Эллисон Пирсон - И как ей это удается?

Мне нужно время, чтобы вновь настроиться на детскую волну. Благие намерения поначалу хлещут через край, я полна спортивного пыла и бравурного задора.

— Ну-у, детки мои?! И что бы вы хотели сегодня на завтрак?

Эмили с Беном приглядываются к доброй тетеньке, пока у младшего не лопается терпение и он, поднявшись в своем стульчике, не щиплет меня изо всех сил за руку — явно с целью удостоиериться, что это точно я. Облегчение обоих очевидно, когда через тридцать безумных минут место чужой добрячки вновь занимает их родная мамочка-мегера.

— А я сказала, будете пшеничные! Никаких шоколадных хлопьев — и мне плевать, чем вас кормит папа!

У Ричарда сегодня встреча с клиентом на объекте, нужно уйти пораньше. Не дождусь ли я Полу? Дождусь, если мадемуазель явится вовремя. Мне самой выходить без пятнадцати восемь, и ни секундой позже.

07.57

Вот мы наконец и заявились — с полным отсутствием раскаяния на лице и букетом разномастных извинений. Пробки виноваты, дождь, расположение звезд. Знаешь ведь, Кейт, как оно бывает. Еще бы мне не знать. Прицокиваю и вынужденно-сочувственно вздыхаю, пока наша няня заваривает себе чашечку кофе и равнодушно просматривает мой список дел на день. Справедливо указать на то, что все двадцать шесть месяцев работы в нашем доме Пола умудряется опаздывать каждое четвертое утро? Это почти наверняка скандал, а скандал отравит воздух, которым дышат мои дети. Следовательно, скандала не будет. Уж во всяком случае, не сегодня. До отхода автобуса три минуты, а до автобусной остановки шагать восемь.

08.27

Опаздываю на работу. Непристойно и беспардонно опаздываю. Автобусы торчат в пробках. К чертям автобус. Пулей по Сити-роуд, через Финс-бери-сквер, прямо по лужайке, где меня догоняет возмущенное «Эй!» дедули, чья работа и заключается в том, чтобы орать на бегунов по лужайкам.

— Эй, мисс! А вкругаля, как все, никак?

Неприятно быть объектом подобных окриков, но я, кажется, начинаю бессовестно радоваться, если мне на людях говорят «мисс». На тридцать шестом году жизни, когда сила земного тяготения и двое малолетних детей так и норовят пригнуть тебя к земле, отмахиваться от комплиментов не приходится. Кроме того, пробежка напрямик экономит минуты две с половиной.

08.47

Здание одного из старейших и самых безобразных учреждений Сити, фирмы «Эдвин Морган Форстер», находится на углу Броудгейт и Сент-Энтониз-лейн. Крепость постройки девятнадцатого века с внушительным стеклянным носом века двадцатого, оно выглядит так, будто гигантский морской лайнер врезался в универмаг и застрял в нем. На подступах к главному входу я притормаживаю для мысленной инспекции.

Обе туфли на ногах? Парные? Проверено.

Детской отрыжки на пиджаке нет? Проверено.

Юбка в трусы не засунута? Проверено.

Лифчик не торчит? Проверено.

О'кей, захожу. Марширую через мраморный холл, сую пропуск под нос охраннику Джералду. После ремонта полуторагодичной давности вестибюль «Эдвин Морган Форстер», прежде похожий на операционный зал банка, стал смахивать на вольер зоопарка, спроектированный русскими конструктивистами для нужд пингвинов. Все до единой поверхности слепят глаза арктической белизной — за исключением задней стены, выкрашенной точнехонько под цвет бирюзового подарочного мыла фирмы «Ярдли», которому моя тетушка Филлис отдавала предпочтение тридцать лет назад. Дизайнер, однако, описал данный колер как «океанский цвет мечты и перспективы» и за этот огрызок мудрости получил семьсот пятьдесят тысяч долларов от фирмы, специализирующейся на сохранении и приумножении капиталов.

Нет, вы только вообразите себе это здание! Четыре лифта на семнадцать этажей. Разделите на четыреста тридцать сотрудников, помножьте на шесть тычущих в кнопки недоумков, прибавьте двоих стервецов, не желающих придержать двери, и Розу Клебб с ее буфетной тележкой — в результате получаете четыре минуты ожидания. Или пешком по лестнице. Я выбираю лестницу.

На тринадцатом этаже, вся из себя лилово-багровая, иду прямиком к главе отдела инвестиций Робину Купер-Кларку, нашему денди в полосочку. Стычка ароматов столь же молниеносна, сколь и убийственна. Оба благоухаем. Я — туалетной водой «eau de Испарина», Робин — «Флорис Элит» с легкими нотками компьютерного «железа» и офисных аксессуаров орехового дерева.

При крайне высоком росте Робин обладает талантом смотреть на тебя сверху вниз, при этом не смотря сверху вниз, то есть ни в малейшей степени тебя не принижая. Признаться, я нисколько не удивилась, узнав в прошлом году из некролога, что его отец был епископом и кавалером ордена Военного креста [4]. Чувствуется в Робине что-то святое, вечное; за время моей работы в «ЭМФ» случались моменты, когда мне казалось, что без его доброты и чуточку смешливого уважения я бы не выжила.

— Восхитительный цвет лица, Кейт. Пробежалась на лыжах? — Уголки рта Робина приподняты в обещании улыбки, но седая кустистая бровь изогнулась дугой в сторону часов над столом.

Притвориться, что тружусь с семи утра, а сейчас просто заскочила за чашкой капуччино? Стреляю глазами по офису: мой помощник Гай многозначительно ухмыляется у автомата с водой. Черт. Гай явно узрел меня в ту же секунду, потому что его взывающий ко вниманию начальства глас уже летит над склоненными головами маклеров с прижатыми к подбородкам телефонными трубками.

— Бумаги от Бенгта Бергмана я положил тебе на стол, Катарина, — объявляет Гай. — Мои соболезнования. Опять проблемы со временем?

Обратите внимание на слово «опять» — каплю яда на кончике жала. Гаденыш. Что такое был Гай Чейз три года назад, когда мы финансировали его учебу в Европейской школе бизнеса? Сплошной головной болью, деревенщиной с дипломом Баллиольского университета в кармане допотопного костюма и острым дефицитом по части личной гигиены. Вернулся он в дымчатом костюме от Армани, с миной магистра из «Слепых амбиций». Полагаю, что не погрешу против истины, назвав Гая Чейза единственным сотрудником «Эдвин Морган Форстер», которому мое материнство доставляет радость. Ветрянка, летние каникулы, школьные рождественские спектакли — далеко не полный перечень шансов для Гая блеснуть в мое отсутствие. Мелкими пакостями он, как вы уже поняли, тоже не брезгует. В данный момент Робин Купер-Кларк смотрит на меня выжидающе. Соображай, Кейт, соображай.

Оправдать опоздание — в Сити не такая уж проблема. Главное в этом деле — выдать достойную причину из серии тех, что моя подруга Дебра называет «мужскими предлогами». Руководители среднего звена кривятся от живописаний ночного несварения желудка у годовалого младенца или самоволок няньки (услуги няньки оплачивают обычно оба родителя, но ответственность за ее расхлябанность загадочным образом перекладывается на материнские плечи), зато с превеликим удовольствием проглатывают любую ахинею на тему двигателя внутреннего сгорания. «Мотор заглох I в машину врезалась». «Видели бы вы, что творилось (вставить красочное изображение аварии) на перекрестке (вставить названия улиц)». Пройдет на ура, уверяю вас. В последнее время к перечню мужских предлогов добавилась забарахлившая сигнализация, поскольку, несмотря на откровенно дамские симптомы, как то: капризная непредсказуемость и визгливость, сигнализация тем не менее относится к мужским игрушкам и в случае поломки может потребовать срочной отлучки на станцию техобслуживания.