Йен Бенкс - Улица отчаяния

Американские фундаменталисты, напустившиеся на нас после моего злосчастного интервью, произвели на меня весьма сильное впечатление; взращенный и воспитанный в тепличных британских условиях, я был искренне изумлен, что подобные люди все еще существуют, и до крайности возмущен, что их ископаемые взгляды просачиваются в школы и учебники, влияют на жизнь. И вот однажды, когда я был с Кристиной, мое возмущение выплеснулось наружу и породило ту самую злокачественную клетку.

Было это, сколько помнится, в год от Рождества Христова одна тысяча девятьсот семьдесят восьмой; мы лежали на кровати в одной из огромных, холодных как склеп комнат Морасбега. Я купил это поместье годом ранее, в приступе стяжательского энтузиазма и во власти своей дурацкой идеи стать шотландским помещиком (острова у меня еще не было, его я купил позднее).

Мы тогда только что вернулись из двухнедельной развлекательной поездки по Маллу, Скаю и Гебридам [74] Малл, Скай — большие острова из группы Внутренних Гебридов. Льюис (далее) — самый большой из Гебридов . Вела машину, конечно же, Кристина. В конце поездки, когда мы были на Льюисе, неожиданно оказалось, что паромы по воскресеньям не ходят, и мы проторчали в Сторновее лишний день, ковыряли в носу и смотрели, как порядочные люди идут в церковь. Воспоминание об этом эпизоде перевело нашу с Кристиной беседу на религию вообще и христианских фундаменталистов, которые окрысились на нас в Штатах, в частности.

— А знаешь, что бы нам стоило сделать? — спросил я, садясь на кровати и беря с тумбочки бинокль.

— Что? — Кристина перекатилась на бок и подперла голову безукоризненно загорелой рукой (вторая неделя подряд на островах выдалась очень солнечной).

Спальня располагалась на втором этаже, а наша кровать стояла прямо в огромном, роскошном, но жутко выхолаживавшем помещение фонаре с видом на бескрайнее болото, поросшее кое-где вереском, и клочок поблескивающего вдали моря. Я подкрутил колесико бинокля, пытаясь высмотреть кого-нибудь из тех оленей.

— Мы должны по-настоящему достать этих троглодитов; я в смысле, что они вот все кричат, что мы пытаемся развратить молодежь, поминаем имя Господа всуе, и вся такая срань, ну так мы просто обязаны нарочно придумать что-нибудь такое, от чего они вообще вырубятся.

— А что, если назвать наш следующий альбом «В рот имел я Бога»? — предложила Кристина.

— Нет, — поморщился я. — Слишком тонко. Не забывай, что тут мы имеем дело с самыми махровыми «реднеками» [75] Redneck (амер. ) — пренебрежительная кличка деревенских жителей южных штатов (букв. «красношеий») .

— У-гу, — согласилась Кристина и почесала меня по густо поросшему шерстью хребту; я продолжал осматривать открытые всем ветрам просторы Арднамерхана.

— Римейк распятия, — придумал я и прищурился, когда в поле зрения бинокля попало пылающее серебро моря. — Но только с негром в главной роли.

— Слишком картинно, да к тому же… Черного мужика прибивают гвоздями к кресту, это ж может им и понравиться.

— Хмм. Да, в общем-то да.

На юго-западе в яростном блеске моря дрожали и переливались далекие силуэты дюн, волнующаяся под ветром трава; какая-то смутная тень показалась мне похожей на оленя, но пока я наводил бинокль на фокус, она исчезла.

Я вспомнил, как неделю назад мы с Кристиной сидели на пустынном берегу Айоны, глядя на закат, на атлантические валы, разбивающиеся о скалы длинными полосами пены и брызг. Наше внимание привлекло какое-то пятнышко в воде, и не успели мы решить, действительно ли это тюлень, как вдруг увидели все его крепкое узкое тело, вертикально повисшее на фоне зеленой, круто вздыбившейся волны.

— Вот оно, — сказал я, опуская бинокль.

— Что?

— Твое имя.

— Кристина? Кристина Брайс?

— Часть его. Часть от «Кристина». Кристина недоуменно вскинула брови.

— Откинь «и», «эн», «а», — объяснил я. — Что останется? «Крист» [76] По-английски Христос —Christ (Крайст) .

— У тебя часто бывают такие идеи?

— Вот это мы и обыграем, мы приколотим к кресту тебя ! Прямо на сцене!

— Благодарствую, — поклонилась Кристина.

— Вот как это будет, — не унимался я. — Мы положим тебя на огромную гитару, на ее гриф, там будет вроде как крестовина… нет, это будут две обычные гитары, образующие перекладину креста. Да, точно! Ты ложишься на нее в темноте, а потом тебя поднимают вертикально, и вспыхивает свет, и ты словно висишь на кресте, распятая, а потом ты спрыгиваешь вниз, берешь одну из этих, из перекладины, гитар и начинаешь первую песню.

Кристина скептически фыркнула, легла на спину, заложила руки за голову и некоторое время изучала высокий, темно-серый потолок.

— Да, — согласилась она в конце концов, — отдельные люди могут и возмутиться. И все же это слишком умственно.

— Ну уж не знаю. Зрительные образы запоминаются. Эта штука должна сработать. Я бы и вправду предложил ее использовать, только ведь нас линчуют.

Я лег рядом с Кристиной и обнял ее гибкое, медового цвета, тело.

— Меня-то уж, — Кристина выгнулась мне навстречу, — тогда точно линчуют.

— Оно конечно, — рассмеялся я, — только не сейчас же, верно? Лучше когда-нибудь потом.

— Нет, сейчас. — Кристина обняла меня за шею; ее волосы разметались по подушке, как золото по снегу, и я невольно вспомнил: «Suzanne takes you down…» [77] Начало песни Леонарда Коэна «Suzanne» (1966), открывающей его первый альбом, «Songs of Leonard Cohen» (1968) — а потом поцеловал ее и больше ни о чем не думал.

Четырьмя годами позднее она связалась со мной и спросила, не против ли я, чтобы она использовала эту идею, она как раз формировала собственную группу La Rif и параллельно обдумывала будущее сценическое шоу. Я сказал ей, да за ради бога. Нужно было предупредить ее, сказать, чтобы она поосторожнее, чтобы подумала хорошенько, что идея, в общем-то, глупая, это я тогда в шутку, но я ничего такого не сделал. Я раздувался от гордости, я думал, как же это здорово оказывать такое влияние, что даже самые бросовые твои идеи приносят в конце концов богатые плоды. И еще ликовал, представляя себе, в какую ярость приведет эта хохма людей, глубоко мною презираемых.

После смерти Дейви прошло уже целых два года; большую часть этого времени я практически бездельничал, а полгода назад снова начал работать над своим первым и единственным сольным альбомом. Мне и в голову не пришло, что задуманное Кристиной шоу может представлять для нее вполне реальную опасность. Должно было прийти, но не пришло, скорее всего — потому, что смерть Дейви была еще слишком свежа в моей памяти и я просто не хотел думать о чем-либо подобном. Одним словом, я не предостерег Кристину, а скорее, наоборот, подтолкнул.