Бернард Вербер - Революция муравьев

– Это стадо без пастуха и без цели. Они способны на все. Осторожно, – прошептала Франсина на ухо подруге.

– Мы должны дать им направление, объединяющую тему, какое-то дело, и быстро, иначе все плохо закончится, – добавил Давид.

– Надо раз и навсегда сформулировать цель нашей революции, с тем чтобы уже не менять ее, – заключил Жи-вунг.

Жюли растерялась.

Ее взгляд беспомощно скользил но толпе. Люди ждали от нее решительных слов и были уже готовы слушать любого, кто заговорит.

Полный ненависти взгляд парня, желавшего объявить войну полиции, подстегнул ее. Жюли его помнила. Это был как раз один из тех учеников, что издевались над самыми слабыми учителями. Маленький трусливый негодяй безо всяких убеждений, шантажировавший ребят из младших классов. Насмешливые глаза борца за экологию и активиста классовых битв не показались Жюли симпатичнее.

Она не отдаст «свою» революцию подонкам и политикам. Надо было направлять толпу в другую сторону.

В начале было Слово. Надо назвать вещи своими именами. Назвать. Как назвать революцию?

В голову пришло то, что было самым очевидным. Революция... муравьев. Название концерта. Название, написанное на афишах и на майках амазонок. Объединительный гимн. Символ на флаге.

Жюли успокаивающе подняла руки.

– Нет. Нет. Мы не будем снова заниматься старыми проблемами, которые уже показали, насколько они неразрешимы. У новой революции будут новые цели.

Тишина.

– Да. Мы – муравьи. Маленькие, но сильные, оттого, что мы вместе. Действительно, как муравьи. Формализму и светским развлечениям мы противопоставим общение и выдумку. Мы будем подобны муравьям. Мы не побоимся нападать на самые большие, самые недоступные крепости, потому что вместе мы сильнее их. Муравьи указывают нам дорогу, по которой мы пойдем и которая приведет нас к счастью. Во всяком случае, мы пойдем по ней первыми.

По толпе прошел скептический гул. Дело не клеилось. Жюли поторопилась продолжить:

– Маленькие, но сплоченные муравьи добиваются всего, чего хотят. У них другие ценности, другая социальная организация, другое общение, другие отношения между индивидуумами.

Паузу быстро заполнили реплики:

– А загрязнение окружающей среды?

– А расизм?

– А классовая борьба?

– А проблема окраин?

– Да, они правы, – уже кричал кое-кто в толпе.

Жюли вспомнила фразу из «Энциклопедии относительного и абсолютного знания»: «Берегитесь толпы. Она не приумножает достоинства каждого, а приуменьшает их. Общий коэффициент интеллекта толпы ниже суммы коэффициентов интеллекта индивидуумов, ее составляющих. Толпа – это не 1 + 1 = 3, а 1 + 1 = 0,5».

Мимо Жюли пролетел крылатый муравей. Она расценила появление насекомого как одобрение ее действий окружающей природой.

– Здесь Революция муравьев и только Революция муравьев.

Одно мгновение все колебались. Сейчас решалось все. Если не получится, Жюли была готова все бросить.

Жюли сделала V, знак победы, и крылатый муравей уселся на один из ее пальцев. Всех потрясло это зрелище. Ну уж если даже насекомые согласны с ней...

– Жюли права. Да здравствует Революция муравьев! – крикнула Элизабет, лидер амазонок, бывших участниц клуба айкидо.

– Да здравствует Революция муравьев! – подхватили Семь Гномов.

Надо было наращивать успех. Жюли бросила фразу, как бросаются в омут:

– Где пророки?

На этот раз сомнений не было. Толпа подхватила лозунг.

– Мы – пророки!

– Где творцы?

– Мы – торцы!

Жюли затянула:

Мы – новые пророки,

Мы – новые творцы!

Мы – маленькие муравьи, грызущие закосневший мир.

В этом ее противники состязаться с ней не могли, или им срочно надо было брать уроки пения...

Всех вдруг охватил энтузиазм. Даже сидевший неподалеку сверчок затрещал, как будто почувствовал, что происходит что-то интересное.

Толпа хором принялась распевать гимн муравьев.

Поднявшей кулак Жюли казалось, что она ведет пятнадцатитонный грузовик. На каждый поворот надо было тратить кучу сил, и особенно нельзя было ошибиться в траектории. Но если автошколы для шоферов грузовиков существуют, то где получают права водители революции?

Ей надо было, наверное, лучше слушать на уроках истории, чтобы знать, как выпутывались ее предшественники из подобных ситуаций. Что сделали бы Троцкий, Ленин, Че Гевара или Мао, окажись они на ее месте?

Защитники экологии, окраин и прочего скорчили гримасы, некоторые сплюнули на землю, пробурчали ругательства, но, не чувствуя за собой большинства, не решились настаивать на своем.

Где новые творцы?

Где новые пророки? –

повторяла Жюли, держась за эти слова, как за спасательный круг.

Направить толпу. Овладеть ее энергией, вычленить лучшее и созидать вместе – вот что хотела сделать Жюли. Проблема заключалась в том, что Жюли не знала, что нужно созидать.

Кто-то подбежал к Жюли и пробормотал ей на ухо:

– Копы все блокировали, выйти скоро будет нельзя.

Жюли вернулась к микрофону:

– Мне только что сказали, что копы блокировали все подходы к нам. Мы находимся одновременно на необитаемом острове и в центре современного города. Те, кто хочет уйти, решайтесь сейчас, пока это еще возможно.

Человек триста направились к решетке. Это были в основном пожилые люди, которые боялись встревожить свои семьи, или люди, для которых их работа была важнее происходящего в лицее, как они его воспринимали, праздника. Были молодые люди, опасавшиеся отцовского наказания за ночное невозвращение домой без предупреждения, были и другие, очень любившие рок, но абсолютно равнодушные к Революции муравьев.

И, наконец, отпуская вполголоса шуточки, уходили экологи, окраинные и классовые лидеры, тщетно пытавшиеся овладеть вниманием масс.

Решетку отперли. Снаружи полицейские смотрели на выходивших равнодушно.

– А теперь, когда остались только те, кто этого хочет, праздник начинается по-настоящему! – воскликнула Жюли.

УТОПИЯ АМЕРИКАНСКИХ ИНДЕЙЦЕВ: индейцы Северной Америки, будь то сиу, чеенны, апачи, кроу, навахо, команчи и так далее, следовали одним принципам.

Прежде всего, они рассматривали себя как неотъемлемую часть природы, а не как ее хозяев. Племя, истребившее дичь в одном районе, мигрировало, чтобы звери смогли расплодиться вновь. Таким образом, они не опустошали землю охотой.

В системе индейских ценностей индивидуализм был не достоинством, а постыдным недостатком. Что-то делать для себя было неприлично. Личного имущества не существовало, и никто не имел на него права. Даже в наши дни индеец, покупающий машину, знает, что он должен будет ее одолжить первому же индейцу, который об этом попросит.