Эндрю Круми - Мистер Ми

— Что ж, Аристотеля я уважаю, — сказала миссис Б., у которой, как ты знаешь, наши многочисленные беседы выработали свое собственное отношение к различным философам, их трудам и их характерам, отношение, которое, как и все вкусы и предпочтения, совершенно произвольно. Если она видит у меня на столе «Богатство народов» Адама Смита, она начинает беспардонно поносить автора, тогда как к Юму испытывает прямо-таки нежные чувства.

«Сориты», напоминаю я миссис Б. Когда рептилия превратилась в первую птицу, когда фырканье и взвизгивание стали первым языком, когда образовались первые слова, подобные тем, которые употребляем мы, и как их научились понимать?

— С вашего разрешения я пройдусь пылесосом по ковру и на этом закончу уборку.

И последнее: так живое существо огонь или нет? Мы вольны ответить на этот вопрос, как мы считаем нужным. Ксантики выбрали определение, на котором была построена вся их философия, вся система мышления, в течение столетий господствовавшая среди тайных сторонников этой секты, пока последняя жертва не встретила смерть со словами: «Пусть мои мысли воспламенят ваши; И пусть моя душа вечно горит в ваших сердцах». В каком-то смысле возможно, что последнего ксантика не существовало вообще.

Перечитав этот отрывок после того, как миссис Б. оставила меня в покое, я заметил, что в нем многое недоговорено. Когда жили ксантики? Где? О единственном источнике, к которому меня отсылали — «Энциклопедии» Жана-Бернара Розье, — я никогда не слыхивал.

Я заглушил голос любопытства во время обеда; миссис Б. подала вкуснейший суп, а готовить супы она была большая мастерица, и к тому же отвлекла мое внимание рассказом о болезни своей сестры. Но миссис Б. ушла домой, и передо мной опять возникла загадка ксантиков, наподобие тех вкуснейших шариков из мяса и картофеля, что я обнаружил на дне своей тарелки, после того как под разговоры миссис Б. о камнях в печени вычерпал всю жидкость.

Я внимательно изучил несколько других книг, которые могли бы иметь касательство к этому вопросу, но не нашел в них ни единого упоминания о ксантиках, а поскольку автор «Эпистемологии и неразумности» сообщает о себе только имя — Ян Мюр, не приводя никаких дополнительных данных, которые помогли бы отличить его от бесконечного множества людей, носивших то же весьма распространенное имя, найти его и узнать, какими источниками он пользовался, представлялось невозможным. Я стал думать, что в этой неуловимости есть даже что-то подозрительное, особенно когда заметил, что в книге нет ISBN; перелистав «Указатель издательств», я к тому же обнаружил, что название издательства, якобы выпустившего эту книгу — «Торус академик», — было просто ширмой для авторского тщеславия. Посему у меня появились основания полагать, что издание этой книги было мистификацией, замшелой ученой шуточкой или методом обнародования очередной заумной теории. Я понимал, что смогу убедиться в несостоятельности своих подозрений, только обнаружив «Энциклопедию» Розье; этого же, как я уже упомянул, мне до сих пор не удалось, хотя я потратил несколько недель на тщательные поиски, которые даже помешали мне написать тебе раньше. Зато я сумел откопать загадку, заинтересовавшую меня гораздо больше, чем история какой-то никому не известной и давно исчезнувшей секты.

Поначалу, однако, я забыл про Розье и ксантиков. Не найдя никаких ссылок на них в имеющихся у меня справочниках, я вернулся к прерванной работе (все это произошло месяца четыре назад, когда я, как тебе известно, писал статью для «Скоте мэгэзин» о памятниках старины в Шотландии). Наверное, я не стал тогда писать тебе об этой загадке, потому что был угнетен постигшей меня неудачей.

И вдруг три недели назад, просматривая индекс только что вышедшей книги, которую я увидел на распродаже и которая была посвящена издательскому делу во Франции XVIII века, я обнаружил в нем имя Жана-Бернара Розье. Я немедленно купил эту книгу.

— Господи Боже мой, еще книжку притащил! — гневно воскликнула миссис Б., увидев мою новую покупку, и ушла заниматься разборкой белья для прачечной.

Автор книги, профессор Дональд Макинтайр, сообщал, что в 1759 году Розье пытался напечатать философский трактат, в котором он изложил «новую теорию физики». В поддержку этого сделанного как бы между прочим примечательного сообщения он приводил отрывки из неопубликованных документов и «частных писем».

Тут вернулась миссис Б. и сказала сердитым тоном:

— Вам обед подавать или как?

Действительно, уже пришло время обеда, и меня ожидало очередное выдающееся изделие миссис Б. На этот раз она подала мне суп, который, согласно моим исследованиям, на севере Англии называется «овощная болтушка». С энтузиазмом его поглощая, я обжег восхитительной солоноватой жидкостью нижнюю губу, поспешно глотнул воды и спросил:

— Помните, я вам говорил о ксантиках, миссис Б.?

К этому времени она немного остыла.

— Как же, помню. Они считали огонь формой жизни, так, что ли?

«Совершенно верно», — подтвердил я и рассказал ей о счастливой случайности, благодаря которой снова встретил имя Розье.

— Что-то вроде той запаски, которой у вас не было в багажнике. Да, некоторые тут же забывают случайно попавшееся им имя, а у других оно цепляется за память, как репейник к овечьей заднице, и так они его и таскают, пока не встретят в какой-нибудь книжке, за которую они заплатили несуразную цену, хотя их дом и так уже забит этим пыльным мусором.

Честно говоря, я не очень-то прислушивался к мудрым и доброжелательным замечаниям миссис Б., поскольку размышлял над вопросом, что означает фраза Розье «новая теория физики». Миссис Б. вскоре собралась уходить, но, надев пальто, почему-то задержалась в дверях.

— Вы хотите мне что-нибудь сказать, миссис Б.?

— Я просто подумала, не надо ли мне ходить к вам почаще? Четыре дня в неделю как будто маловато.

— Как это? Вы уже двадцать восемь лет приходите четыре раза в неделю. С какой стати нам менять заведенный порядок?

Миссис Б. почему-то уставилась на коврик, лежащий перед дверью.

— Мне подумалось, что вы целых три дня остаетесь без присмотра. Нет, мне точно надо приходить почаще.

Я сказал, что обдумаю ее предложение, и мы распрощались. Как только она ушла, я еще раз прочитал то немногое, что обнаружил в книге Макинтайра, и решил предпринять новые попытки найти следы «Энциклопедии» Розье.

Однако визит в библиотеку во второй половине дня не принес результатов; я только промок под моросящим дождем, который как будто не заслуживал того, чтобы брать с собой зонтик. В таком состоянии я предстал перед Маргарет. Она, как всегда, тепло меня приветствовала. Поиски во всех имеющихся в библиотеке каталогах ничего не дали, и Маргарет посоветовала мне по дороге домой купить себе леденцов от простуды, но я так увлекся перекрестными ссылками каталогов, что совершенно забыл об угрозе насморка и, вернувшись домой, решил полечиться широко распространенным способом, а именно — хлопнул рюмашку. Потом написал письмо профессору Макинтайру на адрес издательства и заклеил конверт, согретый чувством оптимизма, которому, по-видимому, немало способствовало выпитое мной виски.