Т. Корагессан Бойл - Восток есть Восток

Рут замерла. Тихо, главное — тихо, сказала она себе. Показала гостю профиль, зафиксировала, потом предъявила фас — поверх плеча. Хиро маячил в дверном проеме, за москитной сеткой, придававшей его фигуре некоторую призрачность. Красная повязка на голове исчезла, смененная какой-то скрученной в жгут тряпкой. Он был голый по пояс, лямки комбинезона сиротливо обвисли. К корзинке видение не прикасалось.

— Я хочу помочь тебе, — прошептала Рут.

Он не шелохнулся, не раскрыл рта, просто стоял и смотрел. Выражение его лица показалось ей сегодня более мягким, словно он вот-вот расплачется или совсем выбился из сил. Внезапно интуиция подсказала Рут, кто перед ней: просто большой ребенок, напуганный, больной и голодный.

— Бери еду. Я оставила ее для тебя. Бери, — прошептала она. Боялась, что, если повысит голос, он тут же сбежит.

У него дернулся кадык. Потом парнишка переступил с ноги на ногу, снял с крюка корзинку и крепко прижал к груди.

— Слушай, — зашептала она тихо-тихо, как охотник в засаде, — тебя ищут, понимаешь? Двое мужчин из большого дома. Он по-прежнему молчал, но лицо стало еще беззащитнее. Рут почувствовала, что он вот-вот сломается, сдастся, выкинет белый флаг, сам подставит руки для наручников.

— Я не дам им тебя поймать, — сказала она. — Я достану тебе еду и одежду, а отсиживаться можешь здесь. Тут тебя никто не найдет.

Рут осторожно приподняла одну ногу и медленно развернулась к нему. От природы ей досталось самое обычное лицо и самая заурядная фигура, но Рут прекрасно умела обходиться тем, что имеет. Она одержала немало побед, оставила позади целые легионы поверженных мужчин, и все потому, что в ней было то самое, неуловимое, на что все они так падки. И, что еще важнее, Рут хорошо это знала. Плюс два десятилетия практики. Да, в свои тридцать четыре Рут была поистине неотразима.

— Иди сюда. — Она все еще говорила шепотом, но голос уже звучал требовательно, даже властно. — Открой дверь, входи, садись, ешь. — Рут подкрепляла свои слова жестами. — Потом можешь отдохнуть на диванчике. Я не сделаю тебе плохого. Обещаю.

Японец стоял, смотрел на нее. Он оказался крупнее, чем ей запомнилось. Глаза очень грустные, запавшие, щеки ввалились. Когда он взялся за ручку двери, ей все-таки стало не по себе. А вдруг он и в самом деле опасен? Что, если офяцталъные сообщения не врут? Человек из чужой страны, где все по-другому. Может, он фанатик, маньяк, убийца…

Дверь распахнулась, парень шагнул в комнату. Корзинку он прижимал к груди, взгляд казался диким. Когда затянутая сеткой дверь захлопнулась за его спиной, он чуть не вскрикнул.

Теперь она разглядела, что это за тряпка обмотана у него вокруг головы: тонкий жгутик эластичного нейлона — похищенные трусы Клары Кляйншмидт. Больше Рут не могла сдерживаться. Вооруженный и очень опасный нелегальный иностранец оказался мальчишкой-переростком с трусами Клары на голове! Рут затряслась от хохота, чуть не задохнулась.

Он слопал весь обед, коробку печенья, два яблока и нитку меджулских фиников, присланных Рут матерью. Потом рухнул ничком на диванчик и заснул мертвым сном. Долгое время она просто смотрела на него — как студент-медик на труп в анатомичке или художник на натурщицу. Изучающим взглядом она исследовала его ободранную спину, израненные ноги, спутанные волосы, профиль, даже ниточку слюны, повисшую из полуоткрытого рта. Видок у парнишки был еще тот. Прямо кошмар. Полторы недели ползания по болотам дались ему нелегко. Вся кожа была покрыта укусами, ссадинами, волдырями; мочка правого уха загноилась и распухла; на лбу воспаленные царапины, словно намалеванные брови у клоуна или шлюхи. Все лицо — сплошной отек, кожа обожжена солнцем и облупилась. Единственный предмет одежды, слишком тесный комбинезон, разодран, полез по шву, лопнул на заду и задубел от грязи. Хуже всего был запашок — тухлый, какой-то первобытный. Не то гниющее мясо, не то дохлятина, валяющаяся у дороги.

Рут сама не знала, сколько времени просидела над спящим.

Он лежал без движения, если не считать ровной череды вдохов и выдохов. Солнце незаметно вершило свой путь по небосводу. Лишь когда настал час коктейля (об этом ей подсказал солнечный луч, проникший в западное оконце и осветивший цветочные горшки), Рут сообразила, что нужно раздобыть одежду, мыло и, главное, антисептик, без которого мальчик просто сгниет заживо. Она представила себе гниющий плод — банан или грушу: вот он покрывается пятнами, плесневеет, чернеет, скукоживается… Рут заставила себя встать, бесшумно выскользнула за дверь и поспешила к большому дому.

Ей не удалось войти незамеченной. Сияло безмятежное солнце, с океана дул сладостный ветерок, и собратья-колонисты решили устроить коктейль на свежем воздухе. Еще с тропинки Рут увидела, как они толпятся на веранде, посверкивая бокалами.

— Руги! — завопил Ирвинг Таламус, раскрасневшийся от «Шардоннэ». — Ла Дершовиц! — Он высоко поднял бокал. — О-ля-ля! Собратья по перу ждут тебя на пиру!

Деваться было некуда: нужный человек, только-только начал обращать на нее внимание. Рут ступила на залитый солнцем газон — вся такая грациозная, освещенная сиянием, в облегающей блузке и тесных джинсах, главная героиня собственной кинокартины. Она отметила, что разговоры на веранде стихли, головы повернулись в ее сторону.

— Ах,Ирвинг.

Объятие, приветственный поцелуй (чуть-чуть затянуть), кивок Айне Содерборд, Сэнди Де Хейвену, Регине Макинтайр, непринужденный монолог. Потом кто-то сунул Рут бокал вина, что позволило сделать маленький антракт. Она выдержала паузу и жалобно вздохнула: надо принять душ, переодеться к ужину, сегодня так славно работалось, время пролетело незаметно. Пустой бокал — на поднос. На дальнем конце широченной лужайки покачивали кронами высоченные дубы, в окнах всех трех этажей большого дома отражался закат. Вспорхнуть вверх по ступеням, скрыться с глаз.

Антисептик и пластырь, скорее всего, можно взять в ванной комнате. В вестибюле, слава богу, никого. Три скачка, и лестница позади. Но где достать штаны, обувь, носки, чистую рубашку? Можно пошарить у Саксби, он все равно не заметит, но у него грудь как целый стадион и узкие бедра атлета. Пареньку одежда Саксби не подойдет. То же относится к Сэнди и тощему, долговязому Питеру Ансерайну. Поэт Боб слишком маленького роста, Детлеф Эберкоры, которого поселили на третьем этаже, наоборот, чересчур высок. В Дариене полно магазинов, но придется ждать возвращения Саксби, плыть на пароме, придумывать какие-то объяснения. А объяснять ничего не хотелось, даже Саксби. В ванной Рут нашла и йод, и перекись водорода, и вазелин, и коробочку с пластырями, и пахнущее сиренью мыло в виде разинувшего пасть аллигатора, и полотенце, в которое завернула все это богатство. Прислушиваясь, не идет ли кто по коридору, она вдруг подумала об Ирвинге Таламусе. Вот кто подойдет идеально. Он, конечно, не такой упитанный, как япончик, но примерно того же роста, да и животик имеется. Снизу донесся дружный хохот. Надо торопиться — того и гляди, принесет кого-нибудь отлить выпитое или поправить косметику. Рут тихонечко приоткрыла дверь, прижимая локтем сверток, посмотрела направо, налево, шагнула в холл.