Леонид Леонов - Пирамида. Т.1

— Слушайте, никогда больше... даже в случае крайней нужды, даже если сама умолять стану, не тратьте себя попусту... как тогда в Химках! — горячо начала она было и задохнулась в спазме непонятных предчувствий. — Вообще не выдавайте себя, а то погибнет мир... Ладно, будем надеяться, что обойдется. Встаньте теперь ближе к свету, еще ближе, дайте посмотреть на вас. О, совсем другой стал Дымков, усталый. Вон как, волосы завиваете теперь... Для красоты, что ли? Наверно, та женщина совет дала...

Видимо, он уловил скользнувшую в ее голосе грустинку ревности:

— Нет, что вы, это шеф настоял. У меня волосы прямые, на лоб свисают. Он говорит, слишком похоже на молодого Гитлера. Могут подумать, что нарочно... Вам не нравится?

— Не знаю, — сказала Дуня с холодком отмщенья, — по мне прежний лучше был.

— Я все время на публике, очень спрос на меня большой, все хотят порадоваться, еле успеваем. Возможно, летом придется за границу поехать. Один король выразил пожелание через посольство лично во мне удостовериться, а самому ехать сюда неловко. Но перед отъездом я непременно забегу проститься, вы не верите?

— Верю... если женщина отпустит, — посмеялась Дуня и отвернулась к окну.

— Вы ее в Химках видали?.. Вам понравилась?

— Не очень... Властная, недобрая, чужая... Не обижает пока?

— Ой, что вы... наоборот! — почти вскричал он, и чего раньше не бывало, залился краской предательского смущенья.

Испугавшее Дуню дымковское замешательство наглядно показывало, насколько ангел успел продвинуться в постиженье дел человеческих... но здесь, ко всеобщему счастью, хлипкая лестничка в мезонин катастрофически застонала, заскрипела под нагрузкой шагов, и в дверном проеме показалось шествие, где за родителями шел Никанор.

У слегка порозовевшей Дуни, видимо, с языка не сошло представить бывшего дружка ангелом, и оттого Прасковья Андреевна не без целевой материнской приглядки отметила дымковскую моложавость, батюшка вспомнил к случаю похвальные, всего полугодичной давности, отзывы дочки о нем, меж тем как Никанор громоздко пошутил насчет бесплатной возможности повидать светило иллюзионного жанра...

— Полно вам на ногах-то маяться! Идите все вниз, за столом и побеседуете, а мы втихомолку уму-разуму поучимся. Грешна, ничего в жизни так не любила как чаек после баньки да вот еще философию послушать...

Условились, что батюшка с Дымковым спустятся к столу попозже, после краткого промеж собою совещаньица на одну обоюдоважную тему и без постороннего присутствия.

— Мне очень приятно познакомиться с одним из весьма немногочисленных Дунюшиных друзей, — несмотря на усталось, бережно приступил к дознанью Матвей Петрович. — Скажите мне, как на духу, вы, что же, действительно являетесь ангелом?

— Совсем нет, — обеими ладонями на случай возможных подозрений защитился Дымков. — Разве только по сходству с породой ангелоидов, крупноразмерных существ вроде того знаменитого исламского ангела, у которого расстояние между очами — восемьдесят тысяч дней пути, если, конечно, двигаться верблюжьей походкой. При первой нашей встрече Дуня так испугалась моей внезапности, что я поспешил назваться ангелом, но вскоре шутка так прижилась ко мне, что бабуля, у которой я поселился, даже не спросила моего паспорта.

— Как же вы, голубчик, добирались к нам оттуда в такую даль и глушь? Летели, плыли или по способу пешего хождения, как все пытливые путешественники, чтобы ничего стоящего внимания не упустить?

— О, это совсем просто, — с облегчением вздохнул ангел, радуясь возможности хоть что-нибудь о себе изложить приветливому хозяину на доступном ему языке.

Однажды в поиске выхода из своего одиночества он принялся дробить щепотку вселенской пустоты у себя на ладони, каждую крупинку, в свою очередь, рассекая пополам. Не будучи стеснен сроками и в пересчете на земное время, он якобы посвятил забаве уйму лет. Надо полагать, что на каждом достигнутом рубеже он ненадолго сам вступал в не существовавшую для него ранее микроничтожность, чтобы осмотреться изнутри, и так шел, пока навстречу из небытия не вынырнула из мглы танцующая вкруг большой свечи пылинка наша, обращенная к нему старо-федосеевской стороной. Здесь на Земле стояли неуютные осенние сумерки, летел желтый древесный лист и моросило слегка. Словно подчиняясь чьему-то зову, он оказался возле нарисованной железной двери в почти безлюдном храме, где в потемках клироса совсем простая девочка в голубой косынке и венчике из косичек нараспев произносила не понятные ему слова. В ту же минуту он различил устремленный на него чуть испуганный взгляд: она его узнала. Вот видите, как все просто. Теперь-то ясно вам?

— Понятно-понятно даже слишком, пожалуй.

— С тех пор, пользуясь эндомиальной шаровидностью времени, одинаково обтекающего обе сферы не только нашего с вами обитанья, но и вообще уже отбывшее с еще не состоявшимся впереди, я выполняю ее желание заглянуть в странички будущего людей, которых она так жалеет... Страшные странички, которые еще они смогут переписать, если успеют.

— Очень похвально с вашей стороны, что не оставляете нашу Дуню без дружбы и участия, и впредь в своих ночных прогулках туда присматривайте за нею, чтобы где-нибудь не оступилась, не испугалась, навечно не обожглась о что-нибудь дурное. Хотелось бы мне, сынок, как-нибудь еще на днях поговорить о самом главном, что именно требуется для нас, чтобы буквально не утонуть в жуткой утопии нашей...

На исходе сил заключил Матвей Петрович в справедливом предположении, что безобидный Дымков и кроткая Дунюшка — в общем-то одной и той же тронутой породы, которых под влиянием текущих событий уйма развелось на Руси, беспрекословно нуждаются в общеньи, чтобы не свихнуться окончательно.

Как раз по ходу событий в домике со ставнями дважды было отмечено появление престранной фигуры, явно подмаскированной для лучшего неузнания под франта начала века. Еще утром, когда лоскутовская семья в предвиденье гостей уселась за завтрак пораньше, к ним в столовую через несоразмерно узкую дверную щель как бы с разбегу протиснулся довольно вертлявый мужчина в летней полосатой тройке и столь же старомодной, не по сезону соломенной плоскодонной шляпе канотье. Ничем не пояснив свое вторжение, он озабоченно покрутился во все стороны, после чего ретировался буквально никуда. Приученные к благоразумию не подмечать в жизни вещей сомнительных, чтобы не отягчать близких напрасными сетованиями, а пущею — не разойтись с начальством в оценке наблюдаемого факта, старофедосеевцы и виду не подали, что видели нечто. Но ближе к вечеру и по памяти Матвея открылось в полосатом шаркуне, несмотря на очевидное отличие, мелькнувшее сходство со старцем Афинагором, таким образом получившим наконец логическое прикрепление к нашему повествованию. Характерно, что по обычному, видимо, пренебрежению сил потусторонних к земной клиентуре, бродяга и пальцем батюшке не козырнул, а весьма полагалось бы по прежнему знакомству... Часом позже, при возвращении из сеней с добавочной порцией квашеной капусты, Егор едва миску не выронил, усмотрев тот же загадочный, теперь нахмуренный феномен в верхнем окошке, что на площадке Дуниной светелки, — в летние погоды солнышко чуть не на весь день расстилало оттуда свой слепительный коврик по полу столовой, на ночь унося с собой. Закалившийся отрок ничем не выдал своего смущения, кроме дрожавших рук.