Антон Сорокко - Aprositus (Ненайденный)

– Принесите драконового сока! – крикнула она через плечо. За её спиной раздался топот ног: кто-то, повиновавшись воле дочери вождя, побежал в свою пещеру за целительным соком драконового дерева, который жители острова использовали для врачевания.

Драконовые деревья были растениями с толстым круглым стволом, с устремленными вверх ветвями, каждая из которых заканчивалась шапкой длинных узких мясистых листьев. В отличие от обычных деревьев, на дереве-драконе листья вдоль веток не росли. Драконовым дерево называли потому, что, подобно головам дракона, каждая ветка давала начало пяти новым, каждая из которых затем делилась ещё на пять веток, и так далее. Старые деревья вырастали очень большими, высотой в десять человек, стволы у них были широкие и шишковатые, а ветви сухие и скрюченные. Молодые деревца были невысокими, с гладкой серой корой – цвета серых туч в дождливые дни, когда тучи ещё только собираются, не успевая потемнеть, накапливают влагу и дают Ико время спокойно увести стадо с пастбища. Драконовые деревья были живыми: в их жилах тёк сок красного цвета. Каждый раз, когда кто-нибудь ранил кору, из открытой раны начинала течь тягучая красная кровь. Девушки в деревне собирали драконовый сок в прозрачные козьи пузыри или в большие витиеватые ракушки. Было замечено, что смазанные драконовой кровью раны заживали быстро и не оставляли следа.

Беременный пленник во все глаза следил за Ико. Когда она обмазала порез тягучей красной жидкостью, он попытался её понюхать. Нос его сморщился, но Ико взглядом успокоила его и стала заматывать руку куском принесенной вместе с соком кожи.

За своей спиной она услышала голос менсея Аитора:

– Ико, откуда тебе известно, нужно помогать этим чужеземцем или нужно их умертвить?

Она поднялась на ноги и обернулась. Их вождь был рослым бородачом, с длинными кудрявыми волосами, доходившими до могучих плеч, с властным низким голосом и синими, цвета безоблачного неба, глазами.

– Этот беременный мужчина ранен, отец. Я всего лишь остановила кровь.

– Беременный мужчина? – улыбнулся Аитор. Взгляд его тут же смягчился. – Название ему ты хорошее придумала.

Вокруг раздался облегчённый смех соплеменников. Без разрешения вождя помогать чужакам здесь бы никто не решился. Люди были рады, что менсей простил свою дочь.

– С ними хочет говорить Гуаньяменье. Я послал к нему гонца. Он уже спускается в деревню. А ты, как закончишь, иди и займись своими делами.

– Хорошо, отец.

– И спасибо, что помогла раненому.

В ответ Ико лишь улыбнулась. Она знала, что её отец никогда не осуждал помощь раненому, нуждающемуся или попавшему в беду. Ико выросла точно такой же, как её отец.

Она была рада, что с чужаками станет говорить сам Гуаньяменье. Святой Гуаньяменье был мудрецом и провидцем. Он предсказывал дождь, холода и мог читать по звёздам. Гуаньяменье знал все растения на острове и с их помощью готовил снадобья и врачевал хворь. Он служил обряды и приносил жертвы Богам.

В племени не было ни одного человека, который бы знал Гуаньяменье младенцем или даже ребёнком, для жителей их деревни он всегда был седым старцем. Ико была уверена, что Гуаньяменье родился вместе с островом. Гуаньяменье помнил имена всех менсеев, правивших этим островом со времен его сотворения Богом Ачаманом, он помнил, сколько при каждом вожде было наводнений, он мог говорить напрямую с их Богом, то прося о долгожданном дожде, то о рождении мальчиков, то об улове рыбы.

У Гуаньяменье был суровый нрав и тяжелая рука, но Ико его совсем не боялась. Когда она была маленькой, он рассказывал ей древние легенды о заморских странах, о похожих на птиц кораблях, плававших по морю, о чужеземцах, высаживавшихся на их берег, об Ачамане, их Боге, защищавшем их от непрошеных гостей. От Гуаньяменье Ико узнала о соседних землях, таких же больших как их остров, но очень на него непохожих. Он рассказал ей о том, как пали эти острова в сражениях с заморскими войнами, но как отважно сражались с чужаками её предки.

Гуаньяменье всегда жил один. У него не было детей. Он был слишком стар и, как говорили в деревне, уже давно пережил всех своих детей, внуков и правнуков. Все мужчины в их племени хотели иметь детей, и все имели детей. Для старца Гуаньяменье детьми и внуками стали дети менсея Аитора.

Полуденное солнце нещадно палило Герману прямо в лицо. Спрятаться от него было некуда. Руки у него, как и у Андрея, были крепко стянуты за спиной, затекли и саднили, чувствовать их Герман почти перестал. Прячась от солнца, он нагибал голову, но тогда начинало печь затылок.

Андрей был привязан рядом. Рана на его плече уже не кровоточила, и он с благодарностью поглядывал на стройную тёмную девушку, мелькавшую следи столпившихся вокруг них аборигенов, умело наложившему ему повязку и обработавшую рану какой-то неведомой красной жидкостью. Потерять сознание он уже не боялся.

– Как твоя голова? – спросил Андрей.

– Нормально, болит.

– Здорово тебя пригрел это абориген.

Обоим очень хотелось пить, но никто из туземцев и не догадывался предложить им воды. Сначала Герман просил воды на испанском, потом на похожих португальском и итальянском, на всех остальных европейских языках. Он вспомнил даже арабский и иврит. Ответом ему были лишь непонимающие взгляды и улыбки. Когда жажда стала невыносимой, Герман перешёл на мимику: жестикулировать не позволяли связанные за спиной руки. На эти попытки туземцы отзывались всеобщим дружным хохотом и звали соседей посмотреть на бесплатный цирк.

– Вот идиоты! – не выдержал Андрей. – Дикари – они и в Африке дикари!

– Это папино?

– Папино, – слабо улыбнулся он в ответ.

Друзья были привязаны к странному серого цвета дереву, из ствола которого наружу торчали острые шипы. Любая попытка двинуться или размять затёкшие мышцы заканчивалась тем, что длинные, с полпальца, шипы больно впивались в спину и руки. Листьев на дереве не было и предназначение этого растения, иначе как столба для пленников, объяснить было нечем.

– А ведь я видел такое дерево на Тенерифе, – скривившись от очередного впившегося в поясницу шипа, припомнил Андрей. – В Лоро парке, у входа в аквариум. Фотография дома есть. Даже помню, как оно называется – дерево-пьяница. Моя жена ещё тогда пошутила, что название странное – не иначе названо так потому, что только пьяному взбредёт в голову на него забраться. Я бы ему точно не позавидовал. И поди ж ты, сижу теперь к нему привязанный. Вот судьба шутки устраивает…

– А я знаешь сейчас о чём вспомнил? – отозвался Герман. – Ты помнишь такого капитана Кука?

– Которого аборигены съели? Конечно.

– Да я сейчас не об этом, – улыбнулся Герман. – Его, может, и за дело съели…