Ганс Кирст - Фабрика офицеров

— Что вы думаете о Хохбауэре, господин капитан? — осторожно спросил Крафт.

— Он наиболее способный в подразделении. Ярко выраженный одаренный тактик, — не задумываясь ответил Федерс. — Мыслит ясно, целеустремленный, решительный. И раз уж вы ему симпатизируете, могу сказать — он прирожденный офицер.

— А черты его характера?

— Ну, эта мура меня не интересует. Какое кому дело до характера, если все в том, чтобы обладать деловой сметкой, энергией и выдержкой. Офицер должен в первую очередь командовать, отдавать приказы — быстрые, четкие, целесообразные, и притом правильные. Без характера не обрести положения и уж тем более не завоевать.

— Это верно, но все-таки свойства характера…

— …абсолютно десятистепенное дело, с моей точки зрения, как преподавателя тактики. Чего вы, собственно, хотите от офицера? Доброты, понимания, человеколюбия, порядочности? С таким комплексом нечего лезть на войну, а уж тем более стараться выиграть ее. Свойства характера! Попробуйте вы, танцор-мечтатель, поизучать свое начальство с точки зрения черт характера. Начните лучше сразу с вашего высшего начальства. Что скажете, Крафт?

— Бессмысленно.

— И я так думаю, — согласился Федерс. — Вернемся лучше к нашим баранам. Поверьте, Крафт, самое главное свойство характера для офицера — это жестокость. В войне не остается иного выбора. Ибо война безжалостна, жестока и отвратительна. В ней подыхают или выживают. Но это еще не все, Крафт. Бывают такие, кто выживает, подохнув. Самое позднее через полчаса вы поймете, что я имею в виду.

Они молча ехали дальше через крохотные городки, в которых еще витал дух средневековья, забытые в закоулках страны, на которую надвигалась смертельная опасность. Кругом безжизненные поля, и среди них защитного цвета «мерседес-кюбель», инородное тело, жучок, ползущий по узкой дороге.

Они ехали дальше по боковому проселку, пока перед ними не появилась вилла, стоявшая на холме. Приют мечтательного одиночества — такой она казалась, — романтическая прелесть, обвитая вдали серебристой лентой реки Майн.

— А что, не так? — насмешливо спросил Федерс. — Не хватает только звука арфы или веселеньких бубенцов на санях, ведь как-никак зима.

Крафт при виде этой декоративной виллы был готов встретить тут что угодно: подпольный бордель для офицеров, тайный склад товаров или даже секретную научно-исследовательскую лабораторию.

— Вот там, — сказал капитан Федерс, показав глазами на вымершую, стоявшую перед ними виллу, — моя, так сказать, часовня. В последнюю ночь вы видели меня в моей худшей ипостаси — болтливый, хныкающий, беспомощный человеческий отброс. Но такие состояния депрессии у меня редки, и когда они грозят овладеть мной, я удираю сюда. Хозяин этого дома — мой единственный друг.

С приближением виллы Розенхюгель становилось все яснее, что они в совершенно безлюдном районе. Прямая дорога была перекрыта шлагбаумом. Рядом с ним стоял щит с надписью: «Запретная зона». Немного дальше возвышался забор из колючей проволоки.

Автомашина остановилась. Федерс выпрыгнул из нее, подошел к воротам и нажал кнопку переговорного устройства.

— Прошу представиться, — раздался из динамика хриплый голос.

— Капитан Федерс и два сопровождающих.

— Пожалуйста, проезжайте, — ответил голос после короткой паузы.

Федерс влез в машину. Раздался жужжащий шум блоков — ворота автоматически раскрылись. Медленно — скорость свыше десяти километров в час не разрешалась — машина въехала во двор виллы. Федерс и Крафт вышли из автомобиля, шофер остался в нем. Очевидно, несмотря на мороз, он совсем не собирался сопровождать обоих офицеров, а может быть, по его прежним поездкам сюда, ему и не разрешалось это. Он немного постукал ногами одна о другую, закурил сигарету, а погасшую спичку сунул в коробок.

— Ну вот, мы у цели, — сказал капитан Федерс, — или в конце пути.

Режуще-белый холл виллы был пуст. Ступенчатый пол кое-где покрыт дорожками из дерюги. В воздухе витал резкий, спертый запах, сразу выдававший назначение здания: это была больница, лазарет. Но особый, в котором господствовала тяжкая тишина. Откуда-то сзади появился и быстро пошел им навстречу высокий худой мужчина в форме офицера, поверх которой развевался распахнутый белый халат. Движения человека были размашисты. Его голова как-то неестественно всунута между плечами. Когда он подошел ближе, Крафт понял, что у человека нет лица. На его плечах прилепилась бледно-розовая разбухшая масса, в которой мерцал один огромный глаз. Голубой, умный, добро смотрящий глаз.

— Разрешите познакомить вас, — произнес Федерс очень церемонно. — Майор медицинской службы Крюгер, мой друг, — обер-лейтенант Крафт, мой коллега.

Майор-медик протянул Крафту свою длинную руку. Длиннопалую, мускулистую, тонко сработанную ладонь, полную силы и одновременно нежную. Руку скрипача или хирурга, отмеченную высокой чувствительностью. В бесформенной массе, которая когда-то была лицом — и, боже, каким, наверное, совершенной красоты лицом, если судить по руке, — открылась щель, сквозь которую майор-медик сказал:

— Было бы рискованно приветствовать вас, господин Крафт, словами «добро пожаловать». Но я имею привычку говорить обычно моим чрезвычайно редким посетителям: «Попробуйте не отчаиваться».

Обер-лейтенант взглянул на капитана Федерса, как бы ища поддержки. Майор перехватил этот взгляд и спросил:

— Эрих, ты предупредил нашего гостя, что его здесь ожидает?

— Разумеется, — твердо ответил Федерс. — Он должен знать все, что может предложить этот мир, даже если при этом его хватит кондрашка. Полагаю, что Хайнц назвал бы это шоковой терапией, не так ли?

Майор-медик задумчиво кивнул. Затем окинул взглядом обер-лейтенанта Крафта, будто намеревался ставить ему диагноз. Его глаз заблестел бриллиантовой голубизной. Снова открыл он щель, бывшую когда-то ртом:

— Мой друг Эрих Федерс и я знакомы со школьных лет. Мы были тогда неразлучны. Имели лучшие отметки, были отличными спортсменами и наиболее желанными партнерами на танцах, женились на красивейших девушках, оба были почти в одно и то же время изувечены войной. С тех пор как это случилось, мы стремимся открыть для себя новую, другую жизнь, но мы еще не в состоянии преодолеть старое. И порой Федерса обуревает оправданное желание найти человека, который понял бы нас, — и, найдя, он привозит его сюда.

— Не нужно лишних слов, Хайнц, — сказал капитан Федерс, обрывая монолог друга. — Просто я обнаружил в этом Крафте дельно функционирующий мозг, и мне не хочется, чтобы он захирел. Но его гложут расплывчатые идеалы, которые необходимо удалить самым жестоким хирургическим путем.