Колин Макиннес - Абсолютные новички

— Называй меня «офицер», — сказал ковбой.

— Я и не знал, что вы — офицер, капитан. Я думал, вы — младший констебль.

Ковбой поглядел вокруг, словно в поисках подмоги, и сказал:

— Все вы едете в участок.

— Почему? — спросил Дин Свифт.

— Потому что я так сказал, вот почему.

Дин захохотал как сумасшедший. И хотя я разделял его чувства, я не был доволен, потому что все, чего я хотел, это немедленно убраться отсюда.

— Послушайте, капитан, — сказал Дин Свифт. — Разве вы не должны арестовывать нарушителей закона? Они побежали вон в ту в сторону, вся ихняя шайка.

— Если ты не закроешь рот, — сказал ковбой, — я тебя сам вырублю.

— Почему? — сказал Дин. — Ты боишься Тедов, что ли?

— Успокойся, Дин — сказал я.

— Господи, конечно, он боится! — воскликнул Свифт, поворачиваясь к Печальному Пацану и ко мне, словно объясняя что-то, очень хорошо всем известное. — Он молод, он один, он не бывал раньше в таких передрягах — он сдирал штрафы за неправильную парковку на широкой автомагистрали.

Этот коп покраснел и, благодаря усилиям Свифта, нарушил первое правило тайны всех фараонов — никогда не вступать в споры. Потому что как только люди слышат, что коп спорит, и видят, что он — такое же человеческое существо, как и все остальные (будем великодушными), они сразу же понимают, что он просто обеспокоенный мужик в забавном костюме.

— Мы не боимся неприятностей, — сказал молодой ковбой.

— О нет! — воскликнул Дин, теперь заводясь по-настоящему. — Если вас достаточное количество, то, конечно, вы не боитесь. Все мы помним, как вы тщательно вычистили улицы, когда сюда пришли Б. и К. или полковник Тито. Но если вас мало, а проблем вокруг вас становится все больше, и начинают летать вот такие вот металлические изделия, вы не можете этого вынести, и не можете остановить это! Уж точно не в этой дыре. Если бы это было в Челси или в Белгравии, вы бы остановили все довольно быстро, возможно…

Подкалывая ковбоя, Дин, мы оба это заметили, потихоньку отходил от него, и кидал взгляды на нас с Печальным, и мы делали то же самое, и неожиданно Дин проорал мне "Домой! ", и ткнул копа тесаком (правда, рукояткой), и когда он отступил назад, все мы бросились врассыпную, и пока Дин уводил за собой представителя закона, я умудрился удрать вместе с Печальным на своей Веспе.

Я крикнул ему, когда мы мчались:

— Наш город опасен! Никто не знает этого, но наш город становится опасным!

— Ты тоже, — проорал Пацан, когда мы миновали перекресток.

— Всем нужно это знать! — прокричал я. — Мы должны каким-то образом им рассказать!

— Ага, — ответил Печальный, когда мы сворачивали на мою улицу.

Дома все вроде бы было спокойно, и я поднялся на второй этаж и ворвался к М-ру Клевому. Он был у себя, но с белым глазом, полосами пластыря на лице и своим сводным братом Уилфом, которого вы, возможно, помните. "Привет! " сказали мы все вместе, и я попросил Клевого рассказать всю историю.

Его поймали, как он сказал, в садах Оксфорда, где он навещал свою Ма, и они начали кидать горящие тряпки в окна, и Клевый вышел, чтобы сделать несколько замечаний. А когда разгорелась ссора, его брат Уилф (к моему огромному удивлению, должен сказать) показал на собственном примере, что родные узы сильнее, нежели предрассудки, и встал на защиту Клевого. Проезжавший мимо чувак, оказавшийся вдобавок членом совета графства, подвез их до дома на своей развалюхе, и вот они сидят здесь, и налюбоваться на них невозможно.

— Ну, что ты думаешь обо всем этом, Уилф? — я не мог удержаться и спросил этого чувака.

— Мы еще не видели, чем это закончится, — сказал он довольно кисло. — Вот и все, что я могу сказать.

— Закон теряет силу, если она вообще когда-нибудь у него была, — сказал М-р Клевый. — Две стороны просто зашли слишком далеко, и происходит это прямо на улицах.

— Удивительно, — сказал Печальный Пацан.

— Закон в этот район никогда даже и не заглядывал, как бы там ни было, — сказал Уилф.

Теперь мне нужно было сделать вещь, которую я давно уже задумал, а именно, сделать несколько телефонных звонков. Так что я собрал все четвертаки, что смог найти, и спустился к Большой Джилл. Там никого не было, но я достал ключ из тайника в сливном бачке, вытащил свой блокнот и сел за телефон. Потому что я был вынужден обзвонить всех, кого я только мог вспомнить, и рассказать им, что происходит.

Хорошо известно, что, звоня по двадцати номерам подряд, например, когда затеваешь вечеринку, более чем до половины дозвониться не удается. И я добрался лишь до четверти — вдобавок ко всему было сложно миновать всяких секретарш или даже телефонистку. Я дозвонился до В. Партнерс, тот терпеливо меня выслушал, выдал несколько умных замечаний, сказал, что это позор, и что я должен сделать несколько снимков всего этого, если, конечно, возможно, для выставки. Манни дома не было, но до Мириэм сразу дошло то, о чем я говорил, и она пообещала, что все передаст Манни, как только увидит его. Я позвонил Дидо в Мирабель, и она сказала, что я, противный мальчишка, прервал ее вечернюю еду, но, конечно, она передаст своему редактору все, что я сказал, и у нее много цветных друзей. В Подозрительном и Chez Nobody заинтересовались гораздо больше и сказали, что обязательно распространят эту историю.

В этот момент у меня кончились пенни, и я немного подискутировал с оператором, могу ли я заплатить серебряными за все последующие звонки. Я не застал Зови-Меня-Приятелем, и это, наверное, было к счастью, а секретарша Пикантного Парня сказала, что послание принято — да, она все это записала. Я даже позвонил Д-ру А. Р. Франклину, который все внимательно прослушал, спросил, как мой Папаша, и посоветовал беречь свое здоровье. Потом я вытряхнул всю копилку Большой Джилл, она представляла собой резиновую пепельницу в форме лифчика, и позвонил в ежедневную газету Миссис Дэйл, и попросил к телефону М-ра Дроува. Я добрался и до него, к всеобщему изумлению, и сказал ему, что меня он, скорее всего, не помнит, но сам он — кусок говна, и я его вздую, если когда-нибудь встречу — и неважно, будет ли у него при себе сложенный зонтик или нет. После этого я почувствовал гораздо лучше, и после третьей попытки вломился на вечеринку, устроенную экс-Деб в Чизуике, и, хотя, судя по голосу, она была без башни, пообещала, что приедет прямо сейчас. Я, кстати, решил даже попробовать звякнуть Сюз и Хенли в Кукхэмовский дворец, но передумал. Конечно, я звонил Уизу, но никто не поднимал трубку, даже его женщина.

Но даже в разговоре с теми, которые поняли это лучше других, я столкнулся с огромной сложностью — передать то, что происходит: то есть весь размах, всю серьезность, и что это все-таки Британские острова. Потому что хоть большинство из них и слышали что-то, мне казалось, что в атмосфере витает дух какого-то заговора — все притворяются, что всего происходящего в Неаполе на самом деле не было; а если даже и было, то не имело никакого значения.