Бернард Вербер - Революция муравьев

Принцесса 103-я утверждает, что выбора нет: встреча необходима всей природе. Если они не устроят этот марш, он станет задачей следующего поколения или следующего за следующим. Надо сделать это дело, а не перекладывать его бремя на детей.

Насекомые долго беседуют. Принцесса 103-я в конце концов побеждает в основном благодаря харизматичности своих феромонов. Она опирается на истории из своей собственной легендарной жизни. Она настаивает: даже в случае неудачи, для тех, кто захочет начать все сначала, останется бесценная информация.

Она убеждает одного за другим своих противников в том, что ее решение обдуманно. Сколько надежд таится за горизонтом этого похода. Может быть, Пальцы научат их диковинам еще более удивительным, чем огонь, колесо и рычаг.

– Чему же это, например? – спрашивает 24-й.

– Юмору, – отвечает 103-я.

И так как никто из присутствующих муравьев не знает точно, во что это выльется, они представляют себе «юмор» типично пальцевским изобретением, дающим тому, кто умеет с ним обращаться, невероятную силу. 5-й думает, что это, наверное, катапульта последней модели. 7-й – что юмор, должно быть, огонь, только еще более разрушительный. Принц 24-й – что юмор, видимо, форма искусства. Другие полагают, что юмор скорее всего новое вещество или небывалый способ хранения еды.

По разным причинам всех привлекает этот неведомый Грааль, называемый юмором, и все единодушно принимают предложение Принцессы 103-й.

Шутки кончились. Спасти ее могла только сосна. Ее абсолютная отвесность несколько смущала Жюли, но свора собак оказалась лучшим из тренеров.

Она карабкалась к ветвям. В тайниках ее тела срочно нашлась память о далеком предке, который отлично лазал по деревьям, поскольку на них и жил. Если уж в каждом человеке остается частица обезьяны, то пусть это и послужит при надобности.

Руки и ноги девушки находили незаметные для глаз, но достаточные для упора углубления. Кора сдирала кожу с ладоней. Она поднималась вверх, а угрожающие клыки щелкали прямо под ее ступнями. Одна собака даже почти залезла на дерево. Жюли устала от собачьего упорства, в порыве бешенства она показала зубы и грозно зарычала.

Пес посмотрел на нее с ужасом, как будто раньше и не мог предположить в человеческом существе такой степени зверства. Другие собаки внизу больше не атаковали.

Жюли сверху стала швырять шишки на поднятые морды.

– Уходите! Пошли прочь! Вон отсюда, чертовы чудища!

Но, если собаки и потеряли надежду вонзить клыки в девушку, предупредить хозяев о том, что беглянка здесь, они были должны. Они заливались лаем.

И тут появился новый персонаж. Издалека он напоминал собаку, но походка его была более медленной, манера держаться – более гордой, запах – более сильным. Это была не собака, а волк. Настоящий дикий волк.

Собаки смотрели на приближающееся необыкновенное существо. Собак была целая свора, волк был один, но испугались именно собаки. Волк и вправду был предком всех собак. Он не выродился от общения с человеком.

И все собаки знают это. От чи-хуа-хуа, добермана, пуделя и до мальтийской болонки все они смутно помнят о том, что когда-то жили без людей и были тогда и душой и телом другими. Были свободными, были волками.

Собаки опустили головы и уши в знак покорности, поджали хвосты, чтобы скрыть свой запах и защитить детородные органы. Они помочились, на собачьем языке это означает: «У меня нет определенной территории, поэтому я мочусь, когда попало и где попало». Волк издал рычание, означавшее, что он-то как раз мочится только на четырех углах определенной территории, и находятся собаки именно на ней.

– Мы не виноваты, это люди нас такими сделали, пожаловалась немецкая овчарка на собачье-волчьем языке.

Волк ответил с презрительной усмешкой:

– Свою жизнь ты себе выбираешь сам.

И он прыгнул вперед, оскалив клыки, решив убивать.

Собаки поняли это и, поскуливая, удрали.

Жюли не успела поблагодарить своего избавителя. Рассерженный на дальних родственников-выродков, волк помчался за одним псом из своры. Кто-то должен заплатить за беспорядки в лесу.

Если ты показываешь клыки, значит, ты будешь убивать.

Таков волчий закон, да и волчата не поняли бы его, если бы отец вернулся сегодня без добычи. Вечером на ужин у них будет блюдо из немецкой овчарки.

– Спасибо, природа, за то, что ты послала волка мне для спасения, – пробормотала Жюли на своем дереве, где теперь слышала только шелест колеблемой ветром листвы.

Филин приветствовал приход ночи своим уханьем.

Жюли, одинаково боявшаяся и спасителя-волка, и собак, решила остаться на дереве. Она устроилась в ветвях поудобнее, но заснуть не смогла.

Она смотрела на лес, заливаемый бледным лунным светом. Он казался ей полным колдовства и тайн. Девушка с серыми глазами почувствовала новую потребность, незнакомую до сих пор: повыть на луну. Она подняла голову и из ее живота вырвалась струя звуковой энергии.

– ОООООУУУУУУууууу.

Ее учитель Янкелевич говорил, что искусство в лучшем случае подражает природе. Повторяя волчью песню, Жюли достигла вершины своего певческого таланта. Несколько волков ей ответили издалека:

– ООУУууууу.

На волчьем языке это означало:

«Добро пожаловать в общину тех, кто любит выть на луну. Как приятно это делать, не правда ли?»

Она выла еще в течение получаса без перерыва и подумала, что если однажды она создаст утопическое общество, то посоветует всем его членам минимум раз в неделю, в субботу например, выть всем вместе на луну.

Вместе это наверняка будет доставлять еще больше удовольствия. Но сейчас она была одна, покинутая друзьями и обществом. Одна, затерянная в лесу, под огромной чашей неба. Вой ее перешел в жалобное тявканье.

Революция муравьев привила ей вредные привычки.

Теперь ей все время нужно было окружение людей, с которыми можно поговорить о новых опытах, о будущих проектах.

За последние дни она привыкла жить, растворившись в коллективе. Она должна была признаться себе в том, что счастье она познала не в одиночестве, а в группе. Жи-вунг. Да и не только Жи-вунг. Зое, такая ироничная. Франсина, такая мечтательная. Поль, всегда такой неловкий. Леопольд, такой мудрый. Нарцисс, хоть бы с ним не было ничего серьезного. Давид... Давид. Его наверняка разорвали собаки. Какая ужасная смерть... Мама. Даже матери ей не хватало. Она чувствовала себя теперь настолько же слабой, насколько сильной она была с семью друзьями, с пятьюстами двадцатью одним революционером-муравьем, не говоря уже о тех людях по всему миру, кто подключился к их Сети. Она попыталась закрыть глаза и развернуть сияющее покрывало своего духа. Она достала его из мозга и расстелила огромным облаком над лесом. Она все еще была в состоянии сделать это. Она спрятала покрывало и еще немножко повыла на луну: