Майкл Дибдин - День Благодарения

— Я его ненавидела. И ее. Знаешь? Я тебе никогда про это не говорила, не хотела причинять боль, но теперь…

— Клер, что…

— Они трахались в комнате прямо напротив моей. Той, в которой теперь спите вы. То есть спали. И она визжала, а он орал — и так всю ночь напролет. А мне всего тринадцать, боже ты мой, ни разу не целовалась и должна была слушать их часами, а потом утром мама садится завтракать такая светло радостная, а у него вид «ну, я вчера ночью хорошо потрудился за весь день, так что теперь можно и отдохнуть с чистой совестью».

— Алло?

— На… их обоих. Ненавижу их. Я часто желала, чтоб они умерли, а теперь так и есть, и мне страшно. Будто причиной я. Или я тоже психованная? По наследству? Мне страшно, до того дерьмово страшно. Алло? Ты тут?

Я услышал, что она плачет.

— Да. А ты?

— К несчастью.

— Клер, но что произошло, в чем дело?

— Как это — в чем дело? Ты знаешь, в чем дело.

— Нет.

Молчание.

— Разве они тебе не сказали?

Мной все больше овладевало раздражение.

— Кто не сказал мне что? — окрысился я.

— Полицейские. Они сказали, что говорили с тобой. Я звонила тебе в отель и домой, но тебя нигде не было. Мог бы по крайней мере сам позвонить. Он же был моим отцом, мать твою. На какой планете ты обитаешь?

— Клер, послушай. Дома меня не было всю ночь. Я здесь только с раннего утра. В отель приходил полицейский сказать, что трейлер твоего отца сгорел. Он задал кучу вопросов. Вот и все, что я знаю.

Еще одно более долгое молчание.

— О господи! Они тебе не сказали?

— Не сказали чего?

— Он мертв.

— Кто мертв?

— Мой отец.

— Мертв? Каким образом?

— Его застрелили. Трейлер сгорел, но они нашли пистолет и… и уцелевшую часть трупа. Череп сохранился. Ему выстрелили в лоб с близкого расстояния.

Я не нашел что сказать.

— Я так жалею, так жалею, вовсе я его не ненавидела, я не думала, что говорю. Я его жалела, как мама. Он был ущербным человеком. Но, господи, к кому из нас это не относится? И, конечно, маму я никогда не ненавидела. Я так жалею, что сказала это. Я тут слегка схожу с ума.

— Да, конечно. Послушай, хочешь…

— Я ничего не хочу. Со мной все будет нормально. Но у меня к тебе вопрос.

— Ну?

— Ты убил моего отца?

И снова я не нашел что сказать.

— Алло?

— Я тут.

— Ты слышал, что я спросила?

— Да, конечно, и ответ: «нет».

— Но ты был там, верно? Так сказала полиция, когда они звонили.

— Я поехал туда увидеться с ним.. Да.

— Зачем?

— Хотел обсудить с ним, кто получит что из наследства Люси. Я поехал туда ради тебя. То есть ради тебя и Фрэнка.

— Ты видел его в субботу?

— Да.

— А его труп они нашли в понедельник.

— К тому времени я был уже здесь.

— Но они не могут установить время его смерти из-за…

Она умолкла.

— Из-за пожара?

— Да.

— Теперь я понял. Ничего этого они мне не говорили. Мне так жаль, Клер. Бедненькая моя! Если бы я мог что-то сделать!

Она несколько раз всхлипнула, а потом выговорила:

— Ты можешь.

— Но что?

— Мне необходимо знать, убил ли ты его.

— Нет.

— Но они сказали, что у них есть фотографии, которые он снял, когда ты угрожал ему пистолетом. Тем самым, который они нашли там. И еще сказали, что ты купил его утром того дня и это — тот пистолет, который выпустил пулю, которая его убила. Вот что они мне сказали.

Я вслушивался во вновь наступившее молчание, словно в сложную полифонию.

— Клер?

— Что?

— Я не убивал твоего отца.

Она снова зарыдала:

— Нет? Ты понимаешь, что это значит?

Она далеко меня опередила. Мне понадобилась секунда, чтобы сообразить.

— Понимаю.

— Значит, он сам.

— Он намекал мне на это, Клер. Прости, сейчас не время говорить тебе об этом. Но так было. Он даже перечислял способы, как это сделать, и купил пистолет у меня, чтобы он был под рукой.

— И ты его ему отдал?

Теперь в ее голосе звучало негодование.

— Клер, это Америка. Он мог купить пистолет, когда захотел бы. Но купил у меня, только и всего.

— Но ты-то почему поехал туда с пистолетом?

На это у меня ответа не было.

— Тони?

На секунду мне показалось, что к линии подключилась Люси, что постоянно случалось в нашем доме, нашпигованном телефонными аппаратами.

— Кто это? — спросил я резко.

Но был только белый шум, сменившийся назойливым электронным завыванием.

Она повесила трубку, что было совершенно не в духе Клер и, возможно, означало, что она хочет, чтобы я тут же перезвонил ей, показав, как близко к сердцу принимаю случившееся. Но я не мог. Все мои мысли были только о себе.

Мейсон накануне вечером вел со мной очень хитрую игру, ни разу не солгав, но не сообщив практически никаких существенных фактов. А именно: что я по меньшей мере был важным свидетелем в расследовании смерти Аллена как потенциального убийства, и скорее всего — главным подозреваемым.

Я без труда вообразил полицейские и судебные процедуры, происходящие в графстве Най штата Невада. Если у них в лапах окажется кто-то вроде меня с фотографиями, на которых я целюсь в предполагаемую жертву, они не потрудятся продолжать расследование. На основании того, что я по глупости сообщил детективу Мейсону, они получили два веских мотива: хранившийся у Аллена набор порноматериала со мной и моей покойной женой, а также его финансовые манипуляции, запутавшие ее в стотысячном долге. Черт, они не стали бы затрудняться даже процессом, не говоря уж о продолжении расследования. А просто предупредили бы всех в городе выключить перед шестью часами вечера освещение, электропечки и телевизоры ввиду ожидаемого краткого падения напряжения из-за сверхрасхода электроэнергии в городской тюрьме.

Я взбежал наверх, открыл дверь нашей спальни и стал отчаянно рыться в папке, в которой хранил свой паспорт и другие документы. То ли из тактичности, то ли чтобы избежать лишнего труда, но, выполняя перед поминальной службой взятые на себя обязанности уборщицы, Клер не вторглась сюда. А сама собой наша кровать не застелилась, что почему-то подействовало на меня удручающе. Одеяла были отброшены, простыни смяты, подушки хранили отпечатки наших спящих голов. Розовая ночная фланелевая рубашка, которую Люси надевала, как колокол, и хлопала руками, стараясь всунуть их в рукава, — комичная пантомима, которая всегда заставляла меня смеяться от приятного эротического ожидания. Ее туфли, разбросанные в полном беспорядке по всему полу, — я непременно спотыкался о них, когда отправлялся ночью помочиться. Ее одежда в стенном шкафу, ее косметика на комоде, биография Греты Гарбо в бумажном переплете, которую она читала, ее колготки на полу, ее прокладки в стенном шкафу.

Папки с работы, неоплаченные счета, шелковый шарф, который я купил ей в Лондоне, деревянная, унаследованная от матери шкатулка, в которой она хранила свой скудный запас украшений, главным образом брошки и серьги с яблочным мотивом — подарки доброжелательных сослуживцев. Фотографии ее детей в рамках, наше грязное белье в пластмассовой корзине, штабельки туалетной бумаги от Созтко, записка ее кудрявым. почерком, напоминающая о том, чтобы забрать вещи из химчистки.