Максанс Фермин - Черная скрипка

Я не знал, что, совершив это, я погублю ее, да и себя тоже.

Я возвратился в Кремону и тотчас набросился на работу.

Голос Карлы и ее изящный силуэт запали мне в память. Я решил создать единственную в мире скрипку, основываясь на этих воспоминаниях.

Я выписал из Тироля благороднейшую древесину ели, чтобы выточить верхнюю деку и душку [11] Душка — деталь скрипки, представляющая собой деревянный цилиндрический стержень, который устанавливается вертикально между деками, служа распором между ними. Душка способствует передаче звуковых колебаний на нижнюю деку, усиливая резонанс и улучшая тембр инструмента. От ее размеров и места установки зависит качество звучания. . Для изготовления нижней деки, обечайки [12] Обечайка — боковая часть корпуса скрипки, состоит из шести тонких деревянных пластин, которые выгибаются по форме дек и приклеиваются к их внутренним краям. , кобылки [13] Кобылка (подставка) — деревянная пластинка, которая устанавливается на верхней деке в качестве опоры для струн, ограничения их звучащей части и передачи вибрации от струн к корпусу. и грифа я выбрал клен из Богемии, самый прочный, какой только может быть. Верхнее покрытие грифа, струнодержатель и порожек были сделаны из самого твердого эбенового дерева. И вот наконец после нескольких месяцев упорного труда, после сборки всех деталей скрипки воедино я принялся за изготовление лака, составив его из растительных субстанций.

Несколько недель выжидал я, прежде чем осмелился сыграть на этой скрипке. Ранним утром, исполненный беспокойства, я извлек первую ноту. Это была катастрофа.

Я сделал совсем не то. Звучание скрипки ничуть не было похоже на голос Карлы.

В бешенстве я швырнул инструмент на пол, да так, что корпус раскололся, а струны лопнули.

И тогда-то я произнес клятву, о которой не перестаю сожалеть и сегодня:

— Клянусь, я не успокоюсь до тех пор, пока не воспроизведу ее голос на скрипке такой же черной, как ее глаза.

Да, именно тогда мне и пришла в голову мысль сделать черную скрипку.

Я стоял у верстака, и тут меня озарило.

А почему не создать скрипку, полностью подобную Карле? Ведь ежели я хочу воспроизвести ее голос, разве не должен я вдохновляться линиями ее тела и начинать именно с этого? Но мне надо было, и теперь-то я это понимал, делать скрипку черную, как ее глаза и волосы.

Я вспомнил, что в библиотеке мастерской находится небольшой трактат, написанный рукой Антонио Страдивари, и в нем есть упоминание о том, как изготовить скрипку, основным материалом для которой служит эбеновое дерево. Я отыскал его и, к своей безмерной радости, обнаружил в нем секретный рецепт изготовления черного лака, лака, который я до сей поры ни разу не использовал. Пользуясь этими бесценными сведениями, я погрузился в работу.

Изготовление корпуса инструмента, а главное, резонатора оказалось делом очень непростым. Эбен, или черное дерево, отличается невероятной твердостью и при работе с ним требует значительных усилий и абсолютной точности. Сборка тоже оказалась чрезвычайно трудной, но я был безмерно терпелив и благополучно справился с ней. Наконец, лакирование, а я производил его тщательно и не торопясь, тоже заняло у меня несколько недель.

Но вот спустя еще два месяца я впервые в жизни держал в руках великолепную черную скрипку.

Испробовать ее я решил вечером в грозу.

За окном дул свирепый порывистый ветер, и молнии раздирали небо. Последний слой лака высох, и уже можно было проверить звучание инструмента.

Я взял скрипку и ласково погладил лаковую поверхность. Дерево запело у меня под рукой. И я понял, что держу незаурядный, единственный в своем роде инструмент.

Я схватил смычок и стал играть.

Смычок скользнул по струнам, как оброненное птицей перо по муаровой поверхности воды. Раздался первый звук — то был женский голос. Сопрано.

Трепеща от счастья, я несколько мгновений стоял в полной отрешенности, осознав, что все-таки исполнил свою самую заветную мечту.

Всю ночь я играл на черной скрипке, как не играл ни на каком другом инструменте. Мне чудилось, что я сжимаю в руках тело Карлы.

Спустя несколько дней я опять приехал в Венецию. Была зима. Acqua alta [14] Высокая вода (итал.). затопила город, и на некоторых улочках Светлейшей глубина воды достигала метра. Но горестная эта картина оставила меня безразличным. Я думал только об одном: чтобы Карла поскорей услышала звучание черной скрипки.

Казалось, будто дворец Ференци медленно опускается в воды лагуны. Гондолу мне пришлось причалить к решеткам окна, поскольку набережная была вся под водой. Волны набросали зеленые водоросли на высокие ступени крыльца.

На сей раз дверь открыл мне не лакей, а сам граф Ференци. К моему великому удивлению, щеки у него ввалились, лицо стало желто-воскового цвета, и взгляд был какой-то остекленевший. Выглядел он так, словно на него свалилось безмерное горе.

— Синьор Эразм, — промолвил он, увидев меня, — само небо посылает мне вас. Быть может, вы сможете нам помочь.

— Что случилось? Вы заболели?

Он извлек из кармана носовой платок и промокнул лоб.

— Нет, не я. Я чувствую себя по-прежнему неплохо.

Граф прикрыл ладонью рот и прошептал:

— Речь о Карле.

— О Карле? Что с ней?

— Ах, если бы я знал. Внезапно она заболела. И вот уже десять дней не встает с постели.

— Могу я видеть ее?

Не дожидаясь ответа, я прошел в вестибюль, устремился к лестнице и, перескакивая через три ступеньки, помчался наверх. Распахнул дверь и увидел Карлу, лежащую в постели, бледную, больную. Видно было, что ей плохо. Ступая на цыпочках, я приблизился к ней.

— Что с вами, Карла? — с трудом выдавил я.

Она медленно повернула ко мне голову, и по выражению ее глаз я понял, как она страдает.

— Взгляните, я привез вам обещанную скрипку. Послушайте, как она звучит! Послушайте этот дивный инструмент!

Я всего-навсего провел смычком по одной струне, но этого оказалось достаточно, чтобы Карла ужаснулась. Пытаясь удержать меня, она коснулась моей руки, а взглядом, казалось, умоляла не играть больше.

— Ужасное несчастье поразило нас, — сообщил присоединившийся к нам граф. — У дочери, после того как она заболела, не проходит лихорадка, и врачи не могут найти причину болезни. Вот уже больше недели бедная моя девочка пребывает между жизнью и смертью.

Я смотрел на Карлу, на ее печальное лицо.

— А главное, — продолжал граф Ференци, — и это самое ужасное, после того проклятого вечера, когда она заболела, у нее пропал голос!

В голове у меня помутилось, я почувствовал, что земля уходит у меня из-под ног, и мне пришлось, чтобы не упасть, ухватиться за притолоку.