Т. Корагессан Бойл - Восток есть Восток

Он был взволнован, что и говорить, — не ехал, а летел сквозь длинные вечерние тени, врубив радио на полную громкость. Музыка была, конечно, в стиле «кантри» — он-то любил мягкий рок, «Стили Дэн» к примеру, но за городом ничего не ловилось, кроме этой дешевой, агрессивной сельской групповой психотерапии, — а все равно не выключал. Карликовые альбиносы. Целый аквариум, значит, наловил Рой Дотсон. И все — его, Саксби, добыча. Его собственность. Не в силах сдерживаться, он отбивал такт на рулевом колесе и, фальшивя, подпевал пронзительным фальцетом, способным в десять секунд очистить от публики «Гранд Оул Опри"(центр музыки кантри с огромным концертным залом близ Нэшвилла, штат Теннесси).

Не страшен снег, не страшен гром, Когда под ветровым стеклом « Приклеен мой пластмассовый Христос.

Он промахивал дощатые бензоколонки, поселки, состоящие из трех фермерских домов у единственного перекрестка, отдельные хижины, тупо глазеющих коров, бело-розовые поля низкорослого хлопчатника, дальше, дальше в густеющие сумерки под ритмичное урчание мотора. Он чувствовал себя прекрасно, как никогда, воображению рисовались декоративный пруд перед большим домом, превращенный в разводной садок, молочно-белые альбиносы, на лету хватающие корм, заказы от аквариумистов со всего света, поток приглашений прочесть лекции, проконсультировать… но туг он вспомнил о Рут, и картинка в мозгу сменилась. Нехорошо, конечно, что он так вот уехал, — звонок Роя завел его, наэлектризовал, и он говорил себе, что с ней все будет в порядке, пока возбужденно носился по дому, собираясь на шестичасовой паром. А если что-то и не будет в порядке — тут он вспомнил, до чего он был уязвлен, — сама виновата. Не доверилась ему, скрыла все. Он почувствовал себя преданным. Униженным. Захотел дать сдачи. И вот он пошел к Эберкорну — кто бы удержался на его месте?

Да ничего такого с ней не сделали. Он взял с Эберкорна слово не слишком усердствовать, и уж никаких обвинений в ее адрес не будет, это точно, и он сидел с ней на допросе, пока Терон не встал и не попросил его выйти. Целуя ее перед отъездом, он видел, что она вполне оправилась, пришла в норму. А если ей пришлось все же пережить неприятные минуты, она это, может, и заслужила. Он поверил ей, когда она сказала, что япончик для нее просто забава, — и вправду смешной, жалкий дурачок с недолепленным лицом из сырой замазки и слишком большой для такого тела головой, — но нельзя, нельзя ей было так далеко заходить. Подумать только, ничего не сказала ему, своему любовнику, своему мужчине — а он бы все для нее сделал, знала ведь, — нет, как ни верти, она ему нанесла обиду.

Впрочем, Саксби был не из тех, кто надолго задумывается. Он нажал другую кнопку на радиоприемнике, и светлая, по-немецки аккуратная кабина в момент наполнилась пиликаньем скрипок и гитарным перебором, и вот он уже подтягивает тирольским йодлем песенке о шоферах и гончих собаках. Рут улетучилась из его сознания, вытесненная ослепительным беломраморным видением карликовой элассомы, скользящей сквозь безмолвные травянистые глубины Окефеноки.

Когда Саксби доехал до Сисеровилла, уже стемнело. Он заправился у Шерма на бензоколонке «Шеврон» и остановился под вывеской «Мотель ВЕСЕЛЫЕ МОРМЫШКИ. Мистер Гоби Алу». Крохотный, засиженный мухами вестибюль был пуст, но когда Саксби нажал кнопку звонка, Гоби выскочил из задней комнаты, как джинн из бутылки. Сияя от радости, коротышка живо вкатился в дверь и бочком протиснулся за письменный стол, распространяя запах восточных пряностей.

— Да кто к нам пожа-а-ловал, Саксби Лайте собственной персоной с острова Тью-у-пело, Джорджия. — Давно переняв размытость местного говора, уроженец Пенджаба словно катал и раскатывал за щекой слоги. — Са-а-ксби, — тянул он, покачивая изящной головкой, но кончил, как с ним иногда случалось, типичным для индостанца понижением голоса, — что же вас в наши края привело? Рыбы, осмелюсь предположить.

— Угадали, Гоб. — Саксби не мог сдержаться, его распирало. — Рой нашел то, что надо. Сейчас ключ возьму и прямо к нему дуну, взгляну на его добычу, а утром закину сети, и, может, мне тоже повезет. По-настоящему повезет. Джекпот хочу сорвать.

Гоби расплылся в улыбке — маслянистый человечек в грязной кепочке, мешковатой майке и широких рабочих брюках. Если бы не знак касты между бровей, его вполне можно было бы принять за смуглого от загара коренного джорджийца. В ходе разговора его голос снова зазвучал совсем по-местному:

— Я-то зна-ал, что вам подфартит. Кому-кому а такому парню… — Отвернувшись, он сплюнул коричневую от табака и бетеля слюну в задвинутую под стойку корзину для мусора.

В два последних своих приезда на Окефенокское болото Саксби останавливался именно здесь, в Сисеровилле, в мотеле «Веселые мормышки». Отсюда, правда, было целых сорок семь миль до пристани в заповеднике имени Стивена Фостера на западном краю болота, но зато до дома Роя Дотсона — всего пять минут ходу. Чем и удобно. Он заполнил регистрационную карточку, которую Гоби подал ему через стойку.

— На одну ночь, на две?

— На одну — ответил Саксби, вкладывая в протянутую ладонь двадцатку и получая сдачи замусоленный доллар и три пятицентовика. Если ему сразу повезет, он завтра же вечером вернется на Тьюпело; если нет — не беда, Рой выхлопотал для него специальное разрешение, и он сможет жить в палатке на острове Билли сколько понадобится.

— Поосторожней там, — сказал Гоби, давая ему ключ от комнаты; в горле его клокотал хриплый бас истого южанина и первопроходца, — в оба смотрите, лады?

Саксби не стал заглядывать в комнату. Он положил ключ в карман, поставил «мерседес» в ячейку, зарезервированную за No 12, и двинул по улице к дому Роя. Он едва сдерживал радость. Ощущал особое родство со всем окружающим, чувствовал себя безгрешным, вторым Уитменом, человеком, наделенным живой связью с тайнами природы и белизной рыб. Вечер явно вступил с ним в сговор. Так великолепен он был, так тих, тепел и безмятежен, что небо над городом казалось шатром из мягкого бархата; ноздри ему щекотал сладкий запах жимолости и жасмина, он слышал дальний отрывистый лай собаки, и нутро его отзывалось на густое, ритмичное стрекотание сверчков и голоса древесных лягушек Над каждым крыльцом, разгоняя душный сумрак, горел фонарь. Улицы были пусты. Сисеровилл лежит в засушливых краях, и ничего удивительного, что все 3237 человек его населения уже коротали вечер у телевизоров с банками кока-колы, лимонада и пива, которые сжимали в потных руках, как контрабанду.

Рой поджидал его на крыльце. Саксби едва не бежал, сердце колотилось, и вот наконец Рой — посиживает на ступеньках с дочкой Элли и детской книжкой на коленях.