АНДРЕЙ ЛОМАЧИНСКИЙ - КОМАНДИРОВКА

В вертолете уже сидел майор-медик. Эдвард Рими, или просто Эдд, небольшого росточка, страшно круглолицый и с выражением просточка, он никак не напоминал одного из самых опытных полевых специалистов ЭРДЭКа. С этим офицером медразведки Ваня встречался еще в Кувейте и уже тогда оценил его его железную хватку, когда дело казалось моментальной оценки ситуации и анализа большой картины по самым незначительным деталям. За шумом вертолёта приходилось орать и периодически приподнимать край каски над ухом, чтобы услышать ответ. Майор похлопал по бедру и провел по плечу, жестом вопрошая, где Ванькино оружие. Из оружия был один пинцет, даже арабский нож, что Ваня купил в Кувейте с прицелом на сувенир, потерялся в ночь партизанской вылазки. Эдд скривил досадную гримасу и наконец закрыл вертолетную бочину. Разговаривать стало легче, но особого продолжения диалога не получилось – майор принялся что-то кратко обсуждать с лётчиками, а потом вышел на радиосвязь с кем-то из своих подчиненных. Судя по всему предстояло забрать ЭРДЭКовскую разведгруппу. Рими вновь распахнул створку и в нарушение правил техники безопасности высунулся из вертолета и уставился на землю, а затем снова полез с объяснениями к пилотам, периодически тыкая большим пальцем вниз, словно жестом приговаривая к смерти невидимого гладиатора. Летчик наконец уяснил, куда надо сесть, но на всякий случай попросил пассажиров больше не поднимать задницы до посадки. Вертолет крутнуло, а затем он завис на несколько секунд, летуны запросили по-радио очистить землю и получив последние указания и подтверждения, приземлились. Секундами позже резко отъехала дверка, и ввалилось двое бойцов, сразу бесцеремонно повернувшися задницами к своему начальнику. Солдаты стали принимать большие зеленые кейсы, напоминающие ящики с закругленныеми углами, ручками по бокам и трафаретными номерами на крышках. Краска местами послазила, а местами затерлась, и там проглядовал то блестящий алюминий, то черный пластик. Видать какие-то приборы для полевой лаборатории. Вслед за грузом влезло еще три или четыре человека, в вертолете стало людно. Дверь прикрыли, но не до конца, уперев ее фиксатором и оставив приличную щель. Черт его знает зачем, пулемета у солдат не было, чтоб в эту дырку стрелять. Может чтобы не заклинило, если собьют. Впрочем о таком думать не хотелось. «Блэк Хок» понесся на небольшой высоте как сумашедший, во всяком случае так казалось, если смотреть в щель на замелькавшие крыши. Лететь оказалось не долго, вскоре вертолет заложил лихой виражик, солдаты вцепились в свои ящики, а внизу показалось непонятное асфальтовое поле, наверное кусок здоровой площади. Хеликоптер выровнялся и неспешно сел. В проеме двери, метрах в двухстах, возник фрагмент здорового здания с многочисленными остроугольнуми арками. Площадь давно не убиралась, винт гнал клубы пыли с порхающими сухими листьями и бумажками, а по белесому асфальту прочь от вертолета катились пустые пластиковые бутылки. Весь этот мусор застревал в кольцах колючей проволоки, размотанной рядками неподалеку. В остальном же вид был довольно мирный, если не считать отсутствия людей.

Солдаты, цепляясь друг за друга винтовками, вытянули свои ящики и побежали к колючке. Ваня и Эдд выпрыгнули последними, и едва их ноги стали на землю, как лопости винта немножко изменили свой угол, обдав парней мощным воздушным душем. «Блэк Хок» злобно загудел, заставив пригнуться и побежать. Видать летунам не терпелось поскорей убраться с этого «лобного места». Протирая глаза от налетевшего песка, группа проводила взглядом вертолет, и теперь все стояли, ощетинившись винтовками и несколько глупо озираясь. Впрочем куда идти стало ясно сразу – у роскошного входа здания привратником стоял «Абрамс» весьма недвусмысленно выставив пушку на встречу возможным посетителям, за ним «Брэдли», а сбоку «Хаммеры». Еще пара танков застыла на противоположном конце площади, на самом подходе к засаженной розами центральной алее, если так мождно было назвать широченную парковую дорогу, идущую к большущей арке – этаким гиганским дворцовым сеням. На верху этого сооружения возвышалась громадная усатая голова хозяина в нелепом допотопном шлеме и какой-то фате, выполненная в масштабе 20:1 к оригиналу. Из-под этой пристройки выскочила фигурка в песочном комуфляже с переносной рацией в руке и замахала рукой, показывая на проемы в колючей проволоке. Через них и побежали ко дворцу, впрочем суета оказалась излишней, а ящики тяжелыми, и через десять секунд, словно по негласной команде, все перешли на шаг.

Вообще-то весьма вычурное, но по восточному своеобразное здание назвать жилым как-то язык не поворачивается. Стиль уж больно дубовый – смесь Эрмитажа с горисполкомом и мечети с казенщиной. В «сенях» стены отделаны серым мрамором с очень красивыми черными прожилками. По мрамору идут надписи арабской вязью, наверное цитаты из корана. Если бегло оглядеться – очень похоже на элитный крематорий. Однако среди общего нагромождения аляпистой помпезности надо отдать должное ее отдельным составляющим – местами очень красиво! Взять хотя бы пол или цокольный потолок главного холла. Разноцветные треугольнички и квадратики соединялись в более сложные геометрические фигуры, являя в целом один гигантский арабский узор, весьма гармоничный. Зрелище впечатляло и даже по-своему давило стороннего человека, впервые попавшего в такую роскошь. Красота заметно терялась в размерах из-за сумрака прикрытых шторами окон и отсутствия электричества. Из полумрака маняще блестели отделанные под золото детали интерьера, а может это и было настоящее золото, пусть даже в форме электролизной позолоты или тонкой фольги – от дверных ручек и зеркальных рам, до перил и верхушек колонн все желтело сказочным богатством. Темными изумрудами поблескивали малахитовые колонны, дополняя алчно-золотое сибаритсво своей благородной зеленью. В дворцовом полумраке фигурки солдат казались пришельцами из иного измерения или по крайней мере путешественниками во времени, вторгшимися в покои фараона.

К эклектичности и безвкусице добавлялось громадное настенное пано над богатой крученой лестницей. Абсолютно лубочное, насквозь фальшиво-плакатное, оно изображало Саддама, почему-то с панковскими синими усами, моложавого и стройного, с саблей и в белой «арафатке», верхом на коне. Саддам-Саладин, затасканый сюжет, который в Ираке встречался на каждом углу. Саладин, это мусульманский герой, средневековый борец с крестоносцами, христианами и прочими неверными. Такая «миниатюра» на самом видном месте собственной «квартирки», вкупе со скульптурным памятником самому себе на входе, с портретными статуями не меньше, чем в натуральную величину, с обилием здоровых картин, фресок и барельефов, где запечатлена исключительно собственная личность и ее роль в истории, свидетельствовали не столько о крайне примитивном вкусе, сколько о махровом нарциссизме – болезненном самолюбовании владельца. Даже кирпичи дворца имели оттиснутое на различных языках имя Саддама Хуссейна.