Ранко Рисоевич - Боснийский палач
- Название:Боснийский палач
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Алетейя
- Год:2015
- Город:СПб
- ISBN:978-5-91419-779-4
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Ранко Рисоевич - Боснийский палач краткое содержание
Действие этой своеобразной боснийской хроники конца XIX и начала XX века начинается в то время, когда государственный палач Алоиз Зайфрид с австро-венгерской силой прибывает в Сараево, чтобы изгнать оттуда оттоманскую дохлятину с чалмой на голове, и завершается тогда, когда той же силе, превратившейся из змея в горыныча, по окончании Первой мировой отрубают головы и выгоняют назад, в сломленную Вену. Разветвленная, динамичная фабула обращает внимание читателей и на события, предшествовавшие австрийской оккупации, и своими, казалось бы, случайными импульсами напоминает о событиях, имевших место после Второй мировой войны. Кроме главного героя — государственного палача, нарисованного с разных точек зрения — роман, на первый взгляд как бы случайно, походя, рассказывает о столкновении Востока и Запада на штормящем Балканском полуострове. Автор, используя вовсе не сухие документальные приемы, рисует яркие портреты исторических деятелей.
Боснийский палач - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
— Прекрати! — наконец и он повысил голос.
— Это Бог меня наказал. Да, наказал меня. Всякий, кто с тобой сойдется, будет наказан! Ты проклят!
— Успокойся, говорю тебе. Что ты колотишься, рехнулась, что ли? — прикрикнул он на нее. А ведь не кричал прежде, никогда ни на кого не кричал. Но и спуску никому не давал, всегда своего держался. Кто в себе уверен, тот не кричит, говаривал он частенько.
— Так ты хочешь меня обвинить? Меня, которая тебя приняла с чистым сердцем! Господи, зачем ты меня оставил жить, когда я умереть хотела!
— Я святой, женщина. Не проклятый, но святой. Ты должна это усвоить.
— О Господи, что это? Что это?
Я хорошо запомнил те последние отцовские слова. Не понял тогда их, но запомнил. Больше он никогда не повторял их. Я и сегодня не знаю, что отец хотел этим сказать. Или просто хотел оборониться от ее нападок. Я вновь услышал ее швейную машинку, ее успокаивающее стрекотание. Но не цитру. Он никогда не играл, когда она шила. Но когда она купала меня, то он, если был дома, обязательно играл. И тогда мы вдвоем безмолвно прислушивались к музыке, опасаясь, что он вдруг перестанет играть.
Я думаю, что той ночью они зачали моего покойного брата, или же где-то в те дни. Я считал, так получалось. Тогда я был слишком мал, чтобы разбираться в этом, но я слышал, я не спал. Мать никогда не сопротивлялась, никогда ему не отказывала. Даже после той ссоры, которая закончилась ровно так, как началась, внезапно. Тот, кто мог подумать, что она должна была чем-то завершиться, наверняка не знал моего отца. Боюсь, что я его тоже не узнал.
Отец отвел меня в цирк «Веллер». Всего только раз, весной, в проливной дождь. Мы оба промокли насквозь, вода стекала с нас ручейками, когда мы сидели на не струганной деревянной скамье. Все здесь для меня было в новинку, и я сильно испугался. Я не знал, что будет происходить на арене, отец ничего мне об этом не сказал. Не сказал мне даже, куда идем, просто велел следовать за ним. Так у нас было заведено, бесполезно было просить его объяснить хоть что-нибудь. Он не водил меня за руку, я вприпрыжку бегал за ним, потому что он ходил быстро. Не из-за дождя, он всегда так ходил, будто бежит куда-то, или боится опоздать. Он даже есть медленно не умел.
В шатре, кроме нас, было едва ли с десяток зрителей, таких же мокрых, как и мы оба. В основном это были отцы с сыновьями, не припомню, чтобы там была хоть одна девчонка.
Почему я сегодня вспомнил про цирк? Я прижался к отцу, стараясь казаться как можно меньше. Сверкали пестрые огни, клоуны кричали, акробаты прыгали, все неслось с такой огромной скоростью, что у меня в голове все смешалось. Казалось, что они летают по причудливой орбите, словно шар в руках жонглера. Но когда вышел карлик, я испытал невероятный страх — будто кто-то воткнул мне кол в глотку и пропихнул его до самого желудка. Карлик был похож на меня. Я опять прижался к отцу, который, похоже, поняв, что случилось, обнял меня правой рукой. Крошечный карлик бегал по опилкам, кувыркался и болтал глупости, смысл которых до меня не доходил. Это был корявый немецкий язык с нелепыми вставками местного говора.
Казалось, я попал в ловушку. Не брат ли он мне? — спрашивал я себя. А как только он меня усмотрел, что несложно было сделать в почти пустом помещении, он стал обращаться только ко мне. Даже пытался выманить меня на арену, но я спрятался за отцовскую спину.
Возвращались мы молча. Ни единого слова, только по-прежнему трусцой за ним.
— Ну и как? — спросила мать.
Мы оба промолчали.
— Что, столбняк на вас нашел? Что там такое было?
— Ничего, что там может быть, — ответил отец.
— Что вы там видели?
Мы не поняли, кого из нас она спрашивает, и опять оба промолчали. Никто не хотел разговаривать, и она отстала. И мне показалось, что мы оба с облегчением вздохнули.
Отец больше никогда не вспоминал про цирк, а я со временем и вовсе забыл про него.
Зайфрид маялся с помощниками, как с непосредственными, помогавшими ему при повешении, так и с плотниками, отвечавшими за строительство виселицы. В основном это были бестолочи, которые так злили его, что он их увольнял одного за другим. Он редко оставался довольным, а на его благодарность вряд ли кто мог рассчитывать. А если к этому еще добавить постоянные неурядицы с оплатой, то становится ясно, почему ему так трудно было угодить. Он считал, что в таком важном деле помощники должны быть идеальными, во всех мелочах. Обязаны стремиться к совершенству, как если бы они мастерили, скажем, мебель. Почему строительство виселицы должно быть менее важным делом, чем сколачивание кухонного стола или буфета?! Напротив, оно куда как важнее, потому что касается государства и его авторитета. Шламперай, все это шламперай и саботаж! Разве никто из выученных местных или из старых мастеров не умеет работать так, как Господь велел?! И этот Алия, которого ему рекомендовали как отличного плотника. Он якобы много лет считается лучшим в Бихаче мастером плотницкого дела.
— Знаешь ли ты, Алия, кто я таков?
— Знаю, а то как не знать, говорят, ты — душегуб.
— Знаешь ли, зачем ты мне нужен?
— А то не знаю! Что зря спрашиваешь?
— Хочу убедиться, что ты умеешь ставить виселицы. Мои виселицы.
— Все виселицы одинаковые, нет тут разницы между твоими и другими.
— Ты их уже ставил, не так ли?
— Ставил, а то. Чего тут удивительного, у нас и до тебя вешали.
— Как ты их ставил? — спрашивает Зайфрид.
— Ну, два столба в землю вкапывал, поперек балку крепкую приколачивал, вот тебе и виселица.
— Плотничать умеешь, Алия?
— А то нет. Мое ремесло.
— Слушай, мне нужен хороший плотник, а не умный, зачем мне умный? Такой, чтобы мог виселицу соорудить так, как я ему скажу, понимаешь?
— А то нет, как не понять. Это тебе не книжку у ходжи читать. Как скажешь, тебе видней. Ведь ты же вешаешь, не я.
— Вешаю, такая у меня профессия, по императорско-королевскому повелению.
— Вах, хорошо. Так какую виселицу желаешь?
— Снизу помост, не очень высокий, как пол. Понимаешь?
— А зачем тебе помост, он ведь не танцы танцевать будет?
— Станцует, коротенько, не дольше комариного писка.
— Народ глядеть придет?
— Нет. А что за дело тебе до этого?
— Так ты ведь про помост говорил.
— В центре помоста отверстие, снизу крышка.
— Как откроешь, так и готов?
— Именно так. Потом толстую рейку, как балка, не меньше двух дюймов.
— Не понимаю.
— Поймешь.
— А за что веревку цеплять будешь?
— Ни за что. Перебросим ее через эту самую балку. Поэтому она должна быть широкой, чтобы жертва к ней спиной прижалась и не дергалась.
— Подумать только! Я такого еще не видывал.
— Поэтому и объясняю тебе. Не все виселицы одинаковы, и не все палачи кретины.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: