стадии сифилиса. То есть их безумие имело органическую природу и возникло в результате воздействия бледной спирохеты.

— Сохранилось много трактатов девятнадцатого века, в которых подробно фиксируется, как благотворно действует высокая температура на ущербную психику. Вагнер тоже получал хорошие результаты — после введения туберкулина.

— Но ведь все его душевнобольные были сифилитиками, верно? — уточнил я.

— Судя по архивным данным австрийских клиник в Граце и Клагенфурте, не все. Шизофреникам туберкулиновая терапия помогала редко, и было несколько летальных исходов, но пациенты с другими диагнозами действительно выздоравливали.

— Что же там было дальше? — спросила Селин.

— Дальше вот что, — продолжил я. — Запас крови малярийного больного у доктора иссяк, и он начал разводить малярийных комаров. По острову поползли слухи. Людей всегда настораживало, что где-то поблизости держат сумасшедших, а теперь еще и малярийные комары зазудели по всей округе. Двойной риск: заразиться не только безумием, но и малярией!