Рональд Х. Бэлсон - Исчезнувшие близнецы

Кроме еды, местные делились с нами вестями с фронта. Они знали, что русские отразили нападение Германии. Знали, что немецкая армия потерпела поражение в Северной Африке. Но больше всего воодушевляли новости о том, что союзники бомбят Германию.

Когда кто-то из женщин получал от местных новости о ходе войны, слухи распространялись по лагерю, как рябь по озеру. Весь 1943 год союзники бомбили где-то далеко, поэтому сами мы ничего не слышали, тем не менее нам хватало и этого, чтобы не терять надежды.

У меня еще оставались рейхсмарки. Я уже рассказывала, что когда нацисты оккупировали и аннексировала Хшанув, то запретили нашу валюту, злотый, и потребовали обменять злотые на рейхсмарки. То же самое коснулось и Чехословакии. Крону запретили и заменили ее рейхсмарками. Поэтому у меня в туфлях была официальная валюта. Я быстро научилась торговаться на «черном рынке». Моим главным поставщиком стал Душан – долговязый шестнадцатилетний подросток на синем велосипеде.

Пока у меня оставались рейхсмарки, я могла хоть как-то заботиться о себе. Недоедание было опасно. Если твое состояние ухудшается, ты ослабеваешь и становишься восприимчив к болезням. А если ты слаб, снижается твоя производительность. А когда производительность снижается, тебя высылают в лагерь смерти. Душан приносил яйца. Маленькое, но богатое белком яйцо помогало сохранить здоровье.

На фабрике многие девушки пришили потайные карманы к своим спецовкам, и я тоже сделала это. Душан просовывал яйца через забор, а я прятала их в карманах.

А еще Душан был таким себе Эдвардом Мэроу [40]из Паршнице. Его семья, видимо, имела радио, и он с радостью делился со мной новостями о ходе войны. В июле он до поздней ночи отирался у забора, чтобы рассказать, что союзники бомбили Рим, а король Италии арестовал Муссолини.

– Если этот толстый дуче падет, туда же дорога и мошеннику-австрияку, – усмехнулся Душан.

Тем вечером он подарил мне три яйца. Я очень любила этого мальчишку.

Зима 1943–1944 года выдалась суровой, а морозные дни и ночи стали печальным напоминанием о тех ночах, которые я провела в обнимку с Каролиной. Оглядываясь назад, могу сказать, что воспоминания о днях, проведенных в нашем подвальчике, где мы были втроем с малышками, стали для меня самыми сладкими и удивительными. Как же мне их не хватало!

У Душана были родственники в Украине, которые постоянно сообщали о продвижении Советской Армии в 1943 году. В апреле 1944 года советские войска дошли уже до Румынии и находились всего в каких-то семистах километрах от нашего лагеря.

Как сваренные вкрутую яйца, которые приносил Душан, питали мой организм, так новости, которыми он делился, питали мою душу.

В конце мая Душан остановился у забора и рассказал, что американская армия марширует по Италии, уже недолго осталось. В тот день мне так хотелось есть, что я попросила принести курятины. Он улыбнулся:

– Хочешь, чтобы я приготовил тебе курочку?

– Да. Сколько с меня?

– Две рейхсмарки.

– У меня столько нет. Деньги почти закончились.

– А сколько есть?

– Десять рейхспфеннигов.

– Десять рейхспфеннигов? Это же гроши. А пятьдесят?

– Честно, Душан. Десять рейхспфеннигов – все, что осталось.

– Ладно. Только для тебя, договорились? Завтра принесу.

На следующий день я стояла у забора, ожидая Душана, и вскоре заметила его велосипед. Он спешился, полез в рюкзак, достал пакет и уже собрался швырнуть его через забор, когда раздался окрик:

– Hör auf! [41]

Два эсэсовца выпрыгнули из машины и схватили Душана. Я что духу побежала в барак и спряталась под одеяло. Через пару минут туда явились несколько надзирателей и велели всем построиться. Эсэсовец тут же узнал меня. На меня надели наручники, вывели из лагеря и усадили в кузов грузовика.

Я совершила преступление, поэтому меня привезли в Паршнице, в местную тюрьму и заперли в камере, где я ждала решения своей судьбы.

– Какой ужас! – воскликнула Кэтрин.

– Это вам так кажется. На самом деле условия в тюрьме были на несколько порядков лучше лагерных. В тюрьме был душ и туалет в помещении. В тюрьме кормили дважды в день, часто домашней едой. Марек, надзиратель, коренастый толстяк, с уважением относился к заключенным.

– А что стало с Душаном?

– Не знаю. Больше я никогда его не видела. В тюрьме я встретила удивительных людей. Двух мужчин и женщину, чехов, местная полиция арестовала за непристойное поведение в пьяном виде. Они просидели в тюрьме пару дней, но мы успели познакомиться. Они признались мне, что являются местными партизанами, членами чешского Сопротивления, и рассказали, что двумя неделями ранее, шестого июня, состоялась высадка союзников в Нормандии. Их движение тоже готовилось к началу операции.

– Падение Германии – уже вопрос времени, – уверяли они. – Продержишься еще полгода – вернешься домой.

Новости меня воодушевили. Жизнь в тюрьме оказалась вполне сносной. Казалось, что полгода – ерунда. Когда чехов освободили, они подмигнули мне и сказали:

– Не вешай нос! Крепись. Скоро Германия станет историей.

– Вы знаете что-нибудь относительно чешского Сопротивления? Они достигли успехов? – спросила Кэтрин.

Лена кивнула:

– Похоже, да. Они сражались с армией Германии, оказались серьезным противником и помогли русским продвинуться в Польше. Но если верить тому, что я читала, Советская Армия отказала им в помощи, и много чехов погибло. В критический момент Сталин вывел войска из Чехословакии и перебросил в Венгрию. Без поддержки советских войск Сопротивление было подавлено. Такая линия была характерна для Советского Союза.

Кэтрин кивнула:

– Это напоминает Варшавское восстание 1944 года.

– Вы совершенно правы. Оба восстания фашисты подавили. Восставшим не удалось добиться победы, потому что Советская Армия «умыла руки» и не поддержала Сопротивление. Под Варшавой русские остановились на восточном берегу Вислы и наблюдали, как немцы ровняют город с землей. В каждом из этих случаев отсутствие поддержки со стороны советских войск обрекло восстание на поражение. Это не было случайностью. Оба восстания произошли в конце войны, и Сталин намеренно медлил с помощью, чтобы ослабить польское и чешское Сопротивление, – так после войны Советскому Союзу было проще оккупировать эти страны.

– Пару недель я просидела в камере. Первого июля 1944 года, через несколько дней после того, как моих чешских друзей выпустили из тюрьмы, пришел Марек, надел на меня наручники и вывел на улицу. Мы шли по улицам небольшого городка, и я спросила:

– Почему вы за мной пришли? Куда мы идем?

– Я получил приказ посадить тебя в поезд.

Я решила, что меня отправляют назад в Гросс-Розен. Я была уверена, что на текстильной фабрике нужны швеи, и обрадовалась. Может быть, на этот раз я смогу воссоединиться с Давидом. Я часто о нем думала. Это была отличная возможность!