Дуглас Коупленд - Элеанор Ригби

Перед неким подобием подъемных жалюзи стояла врач. И она явно торопилась уйти. Ее голова была окружена ореолом тонюсеньких прядок, которые выбились из пучка много часов назад.

— Можете звать меня Валери или доктор Тайсон, как вам удобнее. Я дежурный врач. Этот молодой человек вам кем-то приходится?

Констебль Чанг кивнул в сторону пациента. На койке лежал симпатичный парень, на вид едва ли старше двадцати. Крупный, белокожий, с темными, чуть вьющимися волосами. Форма черепа выдавала породу моего семейства — настолько явно, что я сразу же отбросила все сомнения.

Вот и он. Так значит, вот он какой…

Я подошла и дотронулась до его руки. Он проснулся от прикосновения и вздрогнул от неожиданности.

— Ты.

— Да, это я.

Парень сел и огляделся.

— Стоп; по-моему, здесь что-то произошло.

— О чем ты?

— Мне показалось, что я умер.

«Что он такое несет?»

— Насколько я в курсе, ты просто спал.

— Нет. Я умер. Это точно.

Я взглянула на доктора Тайсон, которая подтвердила:

— Фактически, Джереми, утром, когда вас доставили, вы находились в состоянии клинической смерти. Где-то с минуту. — Она взглянула на меня. — Около пяти.

Я удивилась:

— Так он умер?

— Мы запустили сердце, — и она жестом показала, как работают дефибриллятором.

Я перевела взгляд на Джереми, который был явно не в своей тарелке.

— Я не видел света. Ведь, когда умираешь, надо идти на свет. Там был сплошной мрак, и меня в него будто затягивало.

Никто из присутствующих не знал, что сказать, и доктор Тайсон попыталась разрядить обстановку, прибегнув к научным формулировкам.

— В вашей кровеносной системе наличествуют следы кокаина и рогипнола. Этим легко объясняются любые необычные видения, которые вас, возможно, посетили.

На этот раз Дэереми вышел из себя:

— Видения? Меня затягивало — вниз, под землю. Я не поднимался к свету. Дорога туда мне заказана.

Я взяла в ладони его руку, совсем ледяную. Браслет на запястье больше напоминал персональный медальон у военных, чем ювелирное украшение.

— Джереми, взгляни на меня, — сказала я, впервые осмелившись произнести вслух его имя. — Ты давно носишь этот браслет?

— Четыре года.

— Четыре ГОДА?

— С небольшим.

— И ты мне не звонил?

— Ох, только пойми меня правильно. Я не звонил, потому что ты была моей последней надеждой, козырем в рукаве.

— Но ты же меня совсем не знаешь. Почему ты так уверен?

— Мне о тебе достаточно известно.

— Откуда? — Не представляю, что о нас подумали доктор Тайсон с констеблем.

— Сильно же я избегался.

— В каком смысле?

— Ну, я, вроде как, за тобой следил.

— Что ты делал?

— Не ерепенься — все не так страшно.

— Еще как страшно.

— Да нет же. Правда, это смотря как посмотреть…

— И как же надо смотреть?

— Ты пойми, я с такими уродами якшался, прежде чем нашел своих настоящих родных… Мне просто хотелось знать, что ты не такая психопатка, как остальные.

Довод показался вполне убедительным, и больше возражений не было.

— Я знаю, где ты работаешь, где живут остальные члены семьи, и все в этом роде. Самое основное.

Я промолчала: его настороженность не назовешь безосновательной.

Констебль Чанг кашлянул. Доктор Тайсон задержалась в палате; как бы она ни была завалена работой, ситуация складывалась не рядовая.

Джереми сказал:

— Лиз… Мам. Тебе просто удобнее считать себя бесчувственной и бессердечной. Да только тут ты ошибаешься. — Он умолк. Меня посетило какое-то странное чувство, будто в этот миг в его голове что-то растаяло и потекло. — Кажется, я сейчас отключусь, — сказал Джереми и закрыл глаза.

Доктор Тайсон сосчитала его пульс, взглянула на нас с констеблем и сказала, что пациент некоторое время проспит.

— Можно мне остаться? — спросила я.

— Конечно.

Джереми мгновенно провалился в сон, а я тихо сидела рядом и сжимала в руке зябкую ладонь собственного сына. В стороне на стуле я заметила какие-то дурацкие сетчатые чулки и черное дамское белье. Констебль Чанг перехватил мой взгляд и пояснил:

— М-м-м, его в этом нашли, парень был весь накрашен. Сестра отмыла.

В памяти немедленно всплыли воспоминания о страшной детской находке: ежевика; непонятный наряд, в который был разодет мертвец; запах креозота с железнодорожной эстакады.

Заглянув мне в лицо, доктор вызвалась развеять мои предположения:

— Думаю, он оделся на маскарад для шоу ужасов Роки Хоррора. В Ридже часто проводят полуночные представления. Я в свое время туда ходила, когда все только начиналось.

— Он поправится? — спросила я.

— Сейчас — да. Может быть, и в следующий раз, а вот за будущее не ручаюсь.

Непрошибаемая логика. Рука Джереми потеплела. Я взглянула на Чанга, и тот пожал плечами.

— Вы никогда не видели собственного сына?

— Нет.

— Шутите.

— Правда. То есть, я знала, конечно, о его существовании, но…

А что «но»? «Не думала, что это тот красивый юноша, который лежит передо мной на больничной койке».

— Сколько ему?

— Двадцать.

— Двадцать?

Шипение текущего по трубке кислорода, который питал легкие моего сына, вернуло меня далеко в прошлое, в Рим. Оно отнесло меня на два десятилетия назад, к той ночи, когда толстая и некрасивая девочка из Канады стояла на плоской крыше неподалеку от Колизея, под струями воды. Мне было шестнадцать, мы взрослели в эру кислотных дождей (вот, кстати, тема, давным-давно всеми позабытая, а ведь в те годы небеса поливали Европу аккумуляторной кислотой). Помню, я смотрела на Колизей и прилегающие здания под сизым, как голубиное крыло, небом. Глубокая ночь выходного дня, город давно уснул. Едкая влага омывала памятники из мрамора и белого итальянского известняка, а мне так и чудилось, будто они шипят и трескаются, за год теряя тысячелетнюю целостность; на моих глазах растворялась история… А всего-то шипел кислородный вентилятор легких.

Я подалась поближе к Джереми и поцеловала его в щеку.

То, что я решила отправиться в путешествие, да еще в Рим, повергло в ужас всех собравшихся за обеденным столом. Вообще сама мысль поехать на экскурсию с латинской группой наводит на окружающих безмерную тоску. А это не вполне справедливо. У нас был не класс, а гремучая смесь: и те, кто окончательно двинулся на языках, и взбалмошные сынки известных литературных дарований, и рассудительные девицы, мнящие себя будущими докторами наук. По сути — единственный забавный класс, в котором мне довелось учиться.

Лесли недавно окончила школу, порхала туда-сюда по малейшей прихоти и потому считалась в нашей семье главной путешественницей. В девятом классе она ездила на десять дней в южную часть Англии; едва получив аттестат, отправилась в Новую Шотландию, где три недели подавала постояльцам одного отеля завтрак в постель. Оба путешествия изобиловали сексом и скандалами.