Элена Ферранте - История нового имени

Я помню еще один случай, когда Лила возразила Нино — очень вежливо и на изысканном итальянском языке. Самой мне все легче давалась аргументация, основанная на теории, согласно которой для разрешения трудных проблем, ликвидации несправедливости и предупреждения конфликтов достаточно на протяжении длительного времени применять правильные меры. Быстро освоившись с конкретной системой рассуждений — в этом я всегда была сильна, — я прибегала к ней каждый раз, когда Нино затрагивал те или иные предметы, о которых успел что-то прочитать, — колониализм, неоколониализм, Африку. Но однажды Лила мягко заметила, что конфликт между богатыми и бедными не будет разрешен никогда.

— Почему?

— Те, кто внизу, мечтают подняться наверх, а те, кто наверху, хотят там остаться, так что рано или поздно наступит момент, когда они схватятся и попытаются уничтожить друг друга.

— Так потому-то и надо решать проблему, пока дело не дошло до драки.

— Как же ее решить? Поднять всех наверх? Или опустить вниз?

— Надо найти точку равновесия между классами.

— И где же эта точка? Посередине между теми, кто внизу, и теми, кто наверху?

— Примерно так.

— И верхние прямо так и согласятся опуститься? А нижние остановятся на полпути, не стараясь подняться выше?

— Если люди найдут правильный способ решения этой проблемы, то да. Ты так не думаешь?

— Нет, не думаю. Классовая борьба — это не игра в карты. Это борьба до последней капли крови.

— Так говорит Паскуале, — заметила я.

— Я тоже так считаю, — спокойно ответила Лила.

Но подобный прямой обмен мнениями между Лилой и Нино был большой редкостью, чаще они использовали меня в качестве посредника. Лила никогда не обращалась к Нино напрямую, да и он к ней тоже, как будто им мешало смущение. Гораздо комфортней Лила чувствовала себя с немногословным Бруно; несмотря на его подчеркнутую вежливость и упорную манеру называть ее не иначе, как «синьора Карраччи», между ними установились довольно непринужденные отношения. Например, однажды, когда мы все вместе купались и Нино, к моему облегчению, не уплыл чуть ли не за горизонт, Лила попросила не его, а Бруно объяснить ей, как часто надо поднимать из воды голову, чтобы сделать очередной вдох. Бруно с готовностью откликнулся на ее просьбу и устроил наглядный урок. Нино, обиженный, что попросили не его, стал его оттеснять, демонстрируя собственное мастерство и насмехаясь над Бруно, который, по его мнению, все делал неправильно, в том числе потому, что у него были слишком короткие руки. Лила внимательно смотрела за его движениями и тут же старалась их повторить. В результате под конец дня Лила плавала так уверенно, что удостоилась от Бруно звания Эстер Уильямс [7] Уильямс Эстер — американская пловчиха, актриса и сценарист, звезда «водного мюзикла» 1940-х и 1950-х гг., получившая прозвище Американская Русалка. с Искьи.

Приближались выходные. Чудесным субботним утром, когда мы шли на пляж, обдуваемые прохладным ветерком, несшим аромат пиний, Пинучча вдруг сказала:

— Этот Сарраторе-младший — невыносимый тип.

Я принялась осторожно защищать Нино. Уверенным тоном знающего человека я сказала, что человек, который учится с увлечением, испытывает потребность делиться с окружающими всем, что кажется ему интересным, и именно так и поступает Нино. Лилу мои слова не убедили и она произнесла фразу, которую я не могла не счесть оскорбительной:

— Если убрать у Нино из головы то, что он вычитал в книгах, там вообще ничего не останется.

— Неправда, — возмутилась я. — Я лучше его знаю. У него масса прекрасных качеств.

Как ни странно, Пинучча меня поддержала. Наверное, Лилу это задело, потому что она тут же добавила, что мы неправильно ее поняли — или это она неудачно выразилась? Ей жаль, что ее слова прозвучали слишком резко, потому что она имела в виду совсем другое. Нино, полагала она, считает, что внимания заслуживают только вопросы всеобщей важности, и, дай ему волю, он посвятит их обдумыванию всю жизнь, отмахиваясь от пустяков, которые занимают нас, — денег, домашних хлопот, забот о муже и детях.

Но и в этой версии мне ее слова не понравились. Что она хотела сказать? Что для Нино чувства отдельных людей ничего не значат и он намерен прожить жизнь без любви, не вступая в брак и не заводя детей?

— Ты же знаешь, что у него есть девушка, к которой он очень привязан. Они каждую неделю переписываются, — через силу выговорила я.

— А у Бруно нет девушки, — вдруг вмешалась Пинучча. — Он ищет идеальную женщину. Как только найдет, сразу женится и заведет кучу детей. — И тут же, без перехода, добавила: — Как быстро неделя пролетела.

— Ты что, не рада? К тебе же муж приедет, — съехидничала я.

— Конечно рада, — возмущенно воскликнула Пинучча. Кто посмел предположить, что ее огорчает приезд Рино?

— А ты рада? — спросила меня Лила.

— Чему? Что к вам приезжают мужья?

— Нет, другому. И ты прекрасно понимаешь чему.

Да, я все понимала, хоть и не хотела в этом признаваться. Она намекала на то, что они все воскресенье проведут со Стефано и Рино, а значит, я смогу встретиться с мальчиками без них; кроме того, если Бруно, как это было на прошлой неделе, будет занят своими делами, мы с Нино останемся вдвоем. Лила была права: я очень на это надеялась. Все последние дни, засыпая, я мечтала об этом воскресенье. Лила с Пинуччей получат свою долю супружеских радостей, но и мне достанется немножко счастья, доступного незамужней очкастой зубриле: хотя бы просто пройтись, держась за руки… А может, меня ждет кое-что и получше.

— Что я должна понимать, Лила? — засмеялась я. — Это вам повезло, вы обе замужем.

День тянулся медленно. Мы с Лилой грелись на солнышке, дожидаясь, когда появятся Нино и Бруно и принесут попить чего-нибудь холодненького. Но тут Пинучча ни с того ни с сего впала в какое-то странное нервозное состояние. То она говорила, что сегодня ребята точно не придут, то негодовала, с какой стати мы сидим и ждем их. Когда они наконец пришли с бутылками прохладительных напитков, она вдруг заявила, что плохо себя чувствует, чтобы уже через несколько минут, не меняя тона, милостиво согласиться пойти за кокосами.

А вот Лила сделала нечто, что мне совсем не понравилось. За всю неделю она ни слова не сказала о книге, которую я ей дала, так что я вообще о ней забыла. Но не успели Пинучча и Бруно скрыться из виду, как она, не дав Нино открыть рта, спросила:

— Ты когда-нибудь был в театре?

— Был, а что?

— Тебе понравилось?

— Ну да.

— А я не была ни разу, но по телевизору видела.

— Это совсем не то.

— Знаю, но это лучше, чем ничего.

Она достала из сумки сборник пьес Беккета и протянула Нино: