Антон Сорокко - Aprositus (Ненайденный)

– Бананы? – об этом Герман не слышал.

– Один процент мирового урожая на Тенерифе собирают! – по-деловому подмигнул толстяк. И улыбнулся. – Но кро-о-шечные. – Он оттопырил большой палец и мизинец на своей широченной ладони. Размер местных бананов в исполнении громадной ладони показался Герману далеко не крошечным. – Какой-то индокитайский сорт, говорят.

– Надо попробовать.

– Обязательно попробуй! – сразу одобрил сосед, незаметно перейдя на «ты» и выуживая из кармана впередистоящего кресла металлическую фляжку. – Ты откуда будешь?

– Из Москвы.

– И я из Москвы.

– А на Тенерифе где останавливаешься?

– В Лос Гигантесе, – ответил Герман. – Это где-то на юге.

– Знаю такой город, как же. Минут двадцать от Лас Америкаса. Там ещё эти знаменитые скалы отвесные, чуть ли не Восьмое Чудо Света, и пляжи черного цвета с вулканическим песком. Были мы там, – здоровяк отвинтил крышку на фляжке и призывно кивнул. – Ну что, за знакомство?

– Да я не пью, – примирительно улыбнулся Герман.

Раньше признаваться в том, что он не пьёт, Герману было как-то неудобно: известно, как в России относятся к тем, кто спиртного не употребляет. Потом отказываться от приглашений опрокинуть по стаканчику он привык, и иногда даже стал преподносить это, как одно из своих достоинств. Тем не менее, после его отказа обычно звучала одна из двух банальных фраз: «Что так, болеешь чем?», либо «И не куришь, поди?». На последний вопрос Герман всегда дружелюбно кивал и, смеясь, отвечал: «Такой я весь положительный, аж самому противно!» Как правило, отношения с приглашающим после этого сразу восстанавливались. Но сегодняшний его здоровяк-сосед оказался оригинальней.

– Молодец, – уважительно, хотя и слегка непонимающе взглянув на Германа, сказал он. – А я вот пью.

И он с удовольствием вылил себе в рот какую-то темноватую жидкость. Герман уловил знакомый коньячный аромат.

– «Мартель VSOP», мой любимый. Всегда в дьюти-фри им запасаюсь.

– Хороший коньяк. Я тоже его раньше любил. Его и «хеннеси».

– «Хеннеси» тоже ничего, но я – только «мартель» и только «VSOP». Ни «XО», ни «VS», именно «VSОР»! – довольно крякнув, он проглотил ещё одну ароматную порцию любимого напитка, аккуратно завернул крышечку и протянул Герману свою огромную ладонь. – Меня Андреем зовут.

– Герман, – представился Герман. – Будем знакомы.

– Герман? – обрадовался здоровяк, не выпуская руку Германа из своей ладони. Рукопожатие у него было крепким и теплым. – У меня двоюродного брата Герой зовут!

Видно было, что точки соприкосновения с любым собеседником Андрей находил играючи. Он, наконец, разжал свою руку и поудобней развернулся к Герману.

– Так, а ты чего на Канары один летишь? На Канары надо с дамой ехать, то-сё, – игриво подмигнув, он кивнул головой в сторону спящей справа от него девушки. – Ну, или с женой, на худой конец.

Он засмеялся. Шутка не показалась Герману достаточно удачной, но обсуждать семейные ценности было некстати и лень.

– Жена не смогла поехать, – ответил он. – У неё работа. Да и старшая дочь на лето в Англию едет английский изучать. Жена с ней уезжает, так что на Тенерифе вместе поехать не получилось.

– А, вон что, – здоровяк сделал серьёзное лицо. – Ну, может, оно и к лучшему. Сможешь познакомиться с какой-нибудь Кармен или Люсией. Ну, или, не дай Бог, с её доном Педро.

И он снова захохотал. Смех у Андрея был сиплый и неслышный, как у астматика. При этом смеялся он заразительно. Лишний раз Герман убеждался в том, что все толстяки – люди весёлые, причём, чем человек тучнее, тем добродушнее. На сомнительные шутки обижаться не хотелось, и Герман дружелюбно улыбнулся в ответ.

– Да нет, вы знаете, мне тут романов никаких не надо.

– Да Бог с ними с женщинами, Гера, забудь про них на недельку, – не замечая Германова «вы», примирительно улыбнулся здоровяк. – Ты самое главное, знаешь, что сделай?

– Что?

– На вулкан поднимись!

– На Тейде?

– Я тебе обещаю: не пожалеешь! Высота – 3.718 метров! Весь остров – как на ладони!

– А вы поднимались? – Герману не нравились экстремальные развлечения, но в меру экстремальные он иногда себе позволял, поэтому на тенерифский вулкан подняться как раз планировал.

– Было дело. Хотя до кратера не дошел. Но в этот раз не полезу: во мне весу сто двадцать кило! Какой там вулкан! Да и деньги платить надо – двадцать евро, билетик в оба конца. В один конец не продают! – заразительно засмеялся он.

– Обязательно туда заберусь, – уверенно сказал Герман.

В тот момент он ещё не знал, что подниматься на самую высокую точку Испании, в кратер вулкана Тейде, ему действительно придётся, причем, совсем скоро.

Монах Брендан поднялся до зари. По его убеждению, так он делал всегда, с первого дня своей жизни. Он вставал затемно, чтобы встретить рассвет и произнести первую на тот день молитву. Глядя на светлеющую линию горизонта, он ждал самый первый, крохотный луч солнца, который нарождался неожиданно, затем стремительно расширялся, отвоёвывая у темноты всё новые и новые просторы, заливая светом округу и, наконец, превращался в ослепительно яркий, розовый в утренней дымке круг.

С таким же первым лучом солнца Брендан родился на свет. Двадцать восемь зим назад на восходе солнца в приземистой, выложенной из серых обточенных камней лачужке бедняка Финнлуга родился четвёртый ребёнок. Финнлуг и его жена были обычными ирландскими крестьянами, промышлявшими ловлей лосося, и никогда в жизни не покидавшими родного Трейли. Их небольшая деревушка, окружённая рвом и частоколом для защиты от ночных разбойников, огласилась первым воплем новорожденного, который кричал так пронзительно, что поднял на ноги всю округу и всполошил коров, мирно дремавших здесь же за частоколом.

– Он будет певцом или проповедником, – сказал тогда аббат Джарлат.

Когда Брендану не исполнилось и года, родители отдали его в монастырь в Кайлиди, к настоятельнице Святой Ите, которая с тех пор стала ему матерью и кормилицей. Монастырь стоял на высокой горе и по утрам Святая Ита уводила его на вершину, где они встречали солнце и совершали утренние молитвы. Брендан смотрел вокруг и думал о том, что лежало там, за горизонтом? Какие неведомые дали? Какие неизвестные города? Какие незнакомые люди? Тогда и появилась у него мечта однажды утром облачиться в дорожный балахон, собрать походный мешок, положить в него библию, грубого помола круглый хлеб, бутыль с монастырским пивом и пуститься в путь.

Сегодняшнее утро, забиравшееся утренней морской прохладой под согретый телом влажный балахон, вдруг напомнило ему те рассветы из детства. Совсем как тогда, небо было чистым и безоблачным и казалось, ещё немного, и Брендан увидит ангелов в этих нежно-голубых небесных просторах.