О'Санчес - Побег от ствола судьбы на горе жизни и смерти

Джеймс привычно мычал в нужных местах, но не слушал – своих забот и мыслей хватало. Сейчас бы поспать, но следует дождаться Патрикова звонка…

Все же он задремал в кабинете за столом, но, услышав зуммер, сразу вскинул голову – без четверти два – и снял трубку, готовый к любым неожиданностям.

– Сорок два талера, шеф, ботинки были поношенные.

– Не выделывайся. Порядок?

– Пока да.

– Ты где?

– Дома.

– Хм, быстро. Завтра, в смысле – сегодня, в 8:30 в конторе встречаемся. И послезавтра весь день со мной, ничего больше не планируй. Захвати газеты. Спокойной ночи.

– Спо…

Джеймс широко и с наслаждением зевнул и отправился досыпать в постель, завернув по пути в туалет за малой нуждой.

…Патрик остановил мотор метрах в пятидесяти от нужного дома, рядом с мусорными баками. В половину первого ночи многие окна еще светились, и это было хорошо. (Шоферу, щупленькому и узкоглазому, не по-китайски, правда, велено было ждать и ни в коем случае из машины не выходить.) Затем он взял на обе руки объемистый полиэтиленовый мешок (туфту, чтобы лицо прикрыть) и посеменил ко второй парадной. В подъезде было почти пусто, ничего прикрывать и не понадобилось. Патрик перехватил мешок под мышку и быстрым скоком добрался до четвертого этажа. Там он прислонил его к стене и через несколько секунд, подойдя к двери, нетерпеливо и быстро стал жать кнопку звонка, словно стрелял короткими очередями.

– Кто там? – фальшивым сонным голосом спросил Червончик.

– Кто, кто – зенки протри, урод! – С этими словами Патрик поднял левую руку в перчатке и сделал ею полукруглый козырек над дверным глазком.

Может быть, осторожный Червончик и не стал бы смотреть в глазок, а тем более открывать, но он узнал характерный голос Патрика, пьяного в стельку. Сильнейшее удивление пополам с любопытством заглушило тот факт, что снизу не позвонил охранник, и он прильнул к глазку. Патрик, увидев затемнившуюся точку глазка, стремительно поднял правую руку, уперся глушителем в козырек ладони и выстрелил дважды. Важно было не прижимать ствол с глушителем к двери, иначе пистолет автоматически встал бы на предохранитель. За дверью тяжело шмякнулось тело. На лестничной клетке шум также был минимальным: два негромких хлопка да звон гильз, упавших в полиэтиленовый пакет с дыркой, надетый на правую руку с пистолетом. В левой руке Патрик уже держал ключ. Открыв замок, он отворил дверь, насколько позволила дверная цепочка, и заглянул внутрь. На полу в прихожей навзничь лежал Червончик, здорово похожий на труп. Сходство усиливало кровавое месиво на правой стороне лица и куски мозговой ткани, выпрыгнувшие из затылка. Патрик вернул дверь в прежнее положение, замкнул ее и развернулся. На площадке все было тихо. Он пересек площадку, сорвал клейкий листок, закрывающий глазок в двери напротив, подобрал мешок и, выпростав правую руку из пакета, сунул в него пистолет, но так, чтобы легко было вытащить в случае чего. Можно было уходить. Патрик положил ключ в карман и вынул оттуда револьвер с холостыми патронами, после чего выстрелил дважды, целясь в лестничный пролет – чтобы копоть в стены не попала. И со всех ног рванул по лестнице вниз. Хорошо, что все пять минут, которые длилась операция, никто из жильцов не объявился в парадной, иначе двойным убийством было бы не обойтись. А так – никого лишнего: Червончик и охранник. Того он заколол, когда вошел в парадную, открыв дверь своим ключом, а тело аккуратно уложил под стойку…

Подбегая к машине, он видел краем глаза, как загораются окна в доме. Шофер включил зажигание и отворил дверцу. Так же, краем глаза, фиксируя неподалеку во дворе человека, запоздало выгуливающего собаку, Патрик заставил себя притормозить, запихал пистолет поглубже в мешок, набитый мусором и банановой кожурой, и забросил все это в мусорный бак. Хлопнула дверца, и белая машина, взревев, умчалась в ночь. На пешем маршруте, как помнил Патрик, осталось по крайней мере два более-менее отчетливых следа ботинок 38-го размера. Пистолет (уже без глушителя) тоже должны найти, по идее; это был ствол старого образца калибром 9 мм, принятый на вооружение в Красном Китае.

– О-о, – счастливо застонал Патрик, переобуваясь в машине, – еще немного, и я без ног остался бы! Тормози здесь!

Они аккуратно захлопнули дверцы, проходными дворами выбрались на параллельную улицу и пересели в другой мотор. Еще через пару минут они затормозили возле кочегарки. Патрик лично спалил обувь, вязаную шапочку, пакет, перчатку с левой руки и напальчники с правой. Сгорел и стилет, поскольку был выточен из дерева, и вся верхняя одежда (мало ли – кровь, пороховые газы). А гильзы они выбросили из окна в воду, когда проезжали через канал.

Кочегар, он же оператор котельной, спал, мертвецки пьяный. За него дежурил племяш, который приторговывал краденым и потому очень ценил расположение банды, на чьей территории он действовал и проживал. Но что сжигали – не видел и он, уйдя в свою (дядину) каморку и не желая ничего видеть.

Очередной день принес очередные заботы. Подкидыш с волнением приступил к своим новым обязанностям. Прожив на свете двадцать один год, он успел многое повидать: и детдом, и тюрьму, и смерти корешей, и даже несложное венерическое заболевание. «Привет» от дяди Джеймса он воспринял как стоик, после того, правда, как Нестор объяснил ему ситуацию. Следов на лице не осталось, ибо Нестор, в обмен на будущий магарыч, сжалился и бил в лоб подушечкой кулака. Голова все равно звенела полдня – лапы у Нестора как кирпичи. Все то, что Нестор освоил за восемь месяцев нелегкой службы и выполнял «на автомате», Подкидышу давалось с трудом: дежурство в качестве телохранителя – это одно, а бессменное адъютантство – совсем другое. В перспективе у Подкидыша были бессонные ночи, бесконечные ожидания, вечные нахлобучки от шефа, едва ли не спортивный режим, еженедельные дрессировки у Патрика и в конце концов почти верное повышение. Дядя Джеймс никогда не забывал приподымать достойных ребят, все это знали. Поэтому братва хоть и с сочувствием отнеслась к назначению Подкидыша, но втайне почти каждый примерял к себе такой жребий – любая травинка тянется к солнцу, любой человек мечтает о большем.

Дядю Джеймса безумно раздражали постоянные огрехи Подкидыша, но он терпел и был доброжелательнее обычного, поскольку понимал и состояние своего нового адъютанта, и то, что притирка – процесс обоюдный. Парень старается, а опыт – что опыт? – опыт придет.

Перед обедом «У Пьера» Дядя Джеймс рассказал Франку о новом деле меньше, чем собирался поначалу, решив уяснить, что там собираются предложить итальянцы. Те – люди серьезные, только чересчур коварные. Дядя Джеймс объяснил Франку, что сицилийцы хотят обсудить территориальные проблемы, поскольку дурные войны всем надоели. Франк весьма ревниво воспринял сообщение Джеймса о контакте с сицилийцами, но спорить не стал и ограничился предостережением по поводу «поганых даго».