Хулио Кортасар - Чудесные занятия

Хотелось бы пояснить, что поступаем мы так не для того, чтобы отличаться от остального квартала. Мы хотели бы только, не сразу, но шаг за шагом, изменить, не насмехаясь над чьими-либо чувствами, закостенелые традиции. Банальность — в любой ее форме — не наше кредо, и не дай Бог нам услышать в закусочной фразу типа: «Это была чрезвычайно грубая игра» или «Фланговые прорывы Фаджиолли были возможны благодаря отменной проработке центральной оси атаки», тут уж мы забываем про правильные и рекомендуемые к употреблению в непредвиденных ситуациях формы и выдаем: «Пендаль, это завсегда пожалуйста» или же «Сначала мы накостыляли им хорошенько, а потом накидали банок». Все смотрят на нас, вылупив глаза, но всегда найдется тот, кто не прочь перенять наш изысканный стиль. Мой старший дядюшка, который читает аргентинских писателей, говорит, что со многими из них можно было бы сделать что-то похожее, но никогда не уточняет, с кем именно. А жаль.

[Пер. М.Петрова]

Однажды, когда некий дальний-предальний наш родич выбился в министры, нам удалось по его протекции пристроить кучу членов семейства в почтовое отделение на улице Серрано [370] Серрано — улица в Буэнос-Айресе. Названа в честь Хосе Мариано Серрано (1788—1852), боливийского политического деятеля. Серрано принимал активное участие в работе конгресса, проходившего в июле 1816 года в аргентинском городе Тукуман и провозгласившего независимость Объединенных провинций Ла-Платы (Аргентины). . Продержались мы там недолго, врать не буду. Из трех дней, что мы там проработали, в течение двух мы обслуживали народ с такой невероятной быстротой, что нас осчастливил визитом потрясенный инспектор из Почтового управления и хвалебной заметкой — очередной номер газеты «Ла-Расон» [371] «Ла-Расон» — буэнос-айресская газета. Название газеты придает кортасаровской миниатюре дополнительную ироничность; на русский язык слово «razon» переводится как «разум, интеллект, здравый смысл, резон» и т.п. . На третий день мы удостоверились, что завоевали популярность, поскольку люди повалили к нам из других частей города, дабы отправить письма и прочее, в том числе почтовые переводы в Пурмамарку и прочие столь же немыслимые места. Тут мой дядя (который старший) дал сигнал, и наше семейство приступило к обслуживанию в соответствии со своими вкусами и обычаями. В окошечке «Продажа марок» моя сестра (которая вторая) выдавала каждому покупателю пестрый воздушный шарик. Первый шарик получила одна пышная сеньора, она так и окаменела — в одной руке шарик, в другой марка, сеньора успела ее послюнить, и марка, постепенно скручиваясь, приклеивалась к ее пальцу. Долгогривый парень от своего шарика категорически отказался, и моя сестра строго его отчитала, а в очереди, выстроившейся к ее окошечку, мнения высказывались противоречивые. Несколько провинциалов, которые переминались у окошечка рядом, упорствуя в неразумном намерении перевести часть своих заработков живущим вдали членам семей, не без изумления принимали стопочки виноградной водки — а кое-кто и пирожки с мясом — из рук моего отца, да еще он вдобавок выкрикивал во всю глотку лучшие советы старика Вискачи [372] Вискача — грызун семейства шиншилловых, похожий на зайца; здесь: персонаж латиноамериканского фольклора. . Тем временем мои братья, трудившиеся в посылочном отделении, смазывали коробки с посылками дегтем, а затем опускали в ведро с перьями. После чего демонстрировали результаты потрясенному отправителю и убедительно ему разъясняли, какая радость получить такую посылочку. «Бечевочки не видно, — говорили они. — И сургуча не видно, сургуч — это так вульгарно, а имя получателя, обратите внимание, — такое впечатление, что оно прячется у лебедя под крылышком». Сказать честно, в восторге были далеко не все.

Когда в помещение ворвались полицейские и зеваки, моя мать завершила мероприятие самым эффектным образом, запустив в толпу великое множество разноцветных самолетиков, сделанных из бланков для телеграмм и переводов, а также конвертов для заказных писем. Исполнив хором государственный гимн, мы отступили стройными рядами; я заметил, что одна девчушка, стоявшая в очереди к окошечку «Продажа марок», плакала: она была третья, но знала, что уже не успеет получить шарик.

[Пер. А.Косс]

В борьбе с прагматизмом и пугающей тенденцией, направленной на приобретение полезных навыков, мой двоюродный брат (который старший) отстаивает законное право: вырвать из своей шевелюры волосок, завязать его посредине узелком и изящным жестом бросить в отверстие раковины. Если волосок застрянет в решетке, коими, как правило, закрыты вышеупомянутые отверстия, достаточно пустить воду, и он благополучно исчезнет из поля зрения.

И тут, не теряя попусту ни минуты, надо приниматься за работу по разысканию волоса. Перво-наперво необходимо развинтить колено трубы, идущей от раковины, — дабы удостовериться: не прилип ли волосок к какой-либо неровности внутри сей трубы. Если нет — приходится раковинную трубу отвинчивать от стояка. Разумеется, на этом этапе операции вашим глазам предстанет великое множество волосков и, чтобы рассмотреть их один за другим в поисках того, который с узелком, надобно призвать на помощь всех остальных членов семьи. Если таковой опять не обнаружится — во весь рост встает проблема: раскурочить водопровод вплоть до подвала; но это сопряжено с немалыми трудностями, ибо придется восемь, а то и десять лет проработать в каком-либо министерстве или магазине, дабы скопить достаточно денег и купить все четыре этажа, находящихся ниже того, на котором обитает мой двоюродный брат (который старший); и это только при том непременном условии, что за восемь тире десять лет волосок с узелком не ускользнет из водопроводной сети дома, а по чистой случайности застрянет в какой-либо ржавой трубе.

И вот наконец настает день, когда мы можем разобрать водопровод во всем доме, и тогда в течение нескольких месяцев живем в окружении тазов и прочих резервуаров, полных мокрых волос, а также в окружении помощников и нищих, которым мы щедрой рукой платим за то, чтобы они находили, разлепляли, сортировали и приносили нам всевозможные волосы, дабы мы могли отыскать искомый. Если таковой опять не обнаружится — мы вступим в покрытый мраком неизвестности и весьма запутанный этап операции, поскольку водопроводные трубы приведут нас в городскую клоаку. Купив спецодежду, мы — с мощным фонарем в руке и кислородной маской на лице — приучаемся ходить по ночам внутри скользких труб и исследуем все водостоки, пользуясь, если возможно, помощью людей дна, с которыми мы вступаем в контакт и которым платим деньги — из тех, что зарабатываем днем в министерстве или в магазине. Теперь нам зачастую кажется, что наши поиски наконец-то увенчались успехом, ибо мы находим (или нам приносят) волосы, очень сильно напоминающие тот, что мы ищем; но, поскольку в истории не известно ни одного случая, чтобы узелок посредине волоска появился без участия руки человеческой, мы всякий раз убеждаемся в том, что предполагаемый узелок — это просто утолщение волоса (хотя о таких случаях нам тоже ничего не известно), или вросшая песчинка, или последствие какого-либо окисления вследствие долгого соприкосновения с влажной поверхностью. Отнюдь не исключено, что, путешествуя по всевозможным трубам, в конце концов мы приблизимся к тому месту, дальше которого уже никто не решится пройти: главный водосток, ведущий к реке, бурный поток, несущий дерьмо, — ни за какие деньги и щедрые подношения ни один лодочник не согласится продолжать здесь поиски.