Димфна Кьюсак - Жаркое лето в Берлине

Зачем понадобилось австралийскому писателю взять темой своего романа Берлин наших дней и нацизм?

Мир дважды был ввергнут в войну с Германией. И теперь те же самые силы – немецкие магнаты и прусские милитаристы, – вскормившие Гитлера, вновь готовятся разжечь пламя новой мировой войны в надежде взять реванш.

Десять тысяч миль, отделяющих Австралию от Германии, не спасли мой народ ни в первую, ни во вторую мировую войну от множества человеческих жертв. Детство мое, протекавшее в далеком провинциальном городке, было омрачено гибелью моих близких.

Многое свидетельствовало о варварской сущности нацистов еще в первые годы после прихода их к власти. С 1934 года рассказы людей, бежавших из Германии от политических или расовых преследований, умножали список нацистских преступлений.

В 1951 году я впервые посетила Францию. Случай свел меня с одной французской семьей, претерпевшей неслыханные муки от рук нацистов. И в последующие годы мне пришлось неоднократно слышать о варварстве нацистов на всем пути, начиная от бельгийской границы до Лазурного Берега.

Во Франции я присутствовала на судебных процессах над военными преступниками, представшими перед правосудием лишь десять лет спустя после совершенных ими преступлений.

Мне довелось слышать, как государственный обвинитель потребовал у немцев выдачи генерала Ламмердинга, виновного в уничтожении Орадура – маленькой деревушки, стертой нацистами с лица земли со всем ее населением: мужчинами, женщинами и детьми. Однако ни английские, ни американские оккупационные власти «не смогли» найти Ламмердинга, хотя его местопребывание было хорошо им известно. Сейчас этот военный преступник занимает большой пост в Западной Германии.

Месяцы, проведенные мною в Италии, дали мне возможность ознакомиться со злодеяниями, совершенными нацистами против итальянских патриотов.

Вслед за поражением Гитлера начались годы страстной борьбы народов Европы против перевооружения Западной Германии. Но, пренебрегая уроками истории, правительства Америки, Англии, Франции приложили все усилия, чтобы обеспечить своему бывшему врагу несколько лет передышки, которые позволили бы ему вновь встать на путь третьей мировой войны. И только героическая борьба народов за мир и за разоружение может предотвратить мировую катастрофу.

Я отправилась в Западную Германию. Там я воочию увидела то, о чем писал великий немецкий писатель Томас Манн, навсегда покидая свою страну: западные державы открыто способствуют возвращению к власти нацистов и военных преступников, осужденных судом союзных держав в Нюрнберге.

Вернувшись в Австралию в 1957 году, я была потрясена, узнав, насколько широко распространены лживые утверждения пронацистских эмигрантов, которые заявляли, будто концентрационные лагеря, эти научно обоснованные лагеря смерти, – «пропаганда красных»; что массовые убийства, истязания, газовые камеры – все это «пропаганда красных». Честные австралийцы, как иммигранты, введенные в заблуждение, хотели знать правду.

И я решила узнать правду из первоисточника.

Итак, летом 1959 года я побывала в тех странах, по которым прошли нацистские армии: в Албании, Венгрии, Чехословакии, Польше и Советском Союзе. Я посетила те места, где находились концентрационные лагеря и лагеря смерти: в Терезине, Бухенвальде, Равенсбруке и Освенциме. Я разговаривала с оставшимися в живых. И передо мной развернулась вся чудовищная картина нацизма. Месяцы, проведенные мной в Западном Берлине летом и осенью 1959 года, с ужасающей ясностью показали мне, что те же самые люди, одержимые теми же идеями, вновь готовят миру ту же самую участь. Западные газеты, за редким исключением, хранят молчание. Лишь немногие честные журналисты прилагают все усилия, чтобы раскрыть правду. Лидеры западногерманского правительства открыто требуют развязать войну. «Прусский офицер» преподносится германской молодежи как «образец благородства». В школах детям внушают, что Гитлер был «великим государственным деятелем». Киоски забиты журналами, восхваляющими деяния нацистов.

Военные преступники занимают ответственные посты в правительстве и на дипломатической арене. Органы правосудия, полиция почти всецело находятся в руках бывших нацистов и эсэсовцев; их имена, биографии, номера партийных билетов зафиксированы в картотеках всех ведущих газет мира. Врачи-нацисты из концентрационных лагерей пользуются поддержкой правительства.

Короче говоря, Западный Берлин, описанный в моей книге «Жаркое лето в Берлине», – это Берлин, который я увидела летом 1959 года. А все события, все характеры взяты мной из жизни.

Димфна Кьюсак

28 декабря 1961 г.

Дверь каюты захлопнулась. Потрясенная беспричинным гневом Стивена, Джой прислонилась головой к иллюминатору: мир в ее глазах пошатнулся. А «Тангаратта» плавно скользила по глянцевитой поверхности моря.

Там, за бортом, свет, падавший с палубы, змеей извивался на черных водах, и белая пена на гребнях волн растворялась в темноте. Влажный и теплый ветерок, вызванный движением судна, дул в лицо, не освежая и не успокаивая. Стивена не было возле нее, ей не с кем было разделить эту безлунную ночь с нависшим над морем черным небом, на котором сквозь туман чуть мерцали одинокие звезды. Лежа на койке, закинув руки за голову, она мучительно переживала свое одиночество. Мысли беспорядочно роились в мозгу. Она долго лежала, не отрывая глаз от двери, смутно соображая, что нужно бы встать и приоткрыть дверь: жара стояла невыносимая. Жужжащие электрические вентиляторы мало помогали.

Но она не встала. Мысленно она поднималась вслед за Стивеном на верхнюю палубу. Вчера вечером, когда он вот так же вдруг выбежал из салона, она пошла за ним. Каждую ночь после отплытия из Сиднея, уложив дочурку спать, они шли на нос корабля полюбоваться, как разбиваются о борт судна волны каскадом фосфоресцирующих брызг, как ныряют и резвятся, поблескивая спинами, дельфины.

Так было до сих пор. Но сегодня Стивен в гневе выбежал из каюты, как и вчера вечером, когда она по просьбе нового пассажира стала играть менуэт Моцарта.

Снова и снова спрашивала она себя: «Что с ним! Что случилось?» Перебирая в памяти свои поступки, она не находила в них ничего такого, в чем могла бы себя упрекнуть. Она хорошо знала свои недостатки, а девять лет замужества научили ее, что их безмятежная жизнь нарушалась лишь из-за пустяков, которым не следовало придавать значения. До сих пор это были короткие размолвки. И когда ей случалось вспылить – а она так и не научилась владеть собой, – Стивен вставал и, не говоря ни слова, выходил из комнаты. Она сразу же брала себя в руки и бежала за ним, и Стивен воспринимал это как безмолвную просьбу о прощении, и жизнь их снова текла счастливо и безмятежно.