Колин Макиннес - Абсолютные новички

— О чем?

— О том, что ты мой агент.

Сюз улыбнулась.

— О, это довольно легко. Иногда, конечно, они знаю обо мне, я хочу сказать, по рекомендации других клиентов. А если не знают, я их подготавливаю и показываю кое-что из своей коллекции снимков.

— Так вот запросто?

— Да.

— А Хенли, он знает?

— Я никогда не делаю этого, когда он рядом, — сказала Сюз, — но подозреваю, что он знает.

— Понятно, — сказал я, не обрадовавшись этому. — Понятно. А как быть с этим дипломатом? Как мне зафиксировать сделку?

— Разреши?, — было, ответом Сюз, причиной этому служило то, что я сжал ее колено своими. Я отпустил ее и спросил: "Ну, так как? "

Она открыла свою сумочку и дала мне бумажный квадрат, на котором было написано:

Микки Пондорозо

12б, Уэйн Мьюз Уэст,

Лондон (Англия), S. W. 1.

Адрес был отпечатан, но имя вписали от руки.

— О, сказал я, вертя эту штуку пальцами. — У тебя есть хоть малейшее представление о том, какие снимки ему нужны?

— Я не вдавалась в подробности.

— Не издевайся, Сюз. Ты ведь получаешь 25 процентов, не так ли?

— А ты не можешь дать мне немного авансом?

— Нет. Только не раздражайся.

— Ну, тогда ладно.

Я поднялся, чтобы уйти. Она последовала моему примеру довольно медленно.

— Я пойду искать этого персонажа, — сказал я. — Проводить тебя до магазина?

— Лучше не надо, — ответила она. — Нам не разрешается приводить ухажеров к зданию.

— Но я больше не твой ухажер.

— Нет, — сказала Сюзетт. Она быстро поцеловала меня в губы и побежала. Потом остановилась и скрылась из виду, идя медленным шагом.

Поиски М-ра Микки П. я начал в Белгравии.

И я должен сказать, что я тащусь от Белгравии: не от того, чего тащатся папики, живущие здесь, и что они называют головокружительной вершиной бешеных извращений. Я вижу Белгравию, как Старый Английский Продукт, такой, как Смена Стражи или Савильские костюмы для гребли на лодках, или сыр Стилтон в больших коричневых китайских банках, и все те вещи, которые рекламируют в журнале Esquire, чтобы заставить американцев посетить красочную Великобританию. Я хочу сказать, что в Белгравии есть ящики с цветами, и навесы над дверьми, и фасады домов окрашеныразличными оттенками кремового цвета. Великолепная жизнь среди красных и зеленых просторных площадей за окном, мяуканья и машин дипломатов, и все доставляют к дверям, и маленькие ресторанчики, где педиковатые создания в обтягивающих хлопковых брюках спортивного покроя подают авокадо за пять фунтов.

Казалось, что все, чего не хватает для полноты картины — это Король Тед собственной персоной. И я всегда, проходя через этот район, думал, что это великолепный бело-зеленый театр комедии, которым я восторгался, как бы грустно это не было.

Итак, я рыскал по Белгравии в своем новом римском костюме, что было подвигом первооткрывателя в Белгравии, где люди все еще носят пиджаки, свисающие ниже того места, которое портные называют «сидячим». А на шее у меня висел мой Роллейфлекс, его я всегда держу наготове ночью и днем, потому что неизвестно, когда может случиться катастрофа, например, самолет рухнет на Трафальгар-сквер, и ее я смогу продать ежедневным газетам, в которые заворачивают рыбу или жареный картофель. Либо какой-нибудь скандал, например, известные персоны с различными нелицеприятными женщинами, его очень выгодно продал бы маленький Уиз.

Это привело меня к Уэйн Мьюз Уэст. Как и остальные тихие Лондонские заводи, это была вполне сельская местность, с мостовыми, клумбами, тишиной и запахом конского навоза повсюду. Я увидел мотороллер «Веспа», припаркованный возле недавно построенной конюшни, и сгорбившуюся над деревянной кадкой возле хромированной входной двери фигуру в шелковом розовато-лиловом тайском летнем костюме.

Я щелкнул пальцами, пытаясь обратить его внимание на себя.

— Здорово, — сказал он, глядя вверх и улыбаясь мне. — Ты хочешь, чтобы я позировал для тебя возле моей «Веспы»?

— Вам не могли выдать что-нибудь с четырьмя колесами? — сказал я. — Вы, наверное, из какой-нибудь испорченной маленькой страны?

М-р Микки П. был не очень доволен.

— Я разбил ее, — сказал он. — Это был Понтиак Конвертибл.

— Это наше правило левой стороны такое неудобное.

— Я знаю правила, в меня просто врезались.

— Как всегда, — сказал я.

— Что?

— Стойте спокойно, пожалуйста, и улыбайтесь, если хотите такой снимок.

Я щелкнул его несколько раз. Он стоял возле своего скутера, как будто это был арабский пони.

— В вас всегда врезаются, — объяснил я. — Всегда вина лежит на другом.

М-р Пондорозо прислонил свой скутер к стене Уэйн Мьюз Уэст.

— Ну, я не знаю, — сказал он, — но в вашей стране очень много плохих водителей.

Я перемотал катушку.

— А в вашей стране они какие? — спросил я его.

— В моей, — сказал он, — это не имеет значения, потому что дороги широкие, а автомобилей меньше.

Я поглядел на него. Мне хотелось выяснить, откуда он, но я не хотел задавать прямых вопросов, что всегда мне казалось грубым путем разузнать вещи, которые при некотором терпении люди скажут тебе сами. К тому же, мы все еще были на подготовительной стадии, необходимой при встрече со взрослыми, неважно, какой расы.

— Вы латиноамериканец? — спросил я у него.

— Я родился там, да, но живу в Соединенных Штатах.

— О, да. Вы представляете обе страны?

На его лице появилась дипломатическая улыбка.

— Я работаю в ООН. Пресс-атташе делегации.

Я не спросил у него, какой.

— Интересно, могу ли я спрятаться у вас дома от этого яркого света, чтобы поменять катушку?

— Чтобы что?

— Перезарядить камеру. Кстати, — сказал я, разглядывая его в галерее, — я думаю, что нам с вами надо поговорить о фотографии. Сюзетт прислала меня, вы ее встретили у Хенли.

Он поглядел на меня осмотрительно и пустым взглядом, потом вновь вернулся к дипломатической улыбке и похлопал меня по плечу.

— Заходи, — проговорил он, — я ждал тебя.

Изнутри квартира выглядела клево и дорого — знаете, с покрытой стеклом белой металлической мебелью, американскими журналами, комнатными растениями и сифонами, но было ощущение, что ничто из этого не принадлежало ему, в чем я и не сомневался.

— Выпьешь? — спросил он.

— Спасибо, нет, я не буду, — сказал я ему.

— Ты не пьешь?

— Нет, сэр, никогда.

Он уставился на меня, держа бутылку и стакан и казалось, что он впервые по-настоящему заинтересовался мной.

— Тогда как же ты сдерживаешь себя?

Мне так часто приходилось разъяснять это старшим собратьям, что это превратилось уже почти в рутину.

— Я не использую кайф от алкоголя, — сказал я, — потому что весь нужный мне кайф я получаю от себя самого.

— Ты вообще не пьешь?