Дмитрий Сазанский - Предел тщетности

— Какие люди в Голливуде, — приветствовал меня Макар, открыв дверь.

— Ехал мимо, дай думаю, зайду, — соврал я.

— Проходи на кухню, в комнате бардак, — предложил Славка, принимая у меня куртку.

Если то, что собой являла кухня, можно назвать порядком, представить страшно, какой кавардак творился в комнате — в раковине громоздилась гора немытой посуды, все пепельницы, их было четыре в разных углах, забиты доверху окурками. Несколько бутылок сиротливо прижались к ножке стула, стоящего у окна, на подоконнике лежал раскрытый журнал с голой девицей в разворот, служивший, судя по многочисленным круглым следам, подставкой под жаркое, которое хозяин потреблял прямо из сковородки. В общем, обычная берлога холостяка в последней стадии запущенности перед капитальной уборкой.

— Я сам только приехал, сидел сиднем за городом, приболел понимаешь, простыл — неуклюже оправдывался Славка, убирая со стола.

— Меня Петруччо на кладбище предупредил, правда он сказал, что у тебя что-то с животом.

— Он, как всегда перепутал, а может и наврал, с него станется, — есть будешь?

Не дожидаясь ответа, Макар схватил сковородку, положил в нее две верхних тарелки из Монблана в раковине и двинул в ванную. Послышался шум воды.

Славка сварганил глазунью за пять минут, нашлись даже две чистые вилки, от выпивки я отказался. Мы приступили к поглощению яичницы. Макар набросился на еду, а я лениво ковырял вилкой ломтик жареного бекона, собираясь с духом, чтобы задать другу неприятный, как мне думалось, вопрос.

— Мне Татьяна сказала, что Мишка у тебя денег не взял, — сообщил я как можно буднишнее.

У меня не получилось застать Макара врасплох, он не замер с вилкой в руке и ничего не дрогнуло на лице. Он продолжал жевать с той же скоростью, что и раньше, посматривая то на еду, то на меня ничего не выражающим взглядом. Застыл я в ожидании ответа, будто от этого зависела моя жизнь.

Наконец он доел, протер хлебом тарелку дочиста, не спеша достал платок из кармана, вытер губы и посмотрел внимательно мне в глаза.

— Зачем тебе это надо?

— Что «это»? — я как-то даже опешил, не понимая, о чем речь.

— Какая разница, давал я ему денег или нет, взял он их или мимо проехал? Тебе от этого легче будет?

— Ты будешь смеяться — легче.

— Плюнь. Живи дальше, — Макар говорил с напором, будто уговаривал, — прошлое похоже на обнаженную девицу, в какое платье ее нарядишь, так она и будет выглядеть. Если очень постараться, можно из любой уродины невообразимую красавицу сделать, хоть сразу на подиум выставляй, чтобы все от зависти ахнули. У многих получается.

— Так это для внешнего потребления, рассчитанного напоказ. Помнишь однажды, — заспешил я, видя, что у Макара готова сорваться с губ очередная реплика, — после отсидки ты поведал мне, как путем длинных размышлений пришел к богу. Я еще очень удивился, что человек начинает верить не от отчаяния, а от ума. Ты в какой-то момент понял, что жизнь потеряла смысл, и решил — если не найдешь за что зацепиться, то вскроешь себе вены под Новый Год.

— Было дело.

— Как только ты сумел поверить — бог есть, получилось, что все не зря, и надежда впереди замаячила. На меня тот давний разговор произвел сильное впечатление. Вот считай, что я тоже уперся лбом в предел тщетности. Только я трус, и руки на себя не наложу, а в бога поверить при всем желании не выходит. Оглядываясь назад, я не нахожу утешения, но и заглядывая вперед, не вижу просвета. Даже больше скажу — я не атеист, и не агностик, а классический язычник. На моей полке много божков разного цвета, но самый яркий — дружба, наша дружба со школьной скамьи. Образно говоря, Мишка смахнул с полки глиняную статуэтку на пол, разбить ее не удалось, но трещина образовалась громадная, не то что палец, кулак можно засунуть. И сейчас передо мной дилемма — заклеить прореху или расфигачить до конца. Вы в это время, каждый по отдельности, напускаете туману, а я барахтаюсь в нем как в разноцветном желе. Пусть вы недоговариваете с лучшими намериями, но мне — то от этого не легче.

— Счастливый ты человек, Никитин, живешь, будто в сказке, не замечая ничего вокруг. Бухал полгода без просыху, на всех болт положил, а теперь очухался, глаза продрал, и пошел по свету правду искать.

Неужели ты за четверть века не заметил, что Мишку в нашей компании терпели только из-за тебя. Ты почему-то вбил себе в башку, почему — это другой разговор, что он тебе жизнь спас, из петли вынул, и ты ему за такую доблесть по гроб жизни обязан.

— Постой…

— Нет, это уж ты постой, раз начал. Ты привел Мишку в нашу компанию, не обращая внимания, что все при его появлении поморщились, я уж не говорю про Петруччо, который в бешенстве был. Но Никитин выше людских предрассудков, не замечает косых взглядов, таскает «друга» за собой, как щенка на поводке. А собачка за время пути подросла, превратившись в овчарку с недобрым взглядом. Мишка, в отличие от тебя, все видел, понимал, но тоже виду не подавал. Будто так и должно быть. Только тебя он в грош не ставил, пока ты носился с параноидальной дружбой, больше похожей на слепую любовь. Знаешь, в чем ваше различие? — Славка закурил и, забывшись, стал махать зажигалкой как спичкой, — Для тебя дружба икона в красном углу, а для него — костыль на пути к успеху. Ты набрал лоскутков из детства, сшил из них красивый камзол, обрядил в него Мишку и любовался до усрачки.

— Да причем тут Мишка вообще? О нас разговор, — мне показалось, что друг меня совсем не понимает. — Он мертв, какой с него спрос, но мы-то живы — Ты, я, Танька, Петруччо…

Я вдруг обратил внимание на муху, которая блуждала по столу, выписывая странные пируэты. Очень она напоминала Дунькину навозную Кончиту. Март за окном, у мух, как и у медведей, спячка не кончилась, откуда ей взяться? Мне показались осмысленными ее движения — когда я оборвал фразу, муха с моей половины перебралась ровно на середину стола и застыла в ожидании.

Решив проверить, я кашлянул два раза. Муха дернулась в мою сторону на звук, но продолжения не последовало, и она вернулась в исходную позицию, как при фальстарте, приподняв локатором хоботок.

— Смотри, — почему-то шепотом сказал я и указал глазами вниз, на стол.

Макар, пожалуй что впервые за время нашего разговора, пришел в замешательство, не понимая, что я от него хочу.

— Куда смотреть? — спросил он, обводя поверхность стола взглядом.

— Да вот же, — я медленно приподнял руку на уровень груди и осторожно указал пальцем. Получилось криво, палец целил в сторону холодильника. — Муха на столе, между тарелками. Она нас подслушивает.

— Да ты совсем рехнулся.

Макар стремительным движением, чувствовалась большая практика, поймал муху в кулак, протянул руку к моему уху, чтобы я мог удостовериться в поимке насекомого. Я прижался ухом вплотную к кулаку, но жужжания не услышал, о чем начал молча сигнализировать Славке глазами.