Павел Вежинов - Ночью на белых конях

Но дядя это заметил:

— Ты недооцениваешь его, мой мальчик. Глупо в наивно недооцениваешь. Ты мог бы больше доверять моему мнению.

— Но какое мне до него дело? Пусть занимается, чем хочет. Удастся ему, всем пойдет на пользу.

— Какое дело? Он предлагает тебе продолжать эту работу вместе с ним.

— Как так вместе? — удивленно спросил молодой человек.

— Просто вместе. На общих основаниях, как работают обычно научные коллективы. Хотя он старший научный сотрудник, а ты всего лишь самый обычный дерьмовый ассистент! — Дядя усмехнулся.

Нашел время шутить. Но Сашо хорошо понимал, что в любом случае это предложение для него и комплимент и признание.

— Ты же прекрасно знаешь, дядя, что мои интересы — совсем в другой области, — наконец сказал он. — Мне бы хотелось продолжить твои опыты.

— Продолжить мои опыты? — улыбнулся академик. — Но я пока еще жив. И вовсе не собираюсь от них отказываться.

Молодой человек покраснел так, как не краснел еще никогда в жизни.

— Прости, дядя, я просто не так выразился… И все же мне кажется, что я мог бы тебе помочь.

— Никогда в этом не сомневался. Но у меня результаты будут еще очень не скоро. К тому же мы рискуем ничего не добиться.

— Добьемся! — ответил Сашо уверенно.

— Пусть даже добьемся. Все скажут, что этого долбился я. А если я попытаюсь выдвинуть тебя, скажут, что я это делаю из чисто родственных побуждений.

Сашо нахмурился.

— Это меня не интересует! — ответил он резко.

Но он сам чувствовал, что говорит не совсем искренне. Отдать все и ничего не получить взамен было совсем не в его характере. В конце концов это просто противоречило здравому смыслу.

— Верю, — мягко ответил академик. — И все же я хочу, чтоб ты пришел ко мне уже с некоторым именем. Так, чтоб другие тоже в тебя поверили. Я не сомневаюсь, что вы с Аврамовым добьетесь быстрого и серьезного успеха. А если меня не обманывает предчувствие, то и… потрясающего.

Молодой человек с удивлением посмотрел на него. Перед ним словно бы вновь сидел не дядя, а какой-то другой человек, незнакомый, сильный, стоящий выше всего.

— Могу я подумать, дядя?

— Разумеется, мой мальчик.

— Надо посмотреть, чем кончится собрание.

— Чем бы оно ни кончилось, это не имеет отношения к нашей непосредственной работе. Вот так, а сейчас иди обедать.

Сашо никогда не обедал в институтской столовой. Человек, который собрался покорить мир, не может обедать в пропахшей постным маслом учрежденческой забегаловке вместе с разными мелкими бездарями и подлизами. Поэтому он с достоинством понес свой пустой желудок в ближайшую харчевню. Порция похлебки из свиных ножек, побольше уксуса и чеснока — и порядок. А вечером Фифы пригласили их на день рождения — чей именно, Сашо так и не понял. Но Гари похвастался, что угостит их телячьей головой, запеченной в желудке, — старинный деликатес, которого ему еще не доводилось пробовать. Значит, нужно оставить побольше места для серьезного эксперимента.

Открытое партийное собрание должно было начаться через полчаса после окончания рабочего времени в похожем на пенал узком, голом и скучном институтском зальчике. Лучше всего сесть в последнем ряду — самое подходящее место для только что назначенного ассистента. Кроме того, из заднего ряда удобней всего наблюдать за тем, как реагирует зал — кто и кому аплодирует. А это нелишне знать, может пригодиться.

Но когда Сашо, блюдя свое ассистентское достоинство, вошел в зал через пять минут после назначенного срока, он увидел, что почти все места заняты. Из последнего ряда на него таращились самые вредные и языкатые типы в институте и словно бы втайне над ним посмеивались. Сашо нерешительно осмотрелся — в первом ряду оставалось еще пять-шесть свободных мест, но там восседало несколько важных особ, большинство из которых он видел впервые. Наверное, представители академии и Госкомитета, а может, районного комитета партии. На сцене уже сидели дядя и секретарь парторганизации Кынчев, краснощекий крепыш, с трудом подпиравший голову своими короткими руками. К несчастью, взгляды их встретились, и Кынчев добродушно сказал:

— Товарищ Урумов, здесь есть свободные места. Садитесь в первый ряд, никто вас тут не укусит.

Голос у него был довольно сиплый, как бывает у людей, предпочитающих терпкие северные вина горячим южным.

— Моя фамилия не Урумов! — сухо, но спокойно ответил Сашо. — Академик Урумов мне дядя не по отцу, а по матери.

По залу пронесся смешок. Академик тоже едва заметно усмехнулся.

— По отцу, по матери — какая разница! — сконфуженно пробормотал секретарь.

Собрание начиналось с ляпа — как-то оно кончится? Зал заполнился до отказа — даже вдоль стен не осталось свободных мест. У открытой двери толпились люди, некоторые поднимались на цыпочки, стремясь увидеть, что происходит в зале. Это были сотрудники филиала — работники второй категории, как их в шутку называли. Сашо обернулся — и у них и у тех, кто успел занять места в зале, на лицах было какое-то очень странное выражение. Они походили на людей, собравшихся не на важное научное совещание, а на матч по боксу или на закрытую демонстрацию какого-то фильма.

На трибуну вышел Кынчев.

— Товарищи, в объявлении об этом собрании мы рекомендовали всем прочесть статью, которую наш уважаемый директор, академик Урумов напечатал в журнале «Просторы». Не буду скрывать от вас, что эта статья возбудила в нашем институте споры и сомнения, я бы даже сказал, вызвала известную тревогу. Насколько эта тревога основательна и серьезна, станет ясно из доклада академика Урумова. Я убежден, что его выступление если и не вполне нас успокоит, то по крайней мере внесет ясность. Как известно, наука всегда отличалась категоричностью и ясностью позиций.

— Посредственная наука, — пробормотал себе под нос академик.

Кынчев все-таки услышал, но счел за лучшее сделать вид, что просто не понял сказанного.

— Пожалуйста, товарищ Урумов! — пригласил он.

Урумов вышел на трибуну. Встретили его аплодисментами, довольно дружными, как показалось Сашо, хотя и не слишком продолжительными. Академик вынул из жилетного кармана красивые, наверное, золотые часы, которые Сашо видел впервые. Движения его были очень размеренны, лицо спокойно, и лишь взгляд выдавал еле заметное волнение. Время от времени академик посматривал на часы, ни на секунду не теряя ясности и связности мыслей. И говорил он ровно полчаса, минута в минуту. Все это время в зале стояла мертвая тишина, только под теми, кто остался в дверях, иногда скрипели стулья, на которые они взобрались, чтобы лучше видеть.

— Уважаемые коллеги! — начал он. — Целью моей научной деятельности в последние десять лет было исследование структуры и механизма действия антител, а также некоторых катализаторов, которые влияют на биохимические процессы обмена веществ. Все это интересовало меня не вообще, а в связи с активностью некоторых вирусов в человеческом организме и с патологическими изменениями, которые они вызывают. Как видите, на первый взгляд, это проблемы медицинские, но решать их должны прежде всего мы, используя средства и возможности нашей науки. Если мы будем слишком строго придерживаться четких и обособленных границ своих наук, то окажемся слепы, как слеп крот, считающий подземный мир единственно реальным. Именно здесь кроется одна из важнейших методологических проблем — какие выводы позволяют нам сделать факты и как далеко имеют право простираться воображение, интуиция, логические построения в нашем стремлении постичь сложнейшие истины бытия. И может быть, именно на этой почве возникло недоразумение, о котором только что шла речь.