Рэй Лорига - Токио нас больше не любит

Так живут свободные люди. Под началом собственного духа. Словно владельцы тысяч послушных лошадей.

На все остальное – воля старинных проклятий.

Ночь я провожу в гостинице возле Чекпойнт-Чарли – открытой раны между двумя старыми заледенелыми Германиями. Один из многочисленных шрамов этого города, все еще охваченного болью памяти. Единственное, что мне слышно в гостинице посреди ночи,– это как какая-то женщина молится на абсолютно правильном французском языке, абсолютно для меня непонятном, но от этого не менее губительном – потому что все молитвы, знаешь ты их или вовсе не понимаешь, созданы из одной веры. Не веры в одно и то же, а веры во все не твое. Веры в могущество чужого.

Вот кое-что из случившегося сегодня, по какой-то причине мною не забытое. В одном из кафе на Александерплац официант обратился ко мне по имени. А потом на улице я бросил в почтовый ящик открытку с одной-единственной фразой: «Я все время думаю о тебе». Открытку с фотографией отеля «Фламинго» в Лас-Вегасе и адресованную куда-то в Токио.

Рассвет в Берлине над сожженным лесом. Неподалеку от аэропорта возле шоссе стоит старый брошенный самолет. Токио отсюда так далеко, что попасть туда кажется почти невозможным. Оказывается, что невозможно даже продолжать думать о Токио. Как невозможно думать об имени мертвой собаки.

Человеку с татуировкой на лице не остается ничего другого, кроме как бежать вперед.

За стойкой регистрации в отеле танцует маленький однорукий консьерж.

Я проснулся в Мадриде совершенно потерянный, как будто вылез из воды и не помню, где оставил одежду. По телевизору идет французский фильм. Какому-то мужчине в казарме Испанского легиона наносят татуировку на лицо. «Что бы ни случилось, домой мне теперь никогда не вернуться». Вот что говорит человек с татуировкой. Страх, который он испытывает сейчас, сохранит его от страха перед будущим. Как прививка от аллергии. Яд против яда. В общем, хорошее кино.

За стойкой регистрации в отеле однорукий консьерж танцует под звуки радио.

Носильщики пригибаются, чтобы протиснуться со своей ношей в дверь церкви. Две тысячи килограммов распятия. Колени почти касаются земли. Дамы в черном несут красные гвоздики, шествуют впереди креста.

Люди на улице плачут и хлопают в ладоши, глядя на то, как процессия с бедным Иисусом из Назарета выходит из церкви. Кающиеся одеты в лиловое. Лиловые одеяния и такие же лиловые колпаки. Многие идут босые, чтобы оросить покаяние своей кровью. Испания смывает вечную вину. Я у себя дома, но это уже ничего не значит. Вернуть вещи страдающему амнезией – это то же самое, что посылать письма слепому.

На Филиппинах людей распинают на настоящих крестах настоящими гвоздями. На Кубе кающиеся на коленях ползут до кладбища Сан-Ласаро – за тридцать километров от Гаваны. В Гватемале только дети достаточно чисты для того, чтобы тащить на себе крест. Христос продолжает выбирать себе учеников на глазок. Число ошибок растет с пугающей быстротой.

В Севилье дождь заставил остановиться саму Макарену, а вот в Мурсии прихожане из братства Веракрус уже несут Христа во крови.

И не идет ли своим путем на крестную муку цыганский Христос по дороге на Сакромонте? Разве не так же прям путь Христа, благую смерть принявшего? Вера в Испании в который уже раз доказывает, что она поистине непромокаема.

В Малаге тоже идет дождь, но он не останавливает саэту, и на улице Ларьос звучит голос, отчетливый, как гром:

Кто увенчал тебя шипами?

В Мадриде, в благочестивом клубе на улице Уэртас – одном из религиозных баров, где на телеэкранах транслируют страсти Господни, происходящие одновременно во всех уголках мира,– единственным вопросом, который может прийти в голову, остается: «Неужели никто никогда не сможет остановить веру этого народа?»

Какие бесы пригвоздили Испанию к вере прошлых времен?

Очевидно, недостаток веры в будущее.

На Гран Виа «белая зона» простирается от улицы Алькала до площади Испании. «Белая зона» – это пространство свободной циркуляции химии, где можно покупать, продавать и потреблять что хочешь, не подвергаясь досмотру со стороны Черной гвардии – подразделений госбезопасности, в чьи задачи входит контроль над потреблением химии в печальной части города. Наконец-то Мадрид, в котором нет достойной полноводной реки, обзавелся двумя берегами. Само собой, я провожу все утро, не покидая Гран Виа. Я выхожу из отеля, чтобы выпить пару мартини в баре «Чикоте». Затем, двигаясь от Пуэрта-дель-Соль, я на расстоянии слежу за шумом религиозных процессий. У дверей кинотеатра «Капитоль» делаю снимок по просьбе веселого туриста из Южной Африки. В видоискатель наблюдаю, как небо медленно проясняется над великолепным зданием Мадридской башни. Я знаю, что родился здесь, и думаю, что в те дни, когда здесь был мой дом, у меня тоже находились серьезные причины не удаляться от Гран Виа – ведь только Гран Виа похож на города, что являются нам во сне. Бронзовые ангелы на крышах домов благословляют эти улочки, а если выйти за пределы района Гран Виа, весь этот город конечно же исчезнет. Как исчезают дети в парках, когда матери не могут их видеть.

Возвращение в «Чикоте» за новым мартини. Американцы разглядывают висящие на стенах фотографии других, более известных американцев. «Чикоте» с его изысканным убранством в стиле ар деко – единственный центр, необходимый этому городу. Гармония внутри этого элегантного бара бросает вызов безумию этой невозможной страны.

В стрип-баре на улице Барко, во дворе здания телефонной станции, невыразимо печальная венгерская танцовщица клянется мне в вечной любви. Девушка, выступающая следом, хоть и родилась в Гвинее, обещает мне абсолютно то же самое.

Я провожу ночь, трахаясь с четой корейцев в моем номере отеля «Император».

Парень спрашивает меня, можно ли трахаться в Страстную пятницу, я честно отвечаю, что не знаю, но потом, отпялив его в задницу, отвечаю, что да – как выясняется, можно.

Девушка поцеловала меня так, словно мы с ней – жених и невеста.

Одному богу известно, насколько велико кладбище Альмудена. Где оно начинается и где заканчивается. Я провел все утро, петляя между могил, пытаясь следовать плану, составленному моей матерью. Я принял участие в двух похоронах. На первых было много народу, но никто особенно не грустил – определенно потому, что священник сразу же заявил, что мы собрались здесь, чтобы обозреть финал темной дорожки и начало светлого пути. На других похоронах присутствовал лишь один глубокий старик, который хоронил собаку. Разумеется, хоронить животных на христианском кладбище абсолютно незаконно, но старик запасся небольшой лопатой и большим упорством. По мне, хорони хоть банку из-под пива, если тебе это доставит радость. Я возобновил свои поиски среди гробниц. Одни из них простые и скромные, другие – вычурные и нелепые, украшенные конными статуями и ангелами с трубами. День такой чудесный, что почти жалко думать о том, что все эти люди умерли. В конце концов мне удалось положить цветы на могилу своей сестры. На этом моя связь с этой землей завершена.