Михаил Камалеев - Ни капли невинности. Хроника стремительной молодости.

В следующий раз ты довольно жестко и предельно конкретно объясняешь, что тебе некогда, что ты не в Москве, что ты болен, что ты умер, в конце концов!!! Блин…

Еще пару раз ты просто не отвечаешь на звонки.

Все. Можно быть уверенным, что твое имя навсегда вычеркнуто из списков тех, кому отправляют открытки на новый год, – по причине твоей бесполезности (т.е., конечно, циничности, черствости, бездушности, нежелании помочь ближнему и т.п.). Зато можно поздравить себя с включением в обязательную программу бесконечной олимпиады сплетников: “Ах, ну да! Камалеев же у нас крутой. В Москве живет. А ты слышала, как он на прошлый свой день рождения купил ящик Martini и раздал его на улице бомжам?! Вот дурак то…”

Согласитесь, не самые приятные воспоминания о родных местах сопровождают меня, когда я иду по перрону встречать только что прибывший фирменный скорый №21/22 “Димитровград – Ульяновск – Москва”. Целый поезд землячков, блин!!!

Старательно обходя знакомых, носильщиков, стражей порядка, изредка все же бросая скупое: “Привет! Рад видеть! Извините, спешу…”, быстро приближаюсь к 6 вагону. Дверь открывается, проводница выполняет традиционный шаманский ритуал: протирает поручни тряпочкой цвета слякотной жижи. Не знаете, случайно, зачем? Лично я в поезде вообще стараюсь ни до чего без особой нужды не дотрагиваться, а поход в туалет воспринимаю как личный подвиг. За спиной хранительницы чая уже видны полусонные физиономии очередных покорителей Москвы. Нет, конечно, они сюда не навсегда. Кто-то по делам, кто-то в отпуск, кто-то проездом, кто-то к друзьям. Просто для некоторых через турникет пройти – уже достижение. В таком-то состоянии! Покорение, прямо-таки:-)).

Итак, первый пошел, второй пошел, десятый, восемнадцатый… Хм, так бы не заснуть…

Вот, наконец, появляется он. Тот, кого я встречаю.

Пикалов собственной персоной!

Ё-маааё!!

Если и есть на свете человек, о котором я знаю гораздо больше, чем даже его психоаналитик, то это, несомненно, Пикалов. Не одну сотню литров алкоголя мы выпили в компании друг друга. “Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий” моя квартира всегда была для Сашки местом, где никто не учил его жизни, никто не упрекал за что-то не так сделанное, не заставлял принимать жизненно важные решения прямо здесь и сейчас. Зато всегда выдавался дежурный комплект постельного белья и задавался вопрос: “Есть будешь?”

Поэтому сейчас, увидев его серо-зеленое лицо и угрюмый взгляд, я все понял и без объяснений. Причем в деталях. Вплоть до количества рюмок, имевших место быть последствий и количества собутыльников, но главное – причины! У Сани в очередной раз случилась ЖОПА (Жизнь Оправдывает Потребление Алкоголя). Причем на личном фронте.

– Надолго?

– Да блин, – (эээ, Саша, это не ты пел в Cannibal Corpse?) – хер его знает!

– Понятно… Какие планы?

– Да блин, хер его знает!

– Ясно…

– Мне б пожрать…

Ночь, улица, фонарь, аптека… О, аптека!!

– Олег, у тебя есть презервативы?

– Есть, – в паузе между двумя неторопливыми затяжками ответил Олег. – А тебе сейчас зачем??! – вдруг встрепенулся он.

– Нууу, так… На всякий случай…

– Ну ты, Миха, и кобель! Никаких, на фиг, случаев, понял? Сейчас за пивом – и домой!

– Ну ладно, ладно… Чего ты орешь то сразу? Мало ли. Может, ты сам хочешь?

– Пошел ты…

Да, блин, поговорили…

Поднимаю воротник пальто. Холодно. Откуда только в апреле снег?

Разыграв нехитрый жребий – Вадим спит, Женька варит креветки, нам с Олегом пришлось отправиться за пивом. В два ночи ближайшая точка в этом районе – супермаркет за два квартала от дома. Двадцать минут пешком в одну сторону. “Такси не подвозят таких негодяев”. Впрочем, проветриться не помешает.

Последняя сигарета из пачки. То, что от нее осталось, послушно перекатывается по асфальту, в агонистическом припадке гордости пытаясь изобразить гаснущий фейерверк.

– Миха, слушай, – хм, поговорить, видимо, все же удастся, – а у вас с N все началось на мой день рождения, да? – Олег хитро щурится. Ха, провокатор хренов! Или, может, это просто ветер?

– Нет, – честно ответил я.

И даже не соврал. Ни слова. Во-первых, потому что сказал всего одно слово. А во-вторых, потому что все началось несколько раньше. На несколько лет раньше.

Тогда мне было 15. Собственно, ей тоже. Я был безграничным идеалистом, не смотрел телевизор, цитировал японских поэтов какого угодно века и среди друзей считался самым умным, хотя сволочью и задохликом. Я всерьез надеялся, что в 25 уже буду миллионером и выйду на пенсию.

А еще в том году застрелили Кобейна. После его смерти самыми модными темами для разговоров стали: 1) кто будет следующим символом поколения; 2) сколько стоил билет на Unplugged in New York; 3) “дай геометрию списать”. За мое некоторое весьма отдаленное внешнее сходство с Куртом, отчаянно поддерживаемое волосами до плеч и мертвенной (как бы героиновой, а на самом деле – просто оттого, что мало ел) бледностью, третий пункт для меня решался более или менее просто. Насчет второго я “авторитетно” хранил молчание, а вот с первым не разобрался до сих пор – то ли транссексуальный Брайан Молко, то ли замороженный Вилле Вало, то ли меланхоличный уродец Том Йорк… Фиг поймешь!

“I’m so ugly. That’s ok, cause so are you” – слова, для миллионов ставшие оправданием никчемности собственной жизни. Для N же это оказалось пустым звуком. А “Lithium” – всего-навсего каким-то там по счету элементом таблицы Менделеева.

А еще она не курила, не читала Сэлинджера (впрочем, кто среди моих друзей – кроме меня – читал его в 14 лет??), слыла недотрогой и не спешила, в отличие от многих, расстаться с невинностью.

Ее практичность и не по годам развитый рациональный цинизм шокировали не только школьных учителей, но и умеющих расшвыривать по самым недоступным углам понты сверстников. В частности, меня.

Это сейчас я всего лишь третий по красоте (после Брэда Питта и Дэвида Бэкхема) блондин из всех живущих на свете, а в то время я был самым красивым мальчиком нашей школы. Мое участие в любом школьном мероприятии гарантировало 100% явку девочек, имевших счастье учиться со мной вместе в одну смену. А – следовательно – и мальчиков, которым были небезразличны эти девочки. Кроме того, природа не обделила меня ни слухом, ни голосом, ни актерским мастерством, поэтому мое участие не сводилось к тупому стоянию на сцене. Этим, видимо, я и заслужил безграничную симпатию организатора всех наших массовых мероприятий (раньше это называлось “пионервожатый”). Впрочем, интерес был взаимным: девушка была весьма неплоха собой, хотя и несколько взрослая для меня, к тому же – замужем.