Михаил Вершовский - А другого глобуса у вас нет?..

И я тут не о каких-то там древних Римах. Оно то же самое и в более близких по календарю цитаделях демократии происходило и происходит ежечасно.

Да вот хоть не такую и давнюю историю взять, с американским «сухим законом». Ввели его с целью воспитания народа в духе повсеместной трезвости (хотя и не сказать, чтобы народ этот к тому времени так-таки весь в канавах и валялся). И простоял тот закон – с самого 1919 года – аж 14 лет. Ну, понятно, как оно часто с такими педагогическими проектами бывает, цель ставили одну, а добились другой, получив контрабанду в невиданных масштабах, организованную преступность, мафиозные разборки, гангстерские фильмы и десяток-другой ныне респектабельных семейств, на таком бизнесе откормившихся (от Кеннеди до Бронфманов включительно).

А основной-то народ правители, конечно, на кофий да на кока-колу посадили начисто. Себя, ясное дело, при этом нимало в виду не имев.

Потому как тех же времен президент Хардинг у себя – не очень-то и прячась – с приличным ассортиментом бар содержал. Чтобы уж не позориться перед друзьями-то с газировкой. Да и друзья – не сказать, чтобы такие невидные были. Форд, Эдисон, да еще третий магнат, Файрстоун, что шины выпускал. И вот съедутся они на посиделки на фордовских машинах с резиной Файрстоуна, Томас Альва Эдисон лампочку свою для веселья вкрутит, чтобы светлее было, опять же граммофон заведут – а президент себе и приятелям плеснет по стопочке-другой, и глядят они вместе вниз на народ в полном душевном расположении и с большой любовью.

Я согласен, мелочь, конечно, и все такое прочее. Причем по нынешним временам как-то даже и вспоминать смешно (с тех пор и у американцев похренизма – пардон, толерантности – к таким забавам наверху крепко поприбавилось). Но кто его знает, может, когда-то по молодости тому же Хардингу сосед его стопку зажилил, а у того клапана все горели – и вполне ведь мог от обиды-то порешить: ну ладно же, жлоб ты эдакий. А пойду-ка я в президенты, да вот как затеем мы закон, чтобы теперь ты, гад, от засухи помер – а я, на тебя глядючи, со смехом опохмеляться и буду.

На полях замечу однако, что не так, конечно, узко Хардинг на сладкий свой кусок пирога глядел. Во всяком разе, не за ради одной-то выпивки – при всеобщем сушняке – в политику лез. Он и в целом-то широко гулял. Заведя и ребеночка на стороне (что по тем временам смертному какому человеку карьеры бы стоило как минимум). Но тут и больше того было, потому как мама дитяти, Нэн Бритон, была сорокадвухлетним (сенатором еще) Хардингом в любовницы призвана в двенадцать свои невеликих лет – что, согласитесь, уже как-то серьезнее, даже по нынешним либеральным временам. Причем не только ведь в отелях свидания происходили, но и в самом здании Сената – прямо, можно сказать, на рабочем месте. (Что впоследствии не раз проделывали и любимец народа Джон Кеннеди, и, как я понимаю, последний их же музыкант.)

Да и ближнему помогал Уоррен Хардинг с открытой душою. Одного дружка закадычного секретарем (так по-ихнему министры называются) внутренних дел сделал, другого в прокуроры генеральные двинул. Эмвэдэшника, правда, посадили вскорости – за взятки (первый такой случай был в американском правительстве, потом оно как-то веселей пошло). Прокурора, Догерти, тоже по судам таскали – но тот, видать, поумней воровал, потому как не сел. (Да и ассистент его, всеми доказательствами располагавший, как-то очень уж кстати самоубийством покончил – ну, в общем, что вам-то рассказывать, вроде, на одной планете живем.)

А чем лично мне Хардинг симпатичен, так это тем, что ни в какие прятки он по таким мелочам не играл. Когда шумели все, что никак этот Догерти для прокурора всеамериканского не годится, президент никакой пены не погнал, а выдал крикунам и всей стране буквально следующее: «Гарри Догерти – мой друг с юности. Я ему сказал, что он может выбирать в моем кабинете любое место. Он сказал, что хочет быть Генеральным прокурором, и клянусь Богом – он будет Генеральным прокурором!»

И о себе поведал – по другому поводу – тоже хорошо: «Я для этой должности не гожусь и нельзя меня было до этого кресла допускать». По-мужски сурово и справедливо. (История, правда, не упоминает, после которой там по счету стопки – но это уже неважно, потому как что у трезвого на уме, и так далее. Но из прочих всех – и во все века – многим ли мысль такая вообще в голову приходила?)

Потом, конечно, президенты себе такой откровенности не позволяли. Наоборот, к народу с речами самыми возвышенными шли. Да вот хоть как тот же Кеннеди, эвон как нацию-то тряхнул: не спрашивай, дескать, что для тебя может сделать страна, а спроси себя, что ты для своей страны можешь сделать. Ну, все, конечно, слезьми залились, в грудь себя покаянно колотить принялись.

А молодой президент, сорвав на такой зажигательной речи бурю аплодисментов, пошел себе да и назначил совсем уж сопливого братца Роберта все на ту же сладкую должность Генерального прокурора. Тут кое-кто зашумел было. Как же, говорят, да ведь пацан только что со скамьи студенческой, что ж это такое делается? На что президент и ответил (опять-таки цитирую дословно): «Не вижу ничего дурного в том, чтобы дать Бобби поднакопить опыта, прежде чем он начнет частную практику». Сказано было, прямо признаем, не без логики, так что братец Бобби в том кресле и остался.

Тогда, правда (а уж сейчас тем более), первая речь куда как шире второй тиражировалась. Может, для воспитания молодежи на положительных примерах, может, еще почему.

Ну, а постельные его похождения (где любовницы, и среди них первая дива экрана Мэрилин Монро, по-моему, и не десятками даже исчислялись) – да кто ж такими пустяками будет себе голову забивать? Чай, не в монастырь ведь поступал человек – в президенты. (А пример положительный, как я всегда и думал, сила великая. К президенту-то Кеннеди, всем его обликом очарованный, пробился как-то мальчонка – чуть было не написал «пионер» – руку принялся жать, сфотографироваться попросился. Хочу, говорит, стать таким же, как вы, товарищ Кеннеди. Президент и спрашивает: как же тебя, мальчик, зовут, и откуда ты родом? Звать меня, говорит, Билли. Из Арканзаса я. Такая вот была историческая встреча, на фотографии запечатленная. И, кстати, как мальчонка мечтал – так ведь оно по всем статьям и вышло…)

Тут наиболее чувствительные могут как всегда завозмущаться. Дескать, что ж теперь на Кеннеди-то наваливаться, когда его – а, между прочим, и братца Роберта тоже – так бессердечно застрелили насмерть. И о мертвых, дескать, либо хорошо, либо ни шиша. Но тут кроме валидола мне посоветовать нечего. Потому как в книжке этой мы с мертвецами – в том числе и с теми, что не совсем добровольно с жизнью расставались – кругом дело имеем. (Да ведь и книжка – не газета, не в один день и не на один же день пишется. Писал бы только о живых – да сегодня он жив, а завтра вполне может и так, что в сортир головой да в речку.)