Майлз на Гапалинь - Поющие Лазаря, или На редкость бедные люди

После всех трудов стало ясно, что я понемногу продвигаюсь вперед, так как я почувствовал, что земля подо мной круче пошла вверх: это добавило толику к моим мучениям. Соленые потоки пота заливали мне глаза в придачу к остальным страданиям, и мне сдавалось, что скорее кровь, чем вода омывает мои ноги. Но я был в походе и не желал отступать ни перед чем, кроме одной лишь смерти.

Когда я поднялся высоко по склону холма, я увидел, что сверху на меня несутся реки воды, вместе с деревьями, валунами и небольшими фермами, и до сего дня я поражаюсь, как я не заработал во время этого адского предприятия смертельную трещину в голове. Часто меня охватывала тоска по дому при воспоминании о Корка Дорха, где осталась моя семья, но все-таки мужество не покидало меня совсем. Я карабкался изо всех сил, хотя много раз меня протаскивало назад, придавив сверху обломком скалы. Клянусь, я провел эту ночь до утра, работая обеими ногами, и работа эта была трудная и потная.

Когда наступили унылые сумерки, заменяющие нам в Корка Дорха день, удивительный вид открылся передо мной. Я обнаружил себя почти у самой вершины горы, сам я был иссиня-красного цвета от потеков крови и от ночных падений, и на теле моем не осталось и клочка одежды. Яростные чернобрюхие тучи почти касались моей макушки, а поток дождя, ливший из них, был так силен, что сплошь и рядом вырывал мои волосы. Несмотря на все усилия и отчаянные попытки, которые я предпринимал, я наглотался все того же дождя и ужасно раздулся от дождевой воды, что вовсе не увеличило крепости моих ног. Внизу под собой я не видел ничего, кроме тумана и утренних испарений; вверху надо мной смутно ощущалась вершина горы, и ничего не было рядом со мной, кроме скал, грязи и вечных порывов дождя. Я двинулся вперед. Удивительным было это место, и крайне удивительной была погода. Не думаю, что когда-нибудь еще будут подобные им.

Без сомнения, я долго стоял на самой вершине, прежде чем разглядел расположение местности. Там, на вершине, была прекрасная, гладкая равнина, тут и там были озера, и между ними текли бурные желтые реки, наполняя мои уши совершенно неземным гулом. Кое-где виднелась то цепочка белых скал, расположенных в стороне, то пасть бездонного провала с черным входом, куда низвергались в вечном падении быстрые воды. Определенно, неестественный вид имело это место, и как ни плоха была Корка Дорха, в то время я готов был превозносить ее.

Я начал обследовать и прочесывать местность, бредя, спотыкаясь, а кое-где и ползком, смотря, не обнаружатся ли остатки лодки или следы пребывания Маэлдуна О’Понаса. В кишках у меня свербило от голода, а несказанная усталость нездоровым покоем разливалась по обессилевшим рукам и ногам. Тем не менее, поскольку я понимал, что мне рукой подать до вечности и что невелика возможность улучшить мое скверное положение, я продолжал, как потерянный, бросаться туда и сюда, и глаза мои жадно искали человеческое жилье, а глотка моя пыталась не слишком сильно наглотаться дождя. Так продолжалось долгое время.

Не знаю, не провел ли я незаметно для себя какую-то часть дня во сне или без чувств, и если так случилось, то мне удивительно теперь, что я вообще проснулся. Как бы там ни было, мне показалось, что ночной сумрак спускается посреди утра, и что холод и мощь бури нарастают. К этому времени вся кровь из меня вытекла, и я уже собирался покориться судьбе, лечь покладисто в грязь и обратить свое лицо к вечности, когда увидел огонек, слабо светящийся вдалеке, тусклый и теряющийся за туманом и завесой дождя. В сердце моем слегка шевельнулась радость. Мужество вернулось ко мне, и я ринулся на заплетающихся ногах, но бодро, по направлению к свету, – если только это был свет. В этом крылся, по моему мнению, единственный шанс, отделявший меня от входа в вечность.

Это действительно был свет, и шел он из пещеры, которая тянулась между двумя большими скалами. Вход в пещеру был узким и тесным, но, конечно, и я был тощий, как весло, после всех тягот и невзгод и по причине потери крови в тот день. И вскоре я уже был внутри, разом спасшись от бури; впереди был виден свет, и я продвигался к нему. У меня не было никаких познаний насчет того, как пробираться ощупью в каменной пещере, однако я все-таки бойко продвигался вперед, направляясь туда, где горело это пламя.

Когда я дошел туда, можете мне поверить, я не слишком обрадовался, оценив расположение этого места, общество, там находившееся, и дело, в которое я ввязался. Там, внутри, была келья или маленькое низкое помещеньице, где места хватило бы на четыре-пять человек; было оно диким, голым и каменистым, и вода капала со стен. Большие языки огня выстреливали с каменного пола, а рядом с ними живо журчал источник родниковой воды, и ручей бежал по полу в мою сторону, к выходу из пещеры. Но тем, отчего я остолбенел, был старик, сидевший в дальнем от меня углу, у огня; под ним было что-то вроде каменного стула, и по всему похоже было, что он мертв. На нем была пара тряпок непонятного вида, руки и лицо обтягивала морщинистая коричневая кожа, и вид у него был совершенно чудовищный. Глаза его были закрыты, рот с черными зубами открыт, и голова бессильно свесилась набок. Приступ дрожи охватил меня – как от холода, так и от ужаса. Я встретился наконец с Маэлдуном О’Понаса!

Вдруг я вспомнил о замысле, приведшем меня в это место, и – да буду я жив и здоров, произнося это, – не успел я вспомнить о золотых монетах, как они уже были у меня в горсти! Здесь, справа, у меня под руками, они разбросаны были повсюду по полу, тысячи их, вперемешку с золотыми кольцами, драгоценностями, жемчугами и тяжелыми золотыми цепями. Кожаный мешок, откуда они высыпались, лежал здесь же, и это была настоящая удача, если учесть, что я был в то время голышом, без мешка и без кармана. Руки мои сами собой принялись сгребать золотые монеты как могли, и вскоре в мешке было столько золота, сколько я был в силах унести. Во время этой работы я чувствовал, как мое сердце расцветает и отстукивает ритм песенки.

У меня не было ни малейшего желания смотреть в сторону мертвеца, и когда золото было собрано, я ощупью двинулся прочь, обратно через всю пещеру. Я достиг выхода из пещеры, и ужасающие голоса ветра и дождя хлынули мне в уши, когда в голову мне с шумом стукнула пагубная мысль.

Если Маэлдун О’Понаса мертв, кто разжег огонь и кто его поддерживает?

Не знаю, не потерял ли я в то время здравый рассудок из-за пережитых мною несчастий и жестокости неба. Как бы там ни было, я сделал не что иное, как вернулся назад, к человеку, сидевшему там внутри. Я нашел его в точности в том же положении, в каком оставил. Я стал осмотрительно продвигаться в его сторону, ползя на животе и отталкиваясь коленками и руками от залитого водой пола. Вдруг одна из моих рук заскользила, голова дернулась, и я страшно шмякнулся лицом об пол. Так я отведал желтой воды, бившей из источника рядом с огнем, и, отведав ее, подскочил.