Наталия Костина - Только ты

© Костина-Кассанелли Н., 2016

© Shutterstock.com / ThomsonD, обложка, 2016

© Книжный клуб «Клуб Семейного Досуга», издание на русском языке, 2016

Никакая часть данного издания не может быть скопирована или воспроизведена в любой форме без письменного разрешения издательства

– Катя!

Она так резко обернулась, что сумка с силой стукнула о железный косяк подъездной двери. Бутылка дорогого вина внутри, которую она так бережно несла всю дорогу, должно быть, разбилась. Но она не стала это проверять – почему-то дыхание у нее пресеклось, а сердце длинно, противно екнуло. Да, она считала возможным, что когда-нибудь снова повстречает этого человека – человека, который не так давно, просто так, походя, разбил ее сердце. Разбил точно так же, как она сейчас эту несчастную бутылку, с которой связывала самые приятные надежды на вечер. Но… Лучше, чтобы они повстречались не сейчас. Не сегодня. И не на этой неделе. И не в этом месяце, и даже не в этом году… Говоря по совести, она больше никогда в жизни не хотела бы его видеть!

– Ты спешишь?

– Очень, – сказала Катя Скрипковская, но почему-то не сделала ни шагу в сторону своей квартиры. Ноги, которые не подводили ее никогда – даже в погоне за преступниками, – сейчас вдруг отказались двигаться.

– А я тебя здесь ждал.

– Зачем?

Когда-то, очень давно, она его тоже ждала. Здесь. День за днем, месяц за месяцем… Нет, даже не так: минута за минутой. Она прекрасно помнила, как тянулись эти минуты… такие долгие, что от рассвета до заката проходил не день – год. И следующая за таким днем ночь была еще одним годом. И как мучительно болело сердце… Тогда она и поняла, что значит выражение «разбить сердце». Этот человек и в самом деле разбил ее сердце. Хотя оказалось, что оно разбито не навсегда – напрасно она так думала. Просто очень долго заживало. Пять лет. И еще немного. Но потом… потом все прошло. Однако она все равно не хотела бы с ним встречаться. Никогда. Да, это как раз самое подходящее слово: никогда!

– Ну… повидаться захотелось. По старой дружбе.

– Дружба наша, Леша, закончилась много лет назад.

– Ты так думаешь?

Пользуясь растерянностью, он взял ее руку, легонько сжал пальцы, поднес к губам и поцеловал:

– Здравствуй, Катя…

Это уж ни в какие ворота не лезло!

– У меня руки грязные. – Она выдернула руку и сунула ее в карман.

– А ты изменилась. – Мужчина оценивающим взглядом окинул ее всю – от удобных, но безусловно элегантных и дорогих босоножек до ухоженных волос, которые снова отросли. Впрочем, он о ней ничего не знал уже очень давно и не видел, как она менялась. А она менялась, причем очень сильно: не только внешне, но больше внутренне.

Машинально Катя поправила волосы – и этот жест выдал ее волнение. Так поправляют волосы те женщины, которые хотят нравиться. Но она не хотела нравиться Лешке! Не хотела нравиться, не хотела, чтобы он сейчас стоял у того самого подъезда, под фонарем которого впервые ее поцеловал… запустив руки в те самые волосы, которые два года назад ей безжалостно обрили наголо, когда она едва не погибла от нанесенного молотком удара.

Впрочем, ему, кажется, никогда не нравились рыжие, да и к длинным ее кудрям он был совершенно равнодушен. После выздоровления она еще долго носила короткую стрижку – и именно тогда поняла, что разлюбила человека, который сейчас так галантно поцеловал ее пальцы. Разлюбила окончательно и навсегда. Память о нем как будто срезали вместе с волосами. У нее началась новая жизнь – и Лешке уже не было в ней места… наверное, к счастью. Потому что она снова влюбилась. Но на этот раз ее чувства были взаимны. А ее вновь отросшие волосы теперь помнили пальцы другого человека. Который действительно любил ее, а не ломал комедию, как когда-то ее драгоценный Лешенька! Она брезгливо отерла пальцы о носовой платок в кармане.

– Очень красивая… Еще красивее стала, – поправился нежданный визитер. – К себе не пригласишь?

– Нет, – сухо сказала Катя. – Не приглашу.

– Тогда я тебя приглашаю. Давай сходим куда-нибудь, посидим?

– Зачем?

– Ну… вспомним молодость…

– А я еще не старуха, чтобы молодость вспоминать! – Катя наконец нашла в себе силы и посмотрела мужчине прямо в лицо.

Вот он нисколько не изменился. Все тот же открытый взгляд серых ласковых глаз, густые, словно слегка взъерошенные волосы, мальчишеская улыбка… Ну, на эту улыбку ее уже не поймать! Слишком хорошо она знает ей цену. И в его глаза она больше смотреть не станет. Потому что там, в этих глазах, даже сейчас еще слишком много воспоминаний… и ей ни к чему снова заглядывать туда. Молодость? Она была тогда не молодой, а просто желторотой. Глупой. Доверчивой. Восторженной. Влюбленной как… как… как кошка! – припечатала Катя про себя. «Да, я была влюблена в него, как кошка!» До неприличия. До полного самозабвения. Бегала за ним. Вешалась на шею. Была слепой, глухой и… просто дурой.

Ни к чему снова терзать себе душу. К тому же она помнила, как было мучительно больно… и как долго заживала эта рана… Да и зажила ли она совсем, если даже сейчас его появление вызвало такой шквал чувств?

– Я хотел сказать – нашу с тобой студенческую юность… столько хорошего у нас…

– Ты зачем явился? – не дослушав дурацкой фразы про хорошее, которое у них якобы было, в упор спросила она.

– Ну… мне казалось, что мы с тобой еще не все друг другу сказали! – Он многозначительно искривил губы; в уголке рта, очень красивого рта, заиграла ямочка.

Его губы немного загибалась кончиками вверх, отчего казалось, что он вот-вот улыбнется. Катя еще помнила и эти губы, и эту улыбку. Иногда она даже снилась ей. Вместе с его поцелуями. Слава богу, в последние два года эти сны ее больше не тревожили. Они уже не были нужны ей, его поцелуи… совсем не нужны. О них ей теперь хотелось забыть.

– Так я тебя подожду? Или все-таки поднимемся к тебе?

– Ждать меня не нужно. И у меня тебе тоже делать нечего. Да и сказали мы друг другу уже все.

– Зачем ты так… Я очень часто мысленно беседовал с тобой. Я так много хотел рассказать тебе, Катюш…

– Меньше всего мне хочется разговаривать именно с тобой, – устало перебила визитера Катя. – И если тебе чего-то там кажется, ты крестись, Леш. Еще можешь «Отче наш» прочесть. Говорят, очень помогает. А сейчас, пожалуйста, пропусти меня.