Поль Констан - Несчастье на поводке

Посетитель у нее был только один — Лили — ее подруга детства, тоже временная практикантка, она задержалась в юридическом отделе службы водоснабжения на несколько недель, а потом бесследно исчезла на лоне природы. Поселилась она за холмом, унаследовав автосвалку отца. Кэти никогда не интересовало, что стало с Лили, а та, кажется, напротив, все это время следила за судьбой Кэти. Она была в курсе про Тони и Кэти и пришла на помощь разочаровавшейся в жизни, одинокой женщине, которая переживала за ребенка, лежащего где-то в инкубаторе.

Лили принесла подруге радостную весть: ребенок был хорошенький и уже был похож на своего брата Оливье. Будучи чужой в этой истории, она стала связующим звеном между грудничком и его матерью, определив ему место в семье. Упомянув очаровательного пятнадцатилетнего юношу Оливье, она открыла для хилого недоношенного малыша дорогу в будущее.

— Как назвали?

— Камиль-Анжело. Красиво, правда? — спросила у нее мать Кэти, чтобы заручиться ее поддержкой.

Воспоминания Кэти о подруге начинаются с первого дня, как они пришли в школу. Лили была широколицей, бледной с черными распущенными волосами и челкой — полная луна или персонаж из «Веселой азбуки». В отличие от своих собратьев по картинкам, Лили сбежала со страниц книжки, перешла школьный двор и заняла место в классе прямо напротив учительницы, как примерная девочка, которая всегда поможет. Она состояла из пары кружков и нескольких палочек, почти как примитивный человечек из книжки — это вселяло доверие.

Она была милой, послушной девочкой, которую учительница всегда ставила в пример и прикрепляла к самым проблемным детям для перевоспитания. Своеобразный метод приструнить быка во время корриды. Девочка использовала природное обаяние, любовь к разноцветным мелкам и тряпке, чтобы усмирить класс по-семейному, практически по-хозяйски.

Куда бы ни заводили Кэти ее воспоминания, Лили всегда была недалеко, но не надоедала, а вселяла оптимизм. В младшей школе и в старших классах. А в университете — исчезла, но никто этого не заметил. Потом вдруг вновь возникла в юротделе, пришла на практику в бухгалтерию, Кэти как раз тогда рожала сына Оливье. Ей казалось, что теперь они всегда будут вместе, потому что сама судьба их свела — они душевно общались, Лили была очень внимательна к ней и обожала Оливье. То, что окружающие обожают Оливье, так же как вся семья, и она сама, Кэти казалось вполне естественным. Она даже никогда не задумывалась, что Лили приходила к ее сыну, предлагала его перепеленать или погулять с ним, по каким-то своим личным причинам. Молодая мама с радостью доверяла лучшей подруге ребенка, как в детстве — куклу.

А потом Лили снова испарилась на три или даже четыре года, Кэти опять это никак не обеспокоило. Говорили, будто она нашла работу на Севере Франции. Где именно? Для местных жителей север — это все, что дальше Авиньона. Кэти никогда об этом не задумывалась. Все, что интересовало ее в то время, — это юротдел и дом, повседневная жизнь, которая настолько ограничивала и поглощала ее, что ей даже в голову не приходило, что может быть по-другому. Никому в голову не пришла мысль и о скитаниях Лили. Все были счастливы, а что Лили — нет, никто не мог себе представить, равно как и то, что обычная девочка со страниц азбуки жила вовсе не так, как в детской сказке. Лили возникла в родильном отделении такая же, как раньше: сделанная из кружков и палочек, все с той же заколкой в темных волосах и челкой, как у Жанны д’Арк. С той лишь разницей, что с ростом метр шестьдесят весила она восемьдесят семь килограммов.

— Когда вы выписались из роддома, вы часто виделись? — спросил адвокат.

— Только пока ребенок был в инкубаторе, потому что она хандрила, потому что еще не могла вернуться на работу и еще потому, что вечером, именно вечером дом был особенно пустым.

Кэти попала на автосвалку впервые. Она и подумать не могла раньше, что когда-нибудь окажется в подобном месте. Еще с дороги она заметила поселение цыган, которые осваивали свободные земли, а тут еще и свалка битых машин, посреди лысых холмов, на которых торчат два-три загибающихся дерева — назвать такое можно было только «забросом» «пустырем», и, словом, которое она долго не могла вспомнить, «разрухой». Потерянное для жизни место в конце песчаной тропы, железо вокруг, и собака, привязанная к шине от грузовика. Она не думала, как живет Лили в заброшенном фургоне посреди кладбища битых машин, она думала о себе. Как это было на нее не похоже, она искала поддержки и помощи у той, которая так жила, можно сказать, не по-человечески. Она сама жила не по-человечески, поэтому присутствие Лили ее вполне устраивало.

Но почему они оказались в такой яме, она спросила намного позже. Как женщина, с которой она провела все свое детство, могла жить на помойке?

— Я здесь всегда жила, — ответила Лили.

— И в детстве тоже?

— В детстве тоже.

— Прямо как в Израиле, — пояснил волосатый великан, ковыряясь в автомобильных обломках.

Он хотел рассказать ей о тамошнем режиме строгой экономии и засухе. Она же хотела, чтобы взорвалась бомба — и машины разбросало по всему полю.

— Сегодня вечером здесь будет жарко, — продолжил он. — Спустим собаку.

По ночам кладбище автомобилей особенно притягивало бомжей — тут всегда было, чем полакомиться. Он указал на ружье, которое стояло у стены — карабин, чтобы ходить на кабана, и целую коробку патронов, из которой взял жменю и подбрасывал в руке, будто проверял на вес.

— Здесь мы в безопасности, — сказала Лили, улыбнувшись.

Безопасность, защита-это по его части: Джефф служил в жандармерии и в спец. службах, объехал весь мир. — Он был в отряде десантников в Колвези, — добавила Лили.

— Меня три года готовили в лагере в запретной зоне, — сказал Джефф.

Судья спросила у Кэти, когда, по ее мнению, произошли события при Колвези. Она не знала, она даже не знала, где находится Колвези. Когда Лили рассказывала про это, она думала, что речь об Израиле. Да, об Израиле, потому что они еще о кибуцах говорили тогда.

— То есть вы даже не заподозрили, что мужчина сорока лет не мог оказаться в отряде десантников в Колвези?

— Нет, — ответила Кэти.

Кому-кому, но Лили хотелось верить, причем всему, к чему она прикасалась.

— И даже в историю с автосвалкой, и даже Джеффу? — настаивала судья.

— Да, — ответила Кэти.

— Где были ваши мозги?

Однажды, еще ребенком, Кэти наблюдала, как куры закрывают глаза. Обнаженное веко, которое поднимается на глаз, а не опускается, и от этого вытягивается, становится тоньше, поглощая взгляд, ее завораживало. После такого открытия она стала подолгу выжидать сидя, не шелохнувшись, когда круглый, живой глаз резко затухнет в глубокой дремоте без всяких видимых на то причин. Она также подметила, как исчезает взгляд у других пернатых: голубей или уток, но с курицей все происходило страшнее из-за длительности момента, как в приступе эпилепсии. Когда курица приходила в себя, она встряхивалась и мотала головой.