Эдуард Лимонов - По тюрьмам

Возвращусь к той сцене в боксе облсуда. Бокс № 4. Разгневанный Олег, лысеющий блондин, с лицом и статью отставного тренера по легкой атлетике, Пират — носатенький, тощий, сутулый, как стервятник, и я в расстегнутом тулупчике с бородой образовали треугольник. И в центре метался этот наш разговор. Олега только что обшмонали до трусов, и он весь кипит. Он правильно воспринимает такой обыск как крайнее унижение.

— Я передам. Заедут сюда люди и все сломают! — говорит Олег в запальчивости. — Все вам поставят как надо, если вы сами не умеете.

— Ну да, конечно. Хорошо бы поставить, — соглашается Пират. — Но ничего у них не получится. Будут сидеть, как ты, на спецу и даже наверх не подымутся. Времена, понимаешь, другие. Или у нас регион такой податливый.

— Да нигде нет такого ментовского беспредела, как у вас! — Олег, как от взрывной волны, трясется еще от вполне обычного для нас обыска.

Я вспоминаю, что с лета ходил по третьяку слух, будто бы к нам на третьяк заехал законник. Тюремная молва даже подозревала, что заехал вор в законе, потом слухи затихли. И вот, оказывается, молва не соврала, законник сидит у нас с мая. Но его глубоко и тщательно упрятали от нас.

Олег: «Поеду на хуй, скорее бы отсюда, домой. Там уже все решено».

Пират: «А там у тебя какая статья?»

Олег: «105-я, первая».

Пират: «Куда же ты спешишь?»

Олег: «Там Родина, там и стены помогают, и люди свои. Там уже все решено!»

Пират: «Ага, понимаю».

Пират гниет в тюремных стенах уже четвертый год. Первый раз его осудили за захват судна и дали 12 лет. Захват судна означает речное судно, функционирующее в волжских водах. Ибо, разумеется, в Саратове морского пространства нет. Подробностей редкого дела Пирата я не знаю, знаю только, что он подал кассацию в Верховный суд и два года ему скинули. Во время захвата судна случилась смерть владельца. Я потому так осторожно выбираю терминологию, потому что не знаю реальных обстоятельств этой смерти. Но за смерть владельца судна Пират понес лишь ничтожное наказание — ему дали год. Всего. И в десять оценили угон судна.

Пират известен на третьяке: худой, с фигурой пацана-стервятника, с клювастым носом на худом черепе, он еще неумолчно болтает, общаясь с миром. При помощи не монолога, а диалога. В котором он выговаривает и реплики собеседника. Как-то с нами в облсуде в боксе № 4 оказался свежебритый малолетка. Пират немедленно погладил его по тыкве головы и осведомился: «Хорошо сидишь, пизденыш?» Пацан растерялся. «Вижу, хорошо. Да ты не бойся дяди Романа. Запомни, меня зовут дядя Роман. Я к пиздюкам хорошо отношусь. Ты думаешь, что, если попадешь ко мне в хату, я стану тебя притеснять? Ты так думаешь, я вижу, не отпирайся. Нет, притеснять не буду. Пират тебя накормит, пригреет, я сам был пиздюком». Пират распространялся еще, наверное, полчаса, в то время как пиздюк не произнес ни слова.

Поток сознания Пирата не прекращается никогда. В первый раз он, невидимый, обратился ко мне из бокса: «Лимонов есть? Эдик, ну как у тебя дела?» Выслушав мой ответ, Пират сменил адресата. «Нина, Нина, как твои дела?» Товарищ Силина веселым голосом сообщила, что у нее порядок. Но Пират не успокоился и продолжал разговаривать за Нину, то есть вместо нее. Поливы Пирата изнурительны и для него самого, и для окружающих. Общаться с ним долго, возможно, опасно для здоровья. Как-то в адвокатской за час (затем его вернули в хату, у него отменили суд в этот день) он наговорил мне столько спорных и возмутительных вещей, что я до сих пор вспоминаю этот его полив с неприязнью. Пират произнес тогда Апологию Предательства.

Дело в том, что в марте 2001 года, когда только арестовали здесь, в Саратове, Дмитрия Карягина, Пират сидел с ним в одной камере несколько дней. Пират сообщил мне, что жалеет «Димку», как он его назвал. Услышав, что я в ответ назвал Карягина Иудой и предателем, Пират стал доказывать мне, что я не прав. «Нет, ну ты, Лимон, не прав! У тебя подход нечеловеческий. Что ты думаешь, да тут на централе половина зэков кого-то вхуярила. Когда тебе электротоком яйца прижгут или ласточку делают тебе, кого хочешь вхуяришь. Люди хотят жить, Лимон…» Так он мне толкал свою апологию предательства. Но я твердо стоял на своем и декларировал: «Предатели мне отвратительны. Я не могу сочувствовать человеку, который меня оговорил. И не только меня, Роман, но и твою любимую Нину, девчонку, пиздючку вхуярил, хотя мог этого не делать. Против нее нет никаких доказательств, кроме его показаний. Ее не взяли с оружием, она мирно спала. Она могла бы быть на свободе эти два года, если бы не мерзавец, твой „Димка“, как ты его называешь, — бесхребетный слизняк, вот он кто, омерзительный слизняк, устрица поганая!»

Пират продолжал визгливо отстаивать право зэка на предательство. Окружавшие нас зэки не вмешивались в спор. В этот момент выводные soldaten подняли Пирата наверх в его хату. Дело в том, что облсуд имеет обыкновение выписывать наряд на заключенных на целую неделю. И если ты съездил в суд в понедельник и, скажем, председатель суда объявил перерыв до четверга, то тебя все равно выкликнут во вторник и сведут вниз на сборку. И ты будешь стоять там в толпе до тех пор, пока не придет конвой из облсуда и окажется, что на тебя нет сегодня накладных. Тогда тебя подымут. Пирата, слава богу, увели. Только после его ухода один из зэков осторожно поинтересовался, в чем была суть спора. Я с возмущением объяснил. Зэк согласился, что вхуярить «пиздючку» (так ласково называют юных девушек в Саратовском централе) уж совсем последнее дело.

Увы, если позиция Пирата, его взгляд на предательство и предателей неверен, то его estimation, то есть определение реального положения вещей в тюрьмах, близко к действительной ситуации. Широкое применение милицией пыток, а также поощрений за предательство в виде смягчения наказаний разъели воровской мир.

А тогда, в боксе облсуда, когда меня привели вечером в бокс, там дремал один Пират, скорчившись на лавке, упершись ступнями в стену, дремал таким полумесяцем.

— Как Олег? — осведомился я.

— Без изменения. Оставили пятерку. Увезли обратно на третьяк.

— Ну и что ты о нем думаешь?

Пират поморщился, ничего не сказал.

— Он что, вор в законе?

— Да нет, не вор. Какой там вор… Придерживается. Таких все меньше.

— Его можно уважать, — сказал я. — У него есть принципы. Заехал и не хочет об этот режим руки марать.

— Лимон, его держат внизу, чтобы он других не разлагал. Еще неизвестно, кому это удобно. В общем, всех устраивает.

Пират, хоть и держится нагло, как учитель жизни, и язык подвешен, сам чужой воровскому миру. У него первая ходка. Наглость его происходит от его холерического темперамента и оттого, что его уровень образования повыше, чем у других. Он несколько лет проучился в каком-то техническом вузе. Вот, я внезапно понял, как можно определить Пирата. Он как зеленый, почти выросший до размеров зрелости фрукт, который от заморозков вдруг остановился в росте и получился зеленый, но морщинистый, молодой, но сутулый. Встречаясь то в адвокатской, то в боксе, он помнит о нашем споре, продолжает наш некогда начатый в адвокатской спор.