Бен Окри - Голодная дорога

Отстраняя факт бессмертия духов, могло ли все это быть причиной, почему я захотел родиться — эти парадоксы всех вещей, вечные изменения, загадка, заданная жизнью тому, кто ею живет, мистерия бытия, рождения внутри рождений, смерти внутри рождений, рождения внутри смерти, стремление дать рождение лучшей части себя, своему новому духу, пока для новой звезды условия благоприятны, чтобы войти в этот мир из другого мироздания; стремление расти дальше, учиться, любить, перерастать себя, дорастать до высочайшего в себе; возможность нового соглашения со своим духом; вероятность того, что ни одна несправедливость не длится вечно, ни одна любовь не умирает, ни один свет не может по-настоящему погаснуть, ни одна честная дорога не может быть завершена, ни один путь не может быть совершенным и ни одна правда не есть последняя; и что в реальности не существует ни концов, ни начал? Но вполне возможно, что на земле всех начал, когда многие из нас были птицами, даже ни одна из этих причин не имела никакого отношения к тому, почему я захотел жить.

Так или иначе, все возможно. Много есть среди нас загадок, на которые не может ответить ни живой, ни мертвый.

В течение трех дней, пока Папа отсыпался, дорога подняла первую из своих волн кошмаров. Сон дороги был нарушен сперва проституткой, которая была убита током в ночь вхождения Мадам Кото в высшие сферы власти. Ей устроили небольшие похороны. Гроб несли по улице, и ночью мы слышали плач некоторых проституток. На следующий день пошел дождь, и трое мужчин, которые занимались проводкой кабелей для большого политического съезда, тоже погибли от электричества. Дождь совсем сошел с ума в те дня. Нищие промокли до нитки, ютясь под дырявыми навесами рядом с фасадами домов. Каждый вечер Элен подходила к нашим дверям, и Мама оставляла ей еду, к которой она не притрагивалась. Каждое утро Мама уходила со своей корзиной с товарами, от дождя у нее все промокало, и она возвращалась домой в полдень мокрая, без выручки, с товарами, грустно выглядывающими из корзины.

Папа спал, как гигант, во время сезона дождей. Он не заметил грохота больших партийных грузовиков, которые разъезжали с громкоговорителями по городу. Проспал их агрессивную конфронтацию, когда они встречались на улицах. Он проспал нищих, толпившихся на нашей улице, просивших милостыню возле разбитой машины. По вечерам они оживленно совещались между собой. Казалось, они ждали какого-то знака, столь очевидно было их нетерпение. Никто не давал им милостыню. Обитатели нашего района не упускали случая сказать нищим, что им пора отсюда уходить. Но и сами они уже чувствовали, что засиделись на одном месте, что их ждут новые дороги. Удерживала их только Элен. Она никогда ничего не говорила, но вокруг нее создавалась нетерпеливая атмосфера путешествия. Нелепыми выглядели их усилия продолжить папины попытки сделать себя полезными. То и дело они приступали к очистке скопившегося мусора на нашей улице. Вся их помощь была очень неуклюжей. Никто не принял всерьез их стараний. На второй день папиного сна я шел мимо них и слышал, как они спорят между собой резкими голосами о вечно откладываемом большом съезде, о школе, которую обещал построить для них Папа, о деньгах. Когда они увидели меня, их лица расцвели и загорелись надеждой. Они подошли ко мне, остановились и стали наблюдать за моими движениями голодными глазами. Я принес им еду, которую украл из дома. Из-за папиного сна мы сами голодали. Мама не зарабатывала денег. Мы старались меньше есть. Мы ели в молчании, прислушиваясь к тому, как на кровати храпит Папа, поглощая воздух в комнате. Мы смотрели за тем, как растет его дух, питая наш голод. Он рос во сне. Я видел, как его нога свесилась с кровати. Я видел, как вздымается его грудь, распирая рубашку. Он набирал вес; и когда он начинал беспокойно метаться, словно объезжая во сне мифических скакунов, кровать стонала. Он спал глубоким сном, погружая комнату во тьму. Свечи горели очень низко, когда он спал. Дверь была открыта. Посетители входили, шептались над его спящим телом и на цыпочках покидали комнату.

Папа во сне заново творил этот мир. Он видел порядок вещей, и ему он не нравился. Он видел мир, в котором черные люди всегда страдают, и ему это не нравилось. Он видел страдания всех людей от полюсов до экватора, и ему это не могло понравиться. Он видел, как наши люди тонут в бедности, как они страждут, как они разобщены, как их настигают засухи и кровавые войны. Он видел, как наши люди сгибаются под натиском других сил, как ими манипулирует Западный мир, как наша история и достижения перестают существовать. Он видел богатых в нашей стране, он видел взлеты наших политиков, погрязших в коррупции, их слепоту перед нашим будущим, их жадность, их глухоту к вожделениям и мольбам наших людей, каменность их сердец и узость их мечтаний о власти. Он видел расслоение нашего общества, недостаток сплоченности, он видел, как расширяется пропасть между теми, кто имеет и теми, кто не имеет. Он очень ясно все это видел. Он видел женщин нашей страны, на рынках и в деревнях, вечно преследуемых инкубами и духами в виде бабочек; он видел всех женщин, унаследовавших чудо долготерпения. Он видел прожорливость жаб; видел предстоящие войны. Он предвидел наш экономический бум, его расточительные оргии, страдания, которые за ним последовали, изгнания на странные земли, он видел, как истощается воля людей к новым превращениям. Он видел возвышения тиранов, которых всегда порождали крайности кризиса. Он видел их долгое правление и наступивший хаос, когда они были свергнуты. Он отстаивал справедливость на планете на трех великих судах в мире духов. Он убеждал всех с фантастической страстностью, и его обвинение прозвучало, но он был один. Он не видел могучей солидарности масс в их общей борьбе, обращаясь к верховному суду духов, ходатайствуя за справедливость, равновесие сил и красоту мира, умоляя положить конец мучениям страждущих и опустошительным войнам, разрушению и жадности. Папа был один, потому что он не видел других, великого множества таких же одиноких ходатаев, ходящих по судам всего мира, в то время как борьба в тяжелом реальном мире ставила границы для людских умов. Иногда мне удавалось проникнуть в его циклические сны. Я следовал за ним, когда он удалялся в великие области и пространства, ландшафты гениев, миры до рождения, миры чистых сновидений и знаков. Иногда я следовал за ним в краткие периоды его воссоединения с собственным изначальным духом и тотемом и его быстротечного контакта с проблесками его настоящей судьбы. Я видел ангелов, изглаживающих из его памяти некоторые воспоминания о его путешествиях. Он зашел очень далеко, и его дух страждал, и пока он потел на сырой кровати, за окном пошел дождь и переставил дома на дороге в своем порядке. Дождь был кратковременный. Лягушки, жуки и вредные насекомые входили в наши жизни, и дети умирали поутру, в то время как политики на своих грузовиках провозглашали зарю новой эры нашей независимости. Папа видел предстоящие формы хаоса и один боролся с ними во сне, и тело его сотрясалось от ярости, и разные сущности охватывали его и стирали его жизнь, и когда он бился и стонал на кровати, Маме приходилось зажигать москитную спираль, палочку с благовониями и свечку, и наливать нам огогоро, и молиться за нас у дверного проема. Мама молилась на трех языках. Она взывала к предкам, взывала к Богу и призывала ангела всех женщин. Мама просила о самых простых вещах, от чего я плакал, и темнота расцветала в нашей комнате всеми красками. Она молилась о еде. Она молилась за Папу, чтобы он был здоров. Она молилась за то, чтобы мы жили в хорошем месте. Она молилась за то, чтобы жизни было больше и чтобы страдания принесли свой чудесный плод. И она молилась за меня. Три дня Мама молилась, беря в долг вино. Пространство нашей жизни сжималось. Мама худела. У нее стал пропадать голос. Она прятала глаза от мира, удаляясь в глубины мечтаний. Ее кости проступили наружу. Блузка падала с ее плеч. Волны полоумного тумана застилали ей лицо. Я заставал ее за тем, что она, не отрываясь, смотрела на трехногий папин стул. Глаза ее, казалось, просматривали фотографии ее жизни. Вечные тени голода, набегающие на храбрую гордую улыбку. Вечные крысы и тараканы, покушающиеся на нашу жизнь, крадущиеся в наши сны. Вечный закон мира, который всегда находит, как загнать каждого обратно в его угол. Вечные лендлорды, повышающие свои ренты, громилы, указывающие, за кого голосовать, дождь, просачивающийся в наши сны. Иногда ее молитвы достигали Папы, скитавшегося по сферам, где восстанавливалось мировое равновесие сил. Но дух Папы был неугомонен в поисках справедливости, настоящей жизни и подлинной революции, и он продолжал углубляться в другие миры, где обещания силы и власти были предопределены еще до рождения. Папа странствовал по сферам в поисках путей возрождения нашей расы, возрождения всех угнетенных людей. Пока я следовал за Папой в его странствиях, я научился тому, что сферы высших энергий имеют свои суды, — которые много выше нашего понимания. И нашей сферы тоже. Силы равновесия менялись каждый день. Дождь хлестал жирных и надменных, слабых и придавленных, обладающих властью и тех, кто уже не мог произнести ни слова. Дождь бросал на произвол судьбы голодных и перекормленных, больных, умирающих и тех, кто невидимо питался страданиями других. Но восстановление шло медленно, потому что наше чувство времени протяженно. Время и правда всегда идут рука об руку; те, кто кажется неустойчивым, кто пытается преградить путь справедливости, только ей способствует. Папа хотел немедленных перемен. Он хотел, чтобы справедливость настала прямо сейчас. Он хотел правды. Он хотел равновесия мировых сил. Он выдвигал ураган требований в своих снах. Он поднимал неразрешимые вопросы. Он продолжал спрашивать: ПОЧЕМУ? Вечность не отвечала ему, и он спрашивал: ЧТО МЫ ДОЛЖНЫ ДЕЛАТЬ? И затем он спрашивал: КАК МЫ ЭТО ОСУЩЕСТВИМ? Настаивая на своем, он хотел знать: КОГДА? Он неугомонно требовал: КАКОЙ ПУТЬ НАИЛУЧШИЙ? И уже с большим спокойствием, не входя с собой в неизбежную конфронтацию, он задавал вопрос: КАКОВ ПЕРВЫЙ ШАГ? Его тело росло. Цветы падали к нам на крышу. На краткое время передо мной возник дедушка, помахав мне рукой. Ребенок был рожден и не принят в свое тело. Неужели я должен был переродиться в своего отца? В своих странствиях Папа узнал, что все народы — дети; он был шокирован тем, что и наша нация — народ-абику, дитя-дух, тот, кто продолжает рождаться заново и после каждого рождения видит кровь и предательство, и отказывается оставаться здесь, пока мы не сделаем благосклонного жертвоприношения и не покажем, что нам под силу эта ноша уникальной судьбы.