Juan Bas - Таверна трех обезьян (пер. Е.Антропова)

– Оставь в покое бутылочку винца, окаянный. Каков, не успел взяться за ложку, а она уже вся трясется, – заявила мать своему безвольному мужу на кастильском наречии.

Хозяин – семидесятилетний крестьянин, тихий пьяница, замкнувшийся в себе: он редко произносил больше десяти слов подряд, задавленный неосознанным разочарованием в жизни.

– Замолчи ты. От молодого вина нет никакого вреда, – ответил отец властной супруге на баскском диалекте.

Оба они были басками, но частенько смешивали в своей речи оба языка, в зависимости от содержания разговора. Жена была на десять лет моложе мужа, высокая, сухопарая, с маленькими серыми глазками, придававшими ей сходство с хищной птицей.

– Эй, ты мне рот-то не затыкай, ясно? Придурок… Ведь говорила же мне матушка: не ходи за него замуж, дочка, лоботряс он и бездельник без царя в голове, – она вернулась к обязанностям хозяйки дома, etxekoamlre, в сердцах метнув на стол кастрюлю с тушеным мясом. – Обслуживай тут вас…

– Блин, ну достала, в самом деле. Интересно, когда же ты прекратишь брюзжать. Всю жизнь одно и то же… Что ты сегодня спроворила пожрать? – спросил Хульен.

Он был их сыном: сорок лет, безработный механик, по необходимости снова превратившийся в крестьянина, любитель покомандовать, обиженный на жизнь, упрямый и угрюмый.

– Мозги с головизной… телячьи, – сообщила мать. – А ну сейчас же поставь стакан! Господи! Как будто со стенкой говорю…

– Я потом поем, – объявил отец.

Он осушил стакан и встал из-за стола, прихватив початую бутылку.

– Что за человек! Мой тяжкий крест! – воскликнула мать, как только ее муж скрылся.

– Оставь папашу в покое, мама. Ты же его знаешь. Чего тогда зря придираться… Давай, достань другую бутылочку.

– Ты прав. Но меня бесит то, что я ничего не могу поделать.

– Как только мы закончим, и придет Перу, ты должна покормить этих, не забудь…

– Лучше бы ты подождал до вечера. Сегодня утром спозаранок по дороге проехал джип.

– Служивые или легавка?

– Жандармы Гражданской гвардии, из тех, деревенских, в беретах.

– Черт, теперь придется делать это только по ночам. Что ты им дашь?

– То же, что и всем…

– Ты их слишком хорошо кормишь… А это всем нам влетает в копеечку.

– Хоть они и враги, я всех всегда кормлю одинаково. По иному-то, мне кажется, нехорошо. Одно другому не помеха… А кроме того, говорю тебе, что те, наверху, наверняка нас не забудут, когда отец богача раскошелится.

– Ну да, уж тогда нам точно обломится новый трактор, – коротко, с иронией обронил сын, положив конец разговору.

Хульен и его мать доедали обед молча. Хульен являлся действующим членом военной террористической организации ЕТА, он был обязан собирать информацию и оказывать посильную помощь, но до сих пор он еще никого не убивал… Теперь вот Хульену пришлось превратиться в тюремщика. Ему помогали Перу, двадцатилетний парень, недавно вступивший в ряды организации, и мать, также безоглядно преданная правому делу, а вернее, своему сыну.

Уже около месяца Хульен и Перу держали в плену неподалеку от лачуги двух заложников – вместе, в одном застенке. С помощью двух других членов из бригады поддержки они всего за четыре ночи изнурительного труда соорудили подземный карцер. Дело проворачивали за спиной у отца, не особенно, правда, беспокоясь, догадывается он о чем-либо или нет – на опустившегося старика махнули рукой.

Хронологически первым из двух пленников был Хесус Мария Астарлоа (для друзей – Чус): толстяк тридцати трех лет, с характером надменным и вспыльчивым, старший сын и наследник одной из влиятельнейших фамилий Бильбао. Положение семьи Астарлоа ухудшилось с падением промышленного производства в Бискайе, но тем не менее они сумели сохранить значительное состояние. Террористическая организация надеялась поправить немного свое финансовое положение, получив пятьсот миллионов в обмен на жизнь наследника.

Через две недели у пленника появился товарищ по несчастью, Валентин Килес, член городского совета от партии правых, правившей в Монторо, местечке в провинции Кордова. Килеса похитили в самом городе Кордова, оттуда его предполагалось отвезти в Бастан, в Наварру, а там его ожидал приспособленный подвал на промышленном складе неподалеку от Элисондо. Однако Гражданская гвардия жестко контролировала этот район, поэтому из соображений безопасности пришлось изменить маршрут и завернуть в Бискайю; террористы прибегли к нетрадиционному и, вроде бы, временному решению проблемы (на практике оно превратилось в окончательное), спрятав двоих заложников в одном тайнике.

В случае с Килесом это была не единственная странность. Молодой человек, двадцати пяти лет от роду, наивный и простоватый, своим скромным политическим влиянием он был обязан исключительно тому, что приходился племянником алькальду, местному старейшине. Юноша явно испытывал проблемы психического свойства, ибо плохо ориентировался в окружавшей его действительности. За несколько прошедших месяцев он дважды притворялся, только из желания прославиться, будто его похитила ЕТА, причем сам в конце концов в это поверил. Во второй раз он доехал на поезде до Ируна и придумал некую неправдоподобную историю о героическом бегстве от воображаемых похитителей. В связи с этим он был должен явиться к судебному следователю Ируна, чтобы дать дополнительные показания, и вот тогда руководство ЕТА, продемонстрировав весьма своеобразное чувство юмора, решило похитить его по-настоящему. Но в точности как в сказке о мальчике, кричавшем: «Волк! Волк!» – ни одна живая душа не восприняла его похищение всерьез, и оно пока что выходило боком похитителям.

Мотивом этого забавного похищения послужило стремление террористов вынудить центральное правительство принять решение сосредоточить многочисленных боевиков, арестованных и разбросанных по застенкам всей Испании, в тюрьмах Страны басков. На следующем этапе кампании, развязанной с той же целью, эстафету подхватил вооруженный отряд, не спеша, по одному, убивавший советников, принадлежавших к партии Килеса, в городах всей Испании, но особенно каратели усердствовали в автономных округах Басконии и Наварры.

Настала ночь. Хульен и Перу дожидались урочного часа, рядом хлопотала мать, разогревая в печке чугунок с едой для пленников. Перу, как и Хульен, не был известен полиции. Молчаливый и меланхоличный, он жил с родителями в ближайшем городке Элоррио и по выходным работал официантом в эррикотаверне – иными словами, в баре Эрри Батасуны. Он был одним из банды юнцов, которая во время уличных беспорядков едва не спалила «коктейлями Молотова» спальный район в Дуранго: поскольку его ни разу не арестовывали, Перу мог хвастаться своим подвигом, не опасаясь последствий. Несколько месяцев назад организация призвала его в свои ряды и обучила основам военного дела в чаще лесов Ирати в Наварре, поблизости от французской границы. Перу соврал родителям, что едет на ускоренные курсы баскского языка в специальный интернат, находившийся в тех же краях.