Анджела Картер - Любовь

Стоило этому процессу разъединения начаться, как он быстро набрал ход. Ли ощущал острую неприязнь к тесному физическому контакту, родившемуся из их крайней близости. Если сначала он полагал, что это новая неприязнь, а не явное отвращение, то просто не мог больше пить из чашки, которой пользовался Базз, пока не ополоснет ее, а объятия мимоходом, которыми они всегда столь бездумно обменивались, стали для него и вовсе невыносимы. Их взаимная нежность рассасывалась с необычайной скоростью, ибо, не будь они братьями, между ними было бы очень мало общего и без поддержки любви они все равно бы не смогли питать друг к другу прежнюю терпимость, свободную от обязательств. Базз был беспомощен, недоверчив и немного боялся растущей антипатии Ли, которую наблюдал, а потому стремился отгородиться от боли насмешками, холодностью и напускным пренебрежением. Он выдрессировал в себе нелюбовь и теперь ждал удара.

Сообщив Баззу, что тому придется съехать с квартиры, Ли ожидал фейерверка паники и насилия, однако Базз, успев подготовиться, не выказал ни гнева, ни удивления. Продолжал сидеть себе перед камином в полном молчании, барабаня пальцами по колену, а Ли нервно гадал, каким окажется его непредсказуемый ответ. Но, прозвучав, ответ этот был безупречно хладнокровен.

— Решил правильным стать? — спросил Базз обычным голосом, хотя и с ноткой презрения.

Ли пожал плечами. Друг на друга они не смотрели. Шло время. За каминной решеткой рушились угольки. Стояла ночь.

— Где же я буду жить? — спросил Базз.

— Мы тебе легко чего-нибудь подыщем.

— А ты позволишь мне навещать вас время от времени?

— Конечно, — ответил Ли, тронутый и смущенный. — Разумеется.

— Конечно, — двусмысленно повторил Базз и вновь забарабанил пальцами.

Смятение и беспокойство Ли усиливались с каждым уходящим мигом: если самые дикие страсти брата ему удавалось выдерживать, то это необъяснимое спокойствие озадачивало, и он боялся, что оно может оказаться прелюдией к какому-то совершенно неожиданному поступку, против которого у него не будет никакой защиты. Сосед снизу принялся наполнять ванну, и до них долетел шум текущей воды.

— Ли… с кем же я буду разговаривать?

— Да и со мной-то из тебя слова не вытянешь.

— Но ты же всегда есть. И она — всегда можно поговорить с Аннабель.

— Я ж не развожусь с тобой, ей-богу. Мы по-прежнему будем здесь — и я, и она.

— И будете приглашать меня на обед раз в месяц, наверное, правда?

Ли осознал, что атака брата хитроумно нацелена на его сентиментальность, и начал терять терпение. Фантастическая комната показалась ему отвратительной, а темная фигура, сидевшая на ковре, стала напоминать гигантскую волосатую жабу, рассевшуюся поверх всей его жизни и перекрывшую кислород: ведь такая среда обитания была куда более естественной для этого смутного существа, чем для него самого. Тем не менее комната принадлежала Аннабель; это она нарисовала на стенах тот неоднозначный сад, а потом взяла и посадила туда Ли, не удосужившись подумать, сочетаются ли они по цветовой гамме. В смятенной ярости Ли ляпнул:

— Она моя.

— Неужели? — саркастически осведомился Базз, обратив на брата жесткий взгляд карих глаз. И вот именно в этот момент времени Ли перестал его любить. Немногие оставшиеся связки лопнули мгновенно, пока они стояли на коленях перед камином и препирались из-за девчонки, что, будто викторианская героиня, разлучила их. И вместе с тем Ли по-прежнему совершенно не представлял ни что с нею делать, как только заполучит ее, ни как искупить перед нею свою вину и тем облегчить совесть. Может, стоит вычистить ее комнату и выбросить ее вещи: он наполовину верил, что она — некая податливая масса, которой человек, спасший ее от призраков, может придать любую форму, какую пожелает.

Поскольку его терзала жалость к Аннабель, он предпочел спасать ее из страха перед тем, чем она может стать, если ее предоставить самой себе или бросить на бессовестную милость кого-то чужого: ведь он не знал, что у нее имеются свои планы и она в конце концов выберет попытку спасти себя сама.

— Моя, — повторил Ли и, встав, одним движением руки смахнул с каминной полки разнообразный мусор. Пол вокруг камина усеяли осколки: конский череп раскололся, а глиняный принц Альберт переломился в талии надвое. Базз не сводил с Ли непроницаемых глаз, которые ни в каком смысле не могли быть зеркалами его души. Потом с оскорбительной нарочитостью извлек и закурил сигарету.

— Из дому меня выставляешь, — произнес он. — Видела бы тетка.

Сердце Ли сжалось, и он бы кинулся на Базза, не будь тот его братом.

— Какой смысл советоваться с покойниками? — хладнокровно ответил он, но хладнокровие это немалого ему стоило.

Базз швырнул недокуренную сигарету в огонь, пнул сапогом уголья и, поднявшись во весь рост, навис над Ли. Его длинного меха куртка казалась скроенной из скальпов, волосы разметались, как у индейского воина, а бесконечная чахлая тень металась по потолку, точно комната подпала под его безраздельную власть. Вид его был настолько устрашающим, что Ли приготовился к яростной атаке или даже ножевому выпаду, однако обрушился на него лишь поток пустых угроз, чего он мог ожидать и прежде, пока не утратил своей отчужденности.

— Только попробуй сделать с ней что-нибудь, как в последний раз, и ты у меня получишь, честное слово, получишь.

— Да что ты вообще можешь-то, черт возьми? — рявкнул Ли, заново разъярившись от этого мелодраматического оборота, однако Базз выскочил за дверь, не успела стрела поразить цель, и когда Ли на следующий день вернулся с работы, ни одной вещи брата в доме он уже не нашел. Исчезло все до последней тряпки и клочка бумаги, Базз не оставил ему даже ядовитой прощальной записки, не удостоил новым адресом, что сулило бы возможность примирения. Лишь несколько пятен на полу напоминало о том, что он здесь когда-то жил. Его темная комната гулким эхом вторила шагам Ли.

Он принес в психиатрическую клинику чемодан, чтобы забрать вещи Аннабель; теперь, когда он был вполне в себе, здание поразило его остроумным несоответствием помпезности и назначения. На территорию вели чугунные ворота; с обеих сторон подъездные дорожки обнимали бездействующий фонтан в виде тритона, вскинувшего раковину, и о воде напоминало только ржавое пятно на мраморе под ним. По обе стороны тянулись симпатичные лужайки и симметричные клумбы типовых розовых кустов, на которых чахли последние цветки. Ли увидел, что озеро, у которого он нашел Аннабель, — вовсе не озеро, а просто пруд с лилиями, выкопанный в форме слезинки. Все это служило декоративной прелюдией к гармоничному мудрому зданию, чье нынешнее предназначение выдавалось лишь скромной доской объявлений, наполовину скрытой в живой изгороди из бирючины. На террасе маячил юнец в длинном халате и шарфе в несколько слоев — он бросал мятежные взгляды на Ли, пока тот поднимался по широким и блестящим мраморным ступеням к парадному входу.