Всеволод Филипьев - Ангелы приходят всегда

– Быстро и дешево.

– Ну и чудненько, вот и чудно, – приговаривал врач, колдуя над столиком с зубоврачебными инструментами. – Сначала все же сделаем рентген, да, рентген. Это не больно. Откиньтесь-ка поудобнее.

Игорь Моисеевич водрузил на грудь Лазаря тяжелую антирадиационную накидку, придвинул к щеке рентгеновский аппарат, сделал снимок, который вмиг появился на экране стоявшего здесь же монитора.

Врач оживился, удовлетворенно потирая руки:

– Ну, вот видите, я – старый опытный человек, много битый жизнью, я редко ошибаюсь. Зубик-то у вас не пустой, не зря вы к нам пожаловали.

– Что? – насторожился Лазарь.

– А вы, разумеется, не осведомлены, – подмигнул доктор. – Естественно, не осведомлены. А если и осведомлены, то мне об этом знать незачем. Вот сейчас дернем и посмотрим, что там за штучка такая интересная. «Сезам, откройся!», так сказать. Только ничего мне не объясняйте, пожалуйста…

– Рвите!

– Один момент, друг мой, один момент, заморозочку сделаем и будем удалять.

Благодаря двум уколам Лазарь почти не почувствовал боли. Вырванный зуб лежал на столике, а Игорь Моисеевич, с видом древнего алхимика, внимательно его изучал.

– Посмотрите-ка, что там внутри обреталось, вот, вот, смотрите, – вновь заговорил он скороговоркой и поднес пинцетом крошечный электронный чип к лицу Лазаря.

– Ничего себе! – подскочил с кресла инок. – Удружили. Можно мне этот трофей забрать? Надо же!

– Бывает, бывает, молодой человек, поживете с мое, еще не такое увидите, только не нужно мне ничего рассказывать, – Игорь Моисеевич положил чип в пакетик и вручил Лазарю. – Я вот, к примеру, в Нью-Йорке тридцать лет живу и, как водится, слышу: «Город желтого дьявола! Бесовский город!» А никаких бесов и желтого дьявола я здесь не видел. То бишь не верь глазам своим, абсолютно не верь глазам своим и ушам своим заодно. Другие зубы будем вырывать? Вам еще такие сувениры вставляли?

– Нет, мне в последнее время лечили только этот зуб. Это ж надо, как раз по нему пришелся удар.

– Хозяин – барин. Не будем вырывать – так не будем. Оплатите нашей милой Томочке и всего доброго, – улыбнулся старый доктор, хитро смотря исподлобья. Потом добавил: – И серьезно советую сменить лечащего врача.

– Уже сменил, – ответил Лазарь, покидая кабинет. – И вам всего доброго.

Расплатившись и выйдя, Лазарь с минуту постоял на крыльце. «Стало быть, мне в Японии всадили жучок, когда ставили пломбу. Вели меня через спутник, – думал он. – Поэтому на вокзале так легко вычислили. Я вообще у них, как на ладони. Так, время не теряем! Они в любой момент могут быть здесь…»

Лазарь увидел подъезжающее такси и дал знак остановиться. На этот раз водитель оказался украинцем. Он был менее приветлив, чем индус, но зато с ним было легче объясняться. Он разбавлял свою украинскую речь русскими и английскими словами.

– Ты куды с такым фэйсом, хлопче? Дивчата засмиют, – своеобразно поприветствовал таксист садящегося в машину Лазаря.

– Я не к девчатам. Они и так надоели! Хочу посмотреть город. Покатаешь?

– Ты с приизжого цирку, чи як? Ты що – гостролэр?

– Откуда знаешь?

– Так про цэ вэсь Бруклин шепчэ, що вы як выступылы, то ни як нэ можете вгомонытысь. Добралысь до свижого повитря? Молодэць! Куды тэбэ везти? Хочешь статую свободы оглянуты?

– Можно и статую, но сначала хочу прокатиться по знаменитому мосту Веррезано-Бридж. Всю жизнь мечтал!

– Якщо мы черэз мист переидэм, то на Стейтен-Айленд попадэм, а там робыты ничого…

– Разберемся. Поехали. А то сейчас ребята из цирка догонят, и нам с тобой мало не покажется, – закруглил обсуждение маршрута Лазарь.

– Зараз по Брайтону проидэм, дывись на достопримечательность Нью-Йорку, – засмеялся таксист, довольный собственной шуткой.

Машина двигалась под мостом, накрывавшим весь Брайтон-Бич черными крыльями. Сверху загрохотала электричка.

– Нравится здесь жить? – спросил Лазарь, разглядывая русские вывески магазинов и ресторанов по обеим сторонам улицы. – На мой взгляд, пестро, но как-то мрачновато…

– Нравытся – нэ нравытся, спы, моя красавица! – таксист закурил. – Як и всюды, так и тут. Нема счастья на земли… Вообще Америка – женская краина. Тут женщинам очень нравится, жинке моей, например. Потому и головна статуя у американцив – жинка!

– Статуя свободы, что ль? А я слышал, что это ангел.

– Ну, нэ знаю… Жинкам тут покойно. Устроенэ, розмирэнэ життя. Працюй, хлиб получай и рожай дитэй – ось такый американский рай на зэмли.

– Не скучно?

– Ты що! Мне?! – таксист даже заерзал. – Я нэ знаю, що цэ таке «скучно»! Колы скучать? Скучно тем, которые с Веррезаны вныз головою прыгають. На мынулий нэдили, я по радио слухав, знову выпадок був, молодый человик життя сэбэ лышив на тому злощасному мости. Ну що ты зробишь! Самый высокий в Нью-Йорку мист. Цэ американци скучают, а нам, эмигрантам, нэ до того. Американци нам дывуются, як мы всего добываемся и их часто обходым: воны ж в ций краини родылысь, а мы приизжи. А это потому, що у нас злости к жизни бильше, тяги бильше. А без злости и тяги – никак! У их батькив, яки Америку заснувалы, також тяга и злость була, а диткы всэ розгубылы. Так и наши диты всэ растранжирять, станут, як американськи гамбургеры, и ничого тут нэ поробышь.

«Интересно, – задумался Лазарь над словами таксиста про тягу и злость, – есть в этом определенная параллель с духовной жизнью, если только слово "злость" заменить словом "ревность". Или если иметь в виду злость против бесов и против своих грехов».

– Значит, не очень-то рай получается?

– Так я ж тоби про що? Нэма счастья на земли. Тилькы моей жинци ты этого не докажешь, ей тут нравытся. Ну що тут вдиешь! – таксист выплюнул недокуренную сигарету в окно.

За разговором быстро добрались до Веррезаны.

– Пожалуйста, помедленнее, особенно на середине моста, и держись в правой полосе, хочу полюбоваться видом, – попросил Лазарь, открывая боковое стекло.

Когда машина выехала на середину моста, Лазарь быстро вынул микрочип из пакетика и бросил его через ограду.

– Примета такая, – ответил он на недоуменный взгляд шофера, – монету кинул, чтобы в Штаты еще вернуться… Все, моя мечта сбылась! Как много внизу воды – это красиво.

– Цэ причуда, а нэ примета. Дывный ты. Слухай, циркач, пыти трэба мэньше, а то так и до чертыкив допытысь можно. Ты подывысь на себэ: с бланшом, вэсь якыйсь пожмаканый, а всэ копейки кыдаешь… А вжешь? Богэма, люды высокого полету.

– Это ты в десятку попал! Пора собой заняться. Как с моста съедем, вези меня в парикмахерскую.

– Нэ людына, а якийсь ураган. То тэ, то сэ, сам напэвно нэ знае, чого хоче, – пожал плечами таксист. – Ну, що ж, нэ гарячкуй, зробым, гастролэр.