Дженди Нельсон - Небо повсюду

– Спасибо, что читала их, – отвечаю я.

Она смотрит себе под ноги:

– Я тоже по ней скучаю.

До этой секунды мне и в голову не приходило, что она может читать эти книги и для себя тоже. Но это конечно же правда. Она боготворила Бейли. А я оставила ее горевать в одиночестве. Я не знаю, что сказать, поэтому протягиваю руки и обнимаю ее. Изо всех сил.

Где-то рядом гудит машина. Полная машина придурков-старшеклассников. Ну спасибо, что испортили такой момент! Мы расцепляем объятия, и Сара машет им вслед своей феминистической книжкой, как религиозный фанатик Библией. Я смеюсь.

Они проезжают, и она достает из пачки очередную сигарету и легонько касается ею моего колена:

– А вот насчет Тоби я все равно не понимаю. – Она зажигает сигарету и продолжает размахивать потухшей спичкой, как метрономом. – Вы что, соревновались с Бейли? Мне казалось, вы совсем не похожи на сестричек из «Короля Лира». Ну, по крайней мере, я так думала.

– Да, мы и не были такими. Но… знаешь, я задаю себе тот же вопрос… – Я со всего разбега врезаюсь в то, что вчера сказал дядя Биг. В это огромное, гигантское нечто. – Помнишь, мы смотрели с тобой скачки дерби? – спрашиваю я Сару. Не уверена, что смогу ей все правильно объяснить.

– Ну да. А что? – Она смотрит на меня как на сумасшедшую.

– Ты заметила, что ко всем лошадям были приставлены пони?

– Что-то такое припоминаю…

– Ну вот, мне кажется, что это мы с Бейлз.

Она долго молчит, выдыхает длинную струю дыма, а потом говорит:

– Вы обе скаковые лошади, Ленни.

Но я-то слышу, что она сама в это не верит и говорит просто из вежливости.

Я качаю головой:

– Давай посмотрим на вещи трезво. Я не лошадь. Боже, ну конечно же нет.

И я сама в этом виновата. Бейли ругала меня не меньше бабули, когда я бросила кларнет.

– А хотела бы? – спрашивает Сара.

– Может быть. – На «да» у меня не хватает решимости.

Она улыбается, и мы молча наблюдаем, как машины проезжают мимо, и почти каждая везет до нелепого яркие резиновые изделия для плавания: лодки с жирафьими головами, слонов-каноэ и тому подобное.

Наконец Сара говорит:

– Хреново, наверное, быть пони. Я имею в виду, по-настоящему, не метафорически. Ты только подумай: жертвовать собой круглые сутки, и ни славы, ничего… Пусть они организуют профсоюз и тоже устроят скачки.

– Вот ты этим и займись.

– Нет. Сейчас я займусь превращением святой Ленни в роковую женщину. – Она ухмыляется. – Ну давай, Ленни, соглашайся уже.

Ее «ну давай, Ленни» напоминает мне Бейли, и я, сама не знаю почему, отвечаю «хорошо».

– Никаких крайностей, обещаю.

– Да уж, ты славишься умеренностью.

Она смеется:

– Ну да, ты оказалась в полной заднице.

Затея совершенно безнадежная, но мне ничего другого не остается. Раз уж все равно надо что-то делать, то что мешает мне принять сексуальный вид – если предположить, что я вообще могу выглядеть сексуально! Соблазнение и правда отлично работает в кино. Особенно во французских фильмах. Поэтому я полагаюсь на Сарины знания и опыт, а еще на понятие jouissance, и операция «Соблазнение» объявляется открытой.

Теперь у меня есть декольте. Дыньки. Сиськи. Мощные буфера. Пышная грудь торчит из крошечного черного платья, и я собираюсь прийти в этом на репетицию при свете дня. Я все смотрю и смотрю себе в вырез. Полногрудая особа, которую щедро одарила природа. Моя тощая фигурка превратилась в воплощение секса. Неужели лифчик может творить такие чудеса? А еще говорят, что материя не может появиться из ничего. Я уже молчу о том, что на шпильках во мне четыре метра роста, а губы рдеют, как гранаты.

Мы с Сарой забежали в класс рядом с музыкальной комнатой.

– Ты уверена? – в который раз спрашиваю я. Понятия не имею, как оказалась в эпизоде сериала «Я люблю Люси».

– Как никогда в жизни. Перед тобой ни один парень не устоит. Я, правда, немного волнуюсь за мистера Джеймса – вдруг он просто не переживет твоего появления?

– Ладно, пошли.

Я иду по коридору, притворяясь, что это вовсе не я, а персонаж какого-то французского фильма, где все курят и выглядят загадочно и притягательно. Я женщина, а не маленькая девочка, и я иду соблазнять мужчину. Кого я пытаюсь обмануть? Охваченная паникой, я бегу обратно в класс. За мной бежит Сара, подружка невесты.

– Ленни, ну давай, – понукает меня она.

Ну вот, опять «Ленни, давай». Я делаю еще одну попытку. На этот раз я думаю о Бейли. О том, как важно она ступала, словно сама земля под ее ногами поклонялась ей. И у меня получается без особых усилий прошествовать в музыкальную комнату.

Я сразу замечаю, что Джо нет, но до репетиции еще остается секунд пятнадцать. Обычно он приходит раньше, но, может, на этот раз его что-то задержало.

Четырнадцать секунд. Сара была права: все парни таращатся на меня, будто я сошла с журнальной обложки. Рейчел чуть не роняет кларнет.

Тринадцать, двенадцать, одиннадцать: мистер Джеймс восхищенно всплескивает руками:

– Потрясающе выглядишь, Ленни!

Я добираюсь до своего места.

Десять, девять: я собираю кларнет и понимаю, что не хочу запачкать мундштук помадой. И все равно пачкаю.

Восемь, семь: настраиваю инструмент.

Шесть, пять: все еще настраиваю.

Четыре, три: оборачиваюсь. Сара трясет головой и беззвучно произносит: «Очешуеть можно!»

Два, один: слова, которых я ждала. «Давайте начнем урок. К сожалению, на фестивале с нами не будет одного из трубачей. Джо выступит со своими братьями. Достаньте карандаши, я кое-что поменял в партитуре».

Я роняю свою роскошную голову на руки и слышу, как Рейчел шепчет:

– Я же говорила, он тебе не подходит, Ленни.

(Написано на оборотной стороне рекламного проспекта, валяющегося на тротуаре Главной улицы)

– Да пребудет с тобой сила.

С этими словами Сара отправляет меня вверх на холм, к дому Фонтейнов. Я все в том же черном коктейльном платье, на шпильках и с сексапильными буферами. Всю дорогу я повторяю, точно мантру: Я автор своей истории и могу рассказывать ее, как захочу. Это мое соло. Я скаковая лошадь. Да, это выставляет меня тем еще фриком, но зато я благополучно добираюсь наверх. Через пятнадцать минут я стою перед Maison Fontaine, и вокруг меня шелестит сухая летняя трава, воздух гудит от невидимых насекомых, что наводит меня на мысль: «А Рейчел-то как узнала, что случилось с Джо?»

Я выхожу к подъездной дорожке и вижу мужчину в черном, с копной белых волос. Он размахивает руками, как безумный, и кричит что-то на французском изящной даме в черном платье (которое ей, кстати, по размеру). Та, судя по виду, в полном бешенстве. Она шипит ему в ответ на английском. Мне что-то не хочется попадаться этим пантерам на глаза, поэтому я делаю крюк и ныряю под огромную иву. Она по-королевски правит всем двором; мерцающие волны листьев ниспадают с древнего ствола, как складки шикарного бального платья. Отсюда меня никто не заметит.